Юрий Корчевский - Пушкарь
Через распахнутую дверь втекала вечерняя прохлада, звезды были ярче, ветерок доносил запах трав, стрекотание цикад и лягушачьи концерты.
Я уже начал впадать в дрему, когда проснулся мой мобильник.
– Слушаю!
– Юрий Григорьевич, это Атанас (заведующий наш) беспокоит. Подъедь, посмотри своего больного, его днем Федор прооперировал, а дежурантом сегодня молодой, мне домой сейчас звонил, паниковал, а Федора найти не можем.
– Так, Виктор Семенович, я в отпуске уже числюсь, да и не в городе я.
Вот окунь скользкий, как бабки с больных брать, так он в отделении главный, а как делом заниматься, это пусть другие.
– То, что не в городе, это не вопрос, скажи адрес, за тобой подъедут.
Как мог, я объяснил, где дачный кооператив, и стал одеваться. Петрович обиженно сопел, но обиды не высказывал, да и на что?
Через полчаса за забором прорезались мощные лучи фар. Взревел гудок. За калиткой стоял здоровенный «Ниссан-Патрол» черного цвета, с наглухо тонированными стеклами. Дверь салона распахнулась, и я сел в машину.
Мама моя, вот это сарай! На таком только бревна возить – и проходимость будь здоров, и вместимость позволяет. За рулем и рядом с ним, на пассажирском сиденье, расположились два «братка», почти такие же бычки – бритые головы, челюсти, перемалывающие жвачку.
– Не боись, док, за беспокойство мы отбашляем, – сказал пассажир и протянул мне сто баксов.
Я немного поколебался, но резонно предположил, что за вызов в период отпуска мне никто, никакой бюджет, платить не будет – и взял. От обоих «братков» крепко тянуло спиртным, я забеспокоился.
– Что, переживаешь, док? – коротко хохотнул водитель. – Менты все куплены, а в этом танке ничего не страшно, – и он хлопнул здоровенным кулаком по рулю.
Я был несколько другого мнения, из-за плеча «братка» поглядывал на спидометр, который уже переваливал за полторы сотни.
Показался уже наш городок. Пост ГАИ и перед ним перекресток. Справа медленно приближались фары, «браток» еще чуть надавил на газ, пытаясь проскочить перекресток первым, и это ему удалось, однако я с ужасом увидел буквально перед капотом джипа корму тракторной тележки, медленно влекомой «Беларусем». Сделать что-либо «браток» уже не успел, удар был ужасным, раздался звон стекла, хруст сжимаемого железа, треск досок прицепа и жуткий крик обоих «братков».
Очнулся я лежащим на траве, с головной болью и ощущением, что меня перед этим долго били. Я медленно сел, подавляя рвотные позывы. Картина, окружающая меня, поплыла в сторону, и я снова упал без чувств.
Второй раз я очнулся, судя по всему, часа через четыре, солнце уже значительно ушло вправо и находилось почти в зените. Сильно хотелось пить, я попытался припомнить, как я здесь оказался. Неужели с друзьями поехал на природу, упился как ежик и меня сморило в кустах? А где же компания, почему меня никто не хватился?
В голове медленно начало проясняться: Петрович, дача, «братки», гонка на джипе и удар. Ага, вот я где, вероятно, меня выкинуло через окно. Сначала я поднялся на четвереньки, покачался и, с трудом приняв вертикальное положение, огляделся. Странно, а где же разбитый джип, трактор с прицепом и шоссе? Ведь перед аварией я ясно видел впереди, не больше чем в километре, пост ГАИ. Наверняка кто-то уже должен был сообщить о происшедшем.
Я подобрал свою сумку и начал выписывать концентрические круги, пытаясь определить, где шоссе и разбитый джип. В голове мелькнуло, а сейчас уже полдень, авария случилась вечером, не может же быть, чтобы и люди, и техника находились здесь так долго. Понимание этого несколько восстановило душевное равновесие. Я оглядел себя – видок еще тот: одежда выпачкана, а кое-где и порвана. Сделал окрест пару расходящихся кругов, и пришло понимание чего-то странного. Авария произошла на шоссе, а шума оживленной магистрали не слышно, хотя в это время движение должно быть интенсивным. В душе зашевелился червячок страха, неуверенности, стало пусто под ложечкой. Может, бандюганы завезли меня подальше в лес, да и бросили? Зачем им это? Может, я уже в раю? Тогда почему в выпачканной одежде, да еще и с сумкой? Как я представлял себе этот рай – люди, а вернее, уже не люди должны быть в белой одежде. Тоже что-то не то. Не мудрствуя лукаво пошел напрямик, имея в виду, что рано или поздно наткнусь на тропинку, дорогу или жилье, а там сориентируюсь. Вокруг стоял березовый лес, редкий, просвечиваемый солнцем насквозь, весело чирикали птицы. Начинало пригревать, запах трав просто одурманивал. Наконец лес почти закончился и на опушке я увидел узкую проселочную дорогу. Наконец-то! Пришлось топать часа два. Я несколько раз глядел на часы, но время тянулось как-то медленно. Один раз попробовал позвонить по сотовому, но на экранчике высвечивалось «поиск сети» и елочки антенны не было. Решив, что станция сети далеко, попыток созвониться больше не повторял. Вдали послышался перестук колес, и навстречу, из-за поворота, показалась лошадка, запряженная в телегу, на которой восседал мужичок зрелого возраста с окладистой бородой. Я остановился – все равно встретимся.
Телега поравнялась со мной, мужичок натянул вожжи, и телега остановилась. Глядел мужичок настороженно, в телеге под рукой лежал топор. Конечно, рядом с лесом стоит неизвестно кто в грязной и местами драной одежде, незнакомый, а в деревнях все обычно друг друга знают.
Я поздоровался как можно вежливей, мужик степенно ответил: «И ты будь здрав». Говор был какой-то странный. Я поинтересовался, далеко ли до города, и тут же услышал в ответ: «А до какого?» Это меня огорошило. Да ведь от моего родного города, где и произошла авария, километров сорок не было других городов. «А какой ближе?» – «Так, до Касимова верст двадцать, а до Лашмы и более будет». Я не мог сообразить, где это, ближе двухсот-трехсот километров таких точно не было, что за область-то?
Мужик, глядя на мою вытянутую физиономию, добавил: «Рязанские мы».
Вот это ешкин кот! Это же верная тысяча километров от моего города и дома. Попросившись подъехать хоть до ближайшей деревни, уселся на подводу. Тряское оказалось средство передвижения, на всех корнях деревьев, выбоинах тряслась и подпрыгивала так, что екали кишки. Глянул на часы и, заметив удивленный взгляд мужика, брошенный искоса, спросил:
– А день-то какой?
– Знамо дело, среда.
– А месяц?
– Травень.
– А год?
– Одна тысяча шестьсот тринадцатый от Рождества Христова, – и мужик перекрестился.
Если бы я не сидел на телеге, я бы точно упал. Дико вытаращившись на мужика, я ожидал усмешки от неудачной шутки, а глаза шарили в поисках подтверждения по одежде возницы. Учитывая, что в мое время нестоличные жители одевались с рынков, где было в основном китайское и турецкое барахло, на ямщике не было вещей с молниями и заклепками, не было часов, не было туфель, а сапоги – короткие, черные, с подошвой без каблука.
