Александр Сухов - Пламенный Путь
— Ты, Митрич, не раскисай тока! — Варвара поспешила успокоить павшего духом компаньона. — Давай-ка луче тяпнем по граммуле, а то выпивка выдохнется. — И скосив глаза на усердно прильнувшего к бутылочке младенца, добродушно молвила: — Вон как уписывает, ажно глазенки выпучил — торопится. Малой, а уже понимает, что могут отнять, потому и спешит. — Затем она взяла со стола стакан и, взглянув, на приунывшего Митрича провозгласила: — Давай, сосед, за мир во всем мире и что б войны не было и чтобы всем людя?м на Земле щастье было, а нам с тобой — особенное. А самое главное, чтоб моя единственная дочурка — Людочка взялась за ум и наконец-то занялась воспитанием свово ребятеночка, мово внука, значить.
Бывший энтомолог возражений не имел и оба дружно выпили. Варвара затянула было разухабистое «Ой, ой, в глазах туман, кружится голова», но в это время противно скрипнула входная дверь, в прихожей тускло вспыхнула подвешенная к потолку лампочка-сороковка.
— А вот и Людочка пришла, — пьяным голосом констатировал профессор.
— Явилась, не запылилась блудница драная! — зло прошипела Варвара.
Наконец, избавившись от верхней одежды, на кухню завалила и сама Людмила, весьма эффектная на лицо и фигуру молодая женщина.
— Уси, пуси, мой маленький! — первым делом она полезла к сыну с тем, чтобы чмокнуть сосущего из бутылочки младенца в маковку.
— Изыди, лярва! — грозно зыркнула на нее мать. — Ребятенка застудишь!
— Здравствуйте, Варфоломей Дмитриевич! — Людмила плюхнулась на табурет рядом с соседом. — Смотрю, у вас тут праздник. Что отмечаем?
— День Граненого Стакана, — вместо Митрича ответствовала Варвара Павловна. — А что? Имеем право, поскольку трудящие пенсионеры. Не в пример некоторым, — мать многозначительно посмотрела на дочь, — задами перед мужиками не виляем, а подрабатываем, как можем, чтобы прокормить некоторых лодырей в юбке.
— Ну, мама, ты и сказанула! — потешно выпучила глаза дочь. — Это как же Варфоломей Дмитриевич по-твоему будет перед мужиками задом вилять. Он же у нас вполне нормальный мужчина, не в пример некоторым.
— Тварь, языкастая! — тут же завелась с пол-оборота Варвара. — Да я в твои годы…
— Дамы, дамы! — не позволил разгореться пожару междоусобной свары Митрич. — Давайте-ка лучше выпьем за любовь и дружбу, за улыбки милых, за сердечность встреч, так сказать.
— А чо, — хищно ухмыльнулась Людмила, — за любовь и дружбу я завсегда готова. Наливайте, Варфоломей Дмитриевич.
Варвара Павловна в свою очередь также не стала возражать, поскольку хоть и была по своей натуре дамой вспыльчивой, но отходила столь же быстро, как закипала.
Митрич откупорил бутылку и сноровисто накатил в три стакана граммов по пятьдесят и задорно провозгласил в дополнение к уже произнесенному тосту:
— Поднимем бокалы, содвинем их разом, да здравствуют музы, да здравствует разум!
Подняли, содвинули и, зажмурившись, одним глотком влили в себя огненную жидкость. Скуксившись от мерзкого сивушного привкуса пойла, дружно потянулись к хлебу и зельцу.
Между тем младенец выдул до последней капли молочную смесь из бутылочки, радостно загукал и потянулся ручонками к матери. Людмила в свою очередь громко засюсюкала и подхватила сына на руки и, горько расплакавшись, запричитала:
— Аристусик мой ненаглядный, как же я без тебя жить-то буду!? А тебе без матушки родной каково придется?..
— Ты чего это, девка, удумала?! — Варвара, несмотря на принятую внутрь приличную дозу алкоголя, не потеряла связи с реальным миром. — Куда это намылилась?!
— Не намылилась, маменька, замуж выхожу, — гордо вскинув голову, заявила во всеуслышание Людмила.
— Это хто ж у нас на такую прынцессу позарился? — с ехидцей в голосе поинтересовалась мать. — Какому дураку щастье такое выпало? И при чем мой внук?
— А при том, мама, что Джон сделал мне предложение. Как только мы официально вступим в брак, он улетает в Америку, ну и меня забирает, как свою законную супругу. Ар ю андестенд?
— Иесс оф коз, — Митрич вышел из хмельного транса и невпопад продолжил: — Ту би, ор нот ту би… бедный Йорик, я знал его, Горацио…
— Да погодь ты, старый дурень, анихею нести! — рявкнула на соседа Варвара и, с подозрением воззрившись на дочь, спросила: — Это какой же такой Джон?
