Николай Шмелёв - Поцелуй кобры. По следу Кроноса
— Что толку суетиться, — нервно говорил Кащей, тыча пальцем собеседнику и компаньону в грудь. — Дрожжей-то, всё-равно, нет.
— Зачем вам дрожжи? — весело отозвался Крон. — Насыпали опилок в чан — через месяц, и так, всё скиснет. Не обязательно кидать в бачок килограммовую пачку дрожжей, чтобы потом бегать за ёмкостью, смотря, как она прыгает по полу. Достаточно маленькой щепотки катализатора — для толчка.
— Для толчка бумага нужна, — хмуро отозвался Сутулый.
— Или штанга, — не менее сурово, добавил Кащей.
— Месяц они не выдержат, — согласился с доводами обоих, Комбат и, все продолжили заниматься своими делами, оставив самогоноварение фольклорным персонажам.
Сизый дым из помещения правления почти не выветривался, смешиваясь с кухонными запахами и навсегда въелся в бревенчатые стены. Печка-буржуйка исправно дымила, не только трубой, добавляя свою лепту в атмосферу помещения, в виде синего дымка и, если бы не тепло, которая она вырабатывала, её бы давно выкинули. Как прочищать дымоходы от чёрной сажи, никто не имел ни малейшего представления, а если и имел, то весьма смутное.
В запылённом углу, как накрахмаленные воротнички, стояли Бармалеевские носки, добавляя аромат к существующим дезодорантам.
— Ну, ты — орёл! — восхитился Почтальон. — Такой комплект защиты на когти отхватил. Кувалдой не сомнёшь.
— Да они толстые и шерстяные! — оправдывался владелец доспехов, под общее хихиканье. — По умолчанию — не гнутся.
— Как у мощной кольчуги — тройная вязка, — усмехнулся Крон. — Теперь ты можешь на снегу спать, без спального мешка из медвежьего меха.
— И по кислоте ходить, — добавил Почтальон. — Кто знает, а вдруг — пригодится.
В комплект мебели, включенную в реестр, входил допотопный деревянный табурет, создавая уют и вызывая удивление. Старый. Облезлый. Предыдущая краска, наложенная в древние времена, когда про химию в этих местах никто не слышал, просматривалась из-под новой, из-за того, что поздние наслоения порядком облупились. Синие, жёлтые и даже красные оттенки радовали глаз. Сколько их было, слоёв — никто не знал. Узнали благодаря Сутулому и отсутствию ворон, которых, от безделья, можно пересчитывать. Он пересчитал красочные слои. Оказалось — восемь. Для выяснения этой истины, пришлось, даже, некоторые позднейшие наслоения отколупывать. Классический табурет, который, в наши дни, можно встретить только в самых глухих деревнях, имел не менее классический вырез, посередине сиденья. Ярко выраженный тороидальный полубублик вызывал удивление у молодого поколения, да и старожилы, так же не могли дать вразумительный ответ, об истинном предназначении отверстия.
— Для чего здесь дыра? — поинтересовался Сутулый: ни у кого, и у всех — сразу.
— Для того, чтобы не прело всё, что соприкасается с деревом, на котором сидишь, — прояснил Крон истинное положение дел, в столярном ремесле, незадачливому исследователю русской старины.
— А может быть — для проветривания недержания? — усомнился Комбат, недоверчиво посматривая на разноцветную табуретку.
— Недержание — чего? — возразил Крон. — Если газов, то по тыкве однозначно получишь, независимо оттого, привстанешь ты с табурета или нет!
— У меня в башке проводятся параллели с детским стульчаком, — вмешался Доцент, давясь от смеха.
— Да чего там гадать? — не выдержал накала прений Бульдозер. — Дыра нужна для того, чтобы сквозняком гостю геморрой надуло! Хозяин-то, небось, в кресле сидит или на мягком и тёплом стуле. Нечего, понимаешь, без приглашения по гостям шляться.
Остальные молча согласились с железным доводом и вернулись к незавершённым делам.
Уже длительное время Крон корпел над мундштуком для трубки: мастер-форма, акриловый слепок, гипсовый саркофаг — приспособление предполагалось быть массивным, потому что изготавливалось из эпоксидной смолы и имитировало янтарь. Но не это определяло размеры, а главное, толщину изделия. Мелкие муравьи Крона не интересовали, как заменители природного образования. Даже мёртвый шмель уступил место, далеко не из-за размеров, другому насекомому. В мундштуке был погребён: нет, не паук, а дохлый таракан, позаимствованный у знакомых, в те времена, когда они устроили в своей квартире газовую атаку, охотясь на усатых приживальщиков. Чего стоило Крону приспособить его на место, знают только Высшие силы но, теперь это была не просто трубка с янтарным мундштуком, а самый настоящий выпендрёж. В недрах искусственной смолы, среди прочего мусора, имитировавшего природные осадки, отлично просматривался рыжий таракан, не растерявший своих усов и навечно застывший, в растерянной позе.
