Александр Орлик - Маскаль: Врата Ада
Я продал машину и закрыл кредитную карточку – ни то ни другое ТАМ мне не понадобится.
Написал завещание – завещал все своё имущество своей бывшей жене, которая с ребенком уехала в её родной Харьков после развода. На родину ее потянуло, мать её… На гарных хлопцив. Ну да ладно. Боль меня мучила не по ней, но она растила моего ребенка и заслужила это. Если я не вернусь, конечно…
Нашел пару книг на украинском и зачитал их до дыр – язык красивый, да и наверняка пригодится. А вот бывшая, кстати, не владела.
Домашний телефон я отключил сразу, сотовый сменил, расторгнув старые договора. Уходя – уходи...
Бравый украинский таможенник бесперспективно порылся в моих скудных пожитках. Что может найти в брезентовом рюкзаке одетого как грибник москаля доблестный инспектор? У меня нет даже лекарств. Только мыло, начатая буханка хлеба, палка копченой колбасы, смена белья, крепкие, высокие рыбачьи сапоги (знал бы, что так понадобятся – купил бы три пары, не поглядел, что жутко дорогие) и неновый спальный мешок. Плащ мой его тоже не заинтересовал. И не надо…
Спросил для приличия про валюту – и очень удивился, когда я показал ему небольшую сумму в гривнах. А я просто поменял деньги в Москве, на Киевском вокзале – на всякий случай.
Неприятные сюрпризы начались с Киева. Таксисты упорно не хотели слышать ни о какой чернобыльской зоне отчуждения, и даже уговоры на приемлемом, как оказалось, украинском, на который некоторые принципиально переходили – не помогли. Я понял. Они – боялись. Боялись все, и чего-то очень страшного.
Еще меня удивило большое количество иностранных военных, среди которых попадались знаки различия самых разных стран, и даже очень смуглые лица, похожие на лица пакистанских торговцев электроникой на Любавинском рынке рядом с моим домом в Москве, не были редкостью. Все они очень мало разговаривали, много курили и не улыбались вообще. Выглядели непривычно, даже форма, всегда столь щегольски подогнанная по фигуре у натовских военных, была затерта и надета абы как.
Уже наступили сумерки, странные какие-то – это я позже заметил, когда наконец уговорил одного странного пожилого мужика на древнем «иже» отвезти меня к ближайшему блок-посту Зоны Отчуждения.
Случилось это совсем случайно - я бесцельно брел по северной окраине Киева, в надежде найти попутную машину или уговорить водителя какого-нибудь грузовика. В конце концов, надо было заночевать, а разложить спальник где-то в незнакомой мне столице было неразумно. Киев все больше напоминал мне «прифронтовой» Ташкент конца Афганской войны, который я видел в каком-то старом фильме.
Мужик не спеша покручивал заводную ручку, очевидно, что процедура была привычной. На вид – лет семьдесят с лишним, следы былой выправки – скорее всего, бывший военный… Я навскидку задал ему вопрос – не может ли он отвезти меня. Он ответил без спешки, не отрываясь от дела, но коротко и твёрдо – да.
Легкость, с которой он согласился, не спросив даже про деньги, меня несколько удивила. Однако, загружая в багажник свой рюкзак, я увидел там почти такой же, только очень затертый и выгоревший, в каких-то явно не отмывающихся даже растворителем застарелых пятнах.
Двигатель завёлся, и Геннадий Иванович, как представился мой нежданный персональный водитель, просто предложил мне загружаться в машину. Второго предложения я не ждал.
Уже когда автомобиль неспешно выруливал с окружной на шоссе, я вдруг понял, отчего меня не оставляет чувство какой-то ирреальности происходящего. Двигатель. Он не просто работал ровно, это был дизель! Дизельный двигатель на допотопном «москвиче»? Это было из области фантастики.
Геннадий Иванович ехал молча, педантично соблюдая все правила дорожного движения, что по моему немалому опыту вождения в Украине было уже удивительным. Минут через 30 после начала поездки вдруг заговорил.
В темноте автомобиля голос его прозвучал неожиданно молодо и никак не вязался с возрастом.
- Рыбак – коротко сказал он, обернувшись на меня и коротко кивнув. Я сразу понял – это имя. Или кличка. Или, как говорят герои фильмов про спецслужбы, оперативный псевдоним.
Я сразу решил, что спрашивать этого человека о чем-то бессмысленно. Захочет – сам расскажет – то, что сочтет нужным. Так и произошло.
