Олег Шовкуненко - Оружейник. Тест на выживание
Прежде чем направиться к своей машине, я огляделся по сторонам. В лагере все выглядело буднично. С полсотни людей копошилось в теплицах. Где-то позади убежища слышался приглушенный гомон множества голосов вперемешку со стуком лопат и молотков. Там заканчивали Южные ворота. Вон и дверца для них уже почти готова. Я поглядел налево, в сторону небольшого одноэтажного домика, внутри которого расположились мастерские. Как раз рядом с ним и стоял старый войсковой «Урал». К задку грузовика уже начали приваривать второй заградительный щит. Чуть поодаль виднелась длинная оранжевая автоцистерна. Раньше ее тут не было. А… знаю! Должно быть, та самая, о которой упоминал Томас. Драгоценная солярка для дизеля.
Вокруг кипел людской муравейник, частью которого я тут же себя почувствовал. И это было приятно. Это было воспоминанием о прошлом, том прошлом, в котором жил не бродячий волк по кличке Макс, а Максим Григорьевич Ветров, полковник могучей армии, гражданин великой страны. Неожиданно накатило желание быть нужным, полезным. Переполненный им, я быстро двинулся к своему БТР.
– Мать моя родная! – восторженный возглас вырвался из груди, как только я подошел к своей «восьмидесятке». Машина не была такой чистой, вероятно, с тех самых пор, как ее борта регулярно полировали руки солдат, входивших в состав боевого экипажа «302-го». А было это… еще до ханхов.
Твердо решив, что выдам семейству Орловых по еще одному боекомплекту в знак поощрения, я отпер дверь и принялся вытягивать наружу свое добро. Минут через десять я начал подъем на стену, таща на себе сумку с инструментами, чехол с двумя стволами для НСВ «Утес», ручной пулемет Калашникова образца 1961 года и два барабанных магазина к нему. Ко всему этому имуществу следовало добавить мой собственный автомат и четыре рожка патронов в кармашках нагрудника – вещи, с которыми я никогда не расстаюсь. Короче, тяжесть еще та… впору лошади, а не человеку.
Когда выложенные из кирпича ступени уже практически остались позади, дежурившая на стене группа меня наконец заметила. Двое молодых парней кинулись помогать. Не выказав ни малейшего сопротивления, я вручил одному из них РПК, а другому увесистые дисковые магазины на семьдесят пять патронов каждый и стволы к крупнокалиберному пулемету.
Из тех, кто сегодня нес вахту над воротами, я кое-кого знал. Пулеметчика звали Леха, его второго номера – Степаном Кузьмичом. Самое смешное, что Степана Кузьмича я запомнил совсем не по лицу, а по одежде, вернее, по куртке. Спортивная такая, из плотной непромокаемой ткани довольно яркой раскраски – черно-красно-белая. Помнится, я как-то раз тактично намекнул ему о необходимости маскировки. Жить, мол, дольше будешь. На что Кузьмич хохотнул и ответил, что он, как та ядовитая гадина, издалека виден. Попробуй только тронь, не поздоровится.
Помимо пулеметного расчета, память надежно хранила лица двух автоматчиков: здоровенного белобрысого парня в тертой кожаной куртке и солдата в ХБ и залатанном армейском бушлате, на погонах которого все еще оставались лычки младшего сержанта. Правда, имен ни первого, ни второго я не помнил, а может, никогда и не знал.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – сержант лихо отдал честь.
Похоже, ему доставляло удовольствие выделяться своей армейской выправкой и удалью над всеми присутствующими здесь штатскими. Детство в жопе играет. Тяга к доблестному и героическому. И как это в нем не перегорело за столько-то лет?
– Вольно! – махнул я сержанту. – Здорово, мужики! – кивнул всем остальным.
– Ну, наконец-то! Добрый доктор Айболит пожаловал, – поднялся мне навстречу Степан Кузьмич. – А то пациент уже заждался. – Второй номер пулеметчика мотнул головой в сторону крупнокалиберного «Утеса».
– Скорее не Айболит, а врач-реаниматор, – хмыкнул я. – После вас только он и требуется.
Тут я кивнул двум своим помощникам, показывая, куда поставить РПК и боеприпасы к нему. Как только ручной пулемет занял место на краю стены, я тут же начал его заряжать. Пока буду копаться с «Утесом», мой безотказный «калашников» станет главным защитником Северных ворот.
– Славно вы вчера, товарищ полковник, многолапых покосили, – с завистью в голосе обратился ко мне пулеметчик Лёха. – Вот что значит крупный калибр. На куски этих сук так и рвало. Загляденье одно!
Леха поглядел вниз со стены. Он словно и впрямь желал полюбоваться на валявшиеся там груды трупов. Я прекрасно понимал, что, скорее всего, там уже ничего нет, но все-таки не удержался и покосился туда же. Пусто. Я так и знал, что будет пусто. Только земля перепахана, как будто ее здоровенным кнутом вдоль и поперек исстегали.
Пулеметчик заметил мой взгляд и поспешил сообщить:
– Что тут ночью творилось… Жутко даже представить. Ребята, которые в ночную стояли, говорят – земля гудела, а воздух дрожал, словно во тьме железнодорожные составы носились. Они со страху все фонари зажгли, и резервные, и сигнальные, только бы не подпустить.
– Призраки? – я спросил, а сам указал Лехе на РПК, давай, мол, занимай позицию.
– Вначале местное зверье пировало, а ближе к полночи… – Леха взял артистическую паузу. – А в полночь, значит, они и заявились. Все выжрали, даже костей не оставили.
– Что-нибудь новое заметили? – достав из сумки с инструментами кусок брезента, я развернул его и стал расстилать рядом с «Утесом».
Я готовился к разборке пулемета, но мысли мои были заняты самыми таинственными и смертельно опасными существами на современной Земле, теми, кого мы окрестили призраками. Они появлялись только среди ночи и к свету не приближались. Полагаю, именно благодаря этому мы и продолжаем все еще оставаться в живых, поскольку от призраков другого спасения нет, только свет. Я слыхал истории о том, как довольно большие и хорошо вооруженные отряды, застигнутые ночью посреди пустоши и не сумевшие найти ничего подходящего, чтобы развести костры, бесследно исчезли, словно испарились вместе со снаряжением и оружием. Само собой, что о призраках почти ничего не знали. Видевшие их унесли эту тайну с собой на тот свет. Так что вопрос, заданный мною дозорным, был скорее традиционным. И, честно говоря, я ждал на него не менее традиционный ответ.
– Один парень, дежуривший этой ночью… – неуверенно протянул молодой черноволосый автоматчик, который помогал мне нести пулемет. – Он говорил… ему показалось…
– Да что ты, Карен, сопли жуешь! – прикрикнул на него Леха. – Говори уже, раз начал!
– Игорь Дмитриев рассказывал, что видел какие-то тряпки, – смущаясь, произнес парень по имени Карен.
– Какие еще, на хрен, тряпки? – в один голос переспросили я и Степан Кузьмич.