— Джон Макмиллан из Калифорнии — это штат у них такой в Америке, у него там крупная ферма, и вообще, мой Джончик самый настоящий капиталист миллионер, между прочим. Влюбился в меня без памяти, «Людмила, — грит, — виходьи за менья замуж и мы с тобой уедем из этот ужасний Сибир в мой родной Калафорния».
— В Калифорнии хорошо, — вновь проявил эрудицию бывший энтомолог, — там лето круглый год, апельсины растут, бабочки всякие, паучки…
— Ну вот и отлично, — мгновенно сориентировалась Варвара, — кажинный день ребенку витамины будешь давать. Мы-то этих апельсинов и прочих фруктов раз в год видим.
— … и океан там Тихий, — продолжал бормотать себе под нос мужчина.
— Что тихий, это здорово, — одобрила Варвара, — хужее, когда Ледовитый, али еще какой другой Северный. — Затем, покачав головой, уважительно посмотрела на дочь, мол, не ожидала от эдакой дурищи столь мудрого поступка. — И где ж ты свово американца захомутала?
— Джон дипломат, какой-то там атташе в американском посольстве, а в Новосибирске в командировке, чой-то изучает, грит, социологией занимается или чем-то там еще.
— А вдруг, доча, он шпион? — мать со страхом уставилась на Людмилу. — Сколь себя помню, а иностранцев в наш город нечасто пускают.
— Да брось, мама! — беззаботно махнула ладошкой дочь. — Перестройка на дворе, а ты заладила: «шпион». А по мне хотя бы и шпион, лишь бы увез отсюда куда подальше. Надоело среди быдла неотесанного. Красивой жизни хочу.
— Ну что ж, — радостно заулыбалась Варвара, — выходи замуж доча, увезет он тебя в свою Америку, и тебе с дитем хорошо, и мне послабление: на старости лет не тащить вас двоих.
На что Людмила потупила очи и со смущением в голосе сказала:
— Понимаешь, мама, Джон очень религиозный человек и не поймет, если я скажу ему, что у меня есть нагулянный ребенок. То есть, если бы Аристарх был рожден в законном браке, проблемы бы не было, а так, если он что-то узнает, тут же откажется жениться, несмотря на всю свою горячую любовь ко мне. Короче, мамочка, мой будущий супруг не должен ничего заподозрить. Поэтому мой сын и твой внук останется здесь, а уж я из Америки о вас непременно позабочусь: деньги буду высылать, вещи, и все, что вашей душе будет угодно. А со временем, повинюсь перед мужем, и тебя с мальчиком заберу в Калифорнию, а если Варфоломей Дмитриевич захочет, так и его с собой прихватим. А чего? Оформите с ним законный брак и айда в Америку к дочери с зятем! Ох, и заживем мы тогда все вместе, на берегу Тихого океана, среди апельсиновых кущ и бабочек!
Смысл слов дочери не сразу дошел до сознания Варвары Павловны. Какое-то время женщина переваривала услышанное, а когда наконец переварила, возмущению ее не было предела:
— Ну ты и тварь, Людка! Сука! Гадюка подколодная! Гля, Митрич, какую стерву уродила, да выпестовала. Теперича, значить, она с милым дружком в Америку, а дитя на мою шею посадить. Хочет, чтобы я тут сдохла! Так, доченька?.. Не, не дождесся, шалава похотливая! Она, значить, со своим хахалем там в Америках красивой жизнью заживут, а бабке в говне по уши ходи!
— Но, мама, я же сказала, что буду присылать вам деньги и всякие вещи, — Людмила попыталась утихомирить не на шутку разбушевавшуюся мать. — И вообще, через пару годков заберу вас к себе…
Неожиданно женщина успокоилась, потянулась к бутылке, накатила с четверть стакана и махнула залпом. Затем с ехидной ухмылкой посмотрела на дочь.
— Короче, Людочка, коль замуж собралась, либо забирай мальца с собой, либо… сдай его в приют, а на меня не надейся. Нету у меня ни силов, ни желания с им заниматься. У мамы, может быть, личная жизнь только начинается. С Митричем за зиму на таре подзаработаем, а летом в Крым махнем. Глядишь, хоть перед смертушкой на море взгляну. Я ведь, родимая, почитай всю жизнь горбатила, сначала на твово отца-алкаша, потом на тебя. Теперь хочу хоть немного для себя пожить. Правильно, Митрич?
Энтомолог устремил осоловелый взгляд куда-то мимо соседки и пробормотал что-то маловразумительное:
— Майн либер фрау Варвара, метхен Людмила, же ву при пардон… ке дьябль… — Выдав означенную тираду, он набрал полные легкие воздуха и громко запел: — Америка, Америка Год шед хиз грейс он фи… — Вполне вероятно, Элвис Пресли в этот момент перевернулся в гробу, настолько неблагозвучным было исполнение популярной песни. Но вскоре пожилой профессор выдохся, не допев до конца фразу о янтарных волнах на колосящихся полях великой Америки, уронил голову на грудь и уставился тупо на кончики носков своих калош.