Сам по себе его рассказ прозвучал крайне буднично. Он, отставной советский офицер спецназа ГРУ, забытый после развала СССР в 1991 году и никому не нужный вдовец без детей, промышлял долгое время раскулачиванием имущества брошенного на превращенной в огромную радиоактивную свалку территории Чернобыльской Зоны Отчуждения, кое-как огороженной и чисто символически охранявшейся вечно пьяненькими воровливыми ментами.
Так как заражённость радиодеталей и дефицитных в то время узлов автомобилей не была уж очень опасной, а регулярно принимаемая в меру и для здоровья водка выводила излишки, дело шло, скупщики охотно брали подшипники, распредвалы и карбюраторы – и это было неплохим подспорьем к скудной пенсии.
И всё шло хорошо, пока не взорвался Саркофаг, которым в советские еще времена героические, не щадившие жизней ликвидаторы накрыли взорвавшийся реактор четвертого блока АЭС.
Рыбаку повезло. Как раз в день Второго Взрыва он просто отсыпался на грязном топчане после обильных возлияний в подвальном помещении на границе Зоны Отчуждения, которое подобные ему отчаянные люди, именуемые Сталкерами, использовали как перевалочный пункт и склад для своих трофеев. Там даже был заныкан тщательно оберегаемый ручной пулемет, невесть как не вывезенный военными при ликвидации Первой Катастрофы из какого-то караульного помещения.
Пулемет пристреляли, так как в Зоне появились ходоки другого рода – бандиты. Не чета мародерам и сталкерам – эти подонки, состоявшие в основном из беглых преступников и примкнувших к ним деклассированных элементов, как правило, нападали неожиданно и в лучшем случае отпускали своих жертв без хабара, снаряжения и пищи. Могли и убить – многие сталкеры и мародеры пропадали бесследно, а в Зоне круглые сутки постреливали.
В то утро ничто не предвещало беды. Сталкеры, сдав скупщику Мозаю добычу, решили по обычаю отметить это дело смесью спирта с водой, у Мозая гордо и справедливо именуемой «Водкой», которую у оного же и прикупили.
Выпили, закусили, снова выпили. Степенно поговорили о делах, обменялись наблюдениями за радиоактивными пятнами. Выпили еще. За здоровье, чтобы, значит, радиация вышла. Перекурили на улице, и после посошковой разложились по любезно предоставленным хозяином – Мозаем – топчанам.
От чудовищной силы взрыва Рыбак подлетел в воздух и больно шлепнулся на пол. Сон прошел мгновенно, натренированный и тогда еще не старый организм пятидесятилетнего отставного спецназовца среагировал привычно быстро. Алкоголь в крови заменил адреналин.
На улицу лучше было не выглядывать – помимо ярких, фантасмагорических всполохов где-то на Западе, в районе АЭС, было понимание того, что от такой встряски половина засыпанных при ликвидации могильников радиоактивных, фонящих материалов просто откроется… Так и случилось.
Все, кто остались на поверхности, либо мутировали, либо погибли сразу, либо превратились в зомби – необъяснимое с точки зрения науки явление мертво-живого человека.
Зона изменилась неузнаваемо и наполнилась электромагнитными аномалиями и мутантами. И если появление аномалий хоть как-то укладывалось в голове людей, то скорость, с которой мутировали выжившие во время второго взрыва твари и с которой они размножились – необъяснима. Более того, учёные – научники, как их называли обитатели Зоны, – не смогли пока найти внятного объяснения такому обилию мутировавшей живности.
Твари, появившиеся на границах Зоны спустя несколько дней после Взрыва, убивали все немутировавшее живое, вызывая паническое бегство зверей и птиц с окраинных территорий. Правительство Украины окружило территорию кольцом войск, однако первые же столкновения неподготовленных военных с жуткими тварями имели следствием гибель нескольких подразделений, огромные потери.
Приехавшие со всего мира эксперты ООН были единодушны – территория подлежит изоляции наглухо. Украина согласилась впустить международный контингент. Территорию Зоны, тогда ещё примерно сорок километров с Севера на Юг и тридцать два – с Востока на Запад, начали огораживать, сначала кольцами густых минных полей, а потом и колючей проволокой и забором. Последнее, впрочем, оборудовалось более от людей, пытавшихся войти в Зону в поисках удивительного явления, которое можно было обнаружить в местах сработки аномалий – артефактов. Эти предметы различной формы и свойств ставили учёных в тупик, но быстро стали пользоваться огромным рыночным спросом. Сталкеры стали ходить за ними.