— Крон, я читал, что есть специальные мундштуки, в которых струя дыма направляется вверх — на нёбо, — обратился к нему Бармалей, которому нечего было делать и от безделья, оставалось только вмешиваться в работу мастеров, строя нелепые предположения.
— Да-да, конечно, — не замедлил ответить Крон. — У меня, как раз, оно закрыто пластмассой так, что никаких вкусовых ощущений эта область не передаёт.
— Кто — оно? — не понял Пифагор.
— Нёбо — так перетак!
— Можно же снять, — удивился Бармалей простоте решения проблемы и неприятия, этого решения, отдельными гражданами.
— Можно, — согласился Крон. — В домашних условиях, оно, конечно, понятно, но я представляю себе другую картину: элитный клуб, кругом дымят кубинские сигары, по тысяче баков за штуку и тут — я достаю пачку беломора. Деловито разламываю папиросу и набиваю трубку. Можно, разумеется, подсуетиться и разжиться «Герцеговиной Флор», но не суть в этом. Далее: снимаю вставную челюсть, протираю её носовым платком и прячу в нагрудный карман; поправляю бабочку и смачно затягиваюсь…
Почтальон поперхнулся от смеха и махнув рукой, вышел перекурить на свежий воздух. Остальные опять продолжили решать неотложные проблемы, от которых их без конца отвлекали.
Сутулый подошёл к кухонной плите и открыл крышку кастрюли, в которой кипела вода, имевшая странный, красно — коричневый цвет. Деловито помахав в воздухе слегка обожжёнными пальцами, он забросил в кипящую воду пару картошек в мундире, не обременяя себя чисткой корнеплодов и справедливо рассудив, что, судя по цвету воды, там уже варятся похожие овощи.
— Ты что наделал, дурак! — крикнул Крон, аж взопрев от волнения.
— А что? — непонимающе, пожал плечами повар-неудачник.
— Там бриар кипятится! — простонал мастер по обработке древесины. — Из него я хотел фешенебельную трубку вырезать. Теперь, вместо утончённого запаха корня вереска, она будет вонять гнилой картошкой.
Услышав про кастрюлю, и про то, что в ней что-то испортили, Пифагор встрепенулся, как раненная птица, вспомнив про забытые макароны, которые было необходимо отбросить.
— А где? — задал он риторический вопрос, подбежав плите.
— Я их уже откинул, — раздался голос Комбата, из дальнего угла, откуда доносилось смачное чавканье.
— Копыта? — посыпались со всех сторон предположения.
— Холодец варится в отдельной кастрюле, — не растерялся добровольный помощник повара.
Пифагор взглянул на дуршлаг и задал второй риторический вопрос:
— А в чём это макароны? Как-будто кто-то чай просыпал. Крон, ты в кастрюлю трубку не ронял?
— Нет! Их Комбат, какой-то индийской присыпкой приправил.
— Вот отстой, — вздохнул Сутулый, стоящий рядом и отлавливающий картошку из грязной посуды, в котором кипел корень загадочного северного растения, не желавшего расти среди кустов средней полосы России…
Заглядывая в дуршлаг, в котором, вперемежку с макаронами, чёрными точками не вписывались в общую картину бытия инородные вкрапления, он добавил, к сказанному:
— Осталось, только, мантры спеть, в позе лотоса.
— Только эту позу и знаешь, из богатого арсенала индийских йогов? — укоризненно покачал головой Доцент, до этого момента, всё больше предпочитавший молчать. — Вон, наши туристы в палатках — не ограничивают себя в том, что знают и, судя по шуму, осваивают новые методы, которые принесли с собой современные структуры информационной войны, да мода — на восточные ухищрения. Да и баня не простаивает…
— Эх, молодо-зелено! — вздохнул Бульдозер. — Никаких ограничений.
— Это да, — поддакнул Крон. — Один сексопатолог вспоминал случай, из своей практики. Пришли к нему молодожёны. Начали они новую совместную жизнь быстро, много и с помощью тяжёлой артиллерии.
— Это как? — удивился Комбат.
— Как-как! Взялись за дело рьяно: не с обольстительного нижнего белья, и даже не с ролевых игр, а сразу с видеокассет. В результате, на приём пришли два выпотрошенных, не могущих видеть друг друга, пациента.
— В этом возрасте, желают всё много и сразу, — вынес свой вердикт Почтальон, вернувшийся с улицы, если лесную глушь можно так назвать. — Любовь это или нет — нужна проверка временем и, как это часто бывает, чувства не выдерживают, испаряясь на нет. Тема избитая и поэтому, хватит про…, у нас дел — невпроворот.
