Дмитрий Лекух - Черные крылья Бога
Преданные, как мохнатые служебные псы, и оттого – постоянно напряженные.
А по поверхности тогда еще чистого прямоугольника плавали большие белые птицы.
Отец, помнится, очень не любил людей, которые крошили им хлеб, говорил, что они превращают этих гордецов в попрошаек.
Но птицы все равно были очень красивы.
Не знаю, что с ними потом произошло.
Может, улетели.
А может, их просто сожрали, когда в городе возникли первые проблемы с продуктами.
Кстати, не исключено, что сожрали их именно те, кто до этого старательно крошил птицам тогда еще очень дешевый белый хлеб.
Все может быть.
Вот такая вот, блин, диалектика.
Я прикрутил «Харлей» цепью к древней чугунной тумбе и пошел к воде. Воняло так, что ноздри наружу выворачивало.
Ничего.
Я привык…
Постоял, покурил. Вспоминать ничего почему-то не захотелось. Потом обернулся на тихий металлический лязг. Чумазый подбандитыш лет одиннадцати от роду деловито вскрывал контейнер, прикрученный к багажнику моего байка.
Когда он сообразил, что я его заметил, то сразу же ощерился, продемонстрировав ряд желтых гнилых зубов, и, сплюнув сквозь дырку в этом богатстве, полез за пазуху за дешевеньким самопальным пистолетом.
Не успел, разумеется.
Ага.
Вид такой игрушки, как «Стеблин», действует на некоторых индивидуумов крайне отрезвляюще.
Любителя чужих мотоциклов как ветром сдуло.
И хорошо.
Честно говоря, мне почему-то совсем не хотелось его убивать…
…Дома меня ждал неприятный сюрприз.
У входа в подъезд на ржавеющей металлической трубе, покрытой в глубокой древности толстым слоем голубой масляной краски, жевал дешевую пластиковую зубочистку коп.
И не просто тебе коп, а Коп с большой буквы.
По-другому и не обзовешь.
Никак.
Поручик столичной полиции Борис Костенко.
Мой, кстати, сослуживец по вдрызг проигранной всеми сторонами конфликта кровавой и, как позднее выяснилось, бессмысленной Крымской кампании.
В прошлом.
У меня все – в прошлом…
– За город собрался, Гор?
Вот… мать.
Неужели Макс?
Убью скотину…
– Не понял…
– А что тут понимать. Сержант!
Вот те на!
Из подъезда, лениво поводя плечиком, нарисовалась Красотуля.
Собственной, блин, темноволосой и зеленоглазой персоной.
В черной спецназовской форме, с широкой лычкой старшего сержанта службы внутренней безопасности…
А на вид по-прежнему – лет пятнадцать.
Ну, шестнадцать от силы.
Дела…
Я вытянул вперед руки.
Под наручники.
Попал – значит, попал.
Что тут еще обсуждать-то?
Расслабился.
Таких, расслабленных, копы как раз и имеют.
Аксиома.
Которую я на этот раз почему-то забыл…
Ничего, откупимся.
Не от Костенко, конечно, – этот-то не берет.
Принципиально.
Но на любого Костенко его же собственное начальство имеется.
Которое почему-то всегда очень хочет жрать.
Всегда.
И желательно – чтобы аж в три горла.
Но Боб почему-то медлил.
– За что Рыжего пришил, лишенец?
– А вот здесь извини, господин начальник. Не мое это санитарное мероприятие.
Боб хмыкнул:
– А если даже и твое, то один хрен фиг что докажем. Знакомо…
– И хорошо, что знакомо. Меньше времени потратим. На понт взять хотел, начальник?
– Да нет. Я же тебя как облупленного знаю, капитан. И тебя, и Побегалова твоего. Вот только не пойму…
– Как я докатился до жизни такой?
– Именно, – Боб удовлетворенно хмыкнул. – Ладно, езжай…
А вот это – уже что-то новенькое.
Я даже удивился.
– Запрет на выезды снят. Мосгордумой. Все равно вас, психов, надо стрелять, как бешеных псов. А за городом это и без нас сделают. И за патроны отчитываться не надо.
Ну…
Это он дал.
Когда это спецназ за патроны отчитывался? А?! Не напомните, господин поручик?!
Я достал пачку турецких сигарет.
Дико дорогих и, разумеется, – контрабандных.
Протянул Бобу.
Хорошая новость, что тут говорить.
Просто замечательная…
– Слушай, капитан, – Боб вынул из пачки две сигареты, одну сунул за ухо. – Может, все-таки вернемся к нашему разговору?
– Насчет Крыльев?
Коп кивнул.
Я только скривился, будто вспомнил давно забытое ощущение вкуса лимона во рту.
– Ты же знаешь, что нет. Мы с тобой, помнится, было дело, когда-то вместе дрались в Крыму с УНСО, а эти орелики, хоть намекни, чем лучше? Тем, что они – наши? Тем, что ты среди них, что ли? Так лично мне твоя морда, прости, никогда по этой жизни не нравилась…
– Не гони, капитан. Среди Крыльев нет наци. Ты и сам это прекрасно знаешь. Там все – наши, евреи, хохлы. Даже черные.
Я демонстративно отщелкнул в сторону подъезда окурок такого размера, что за него один оборванец мог вполне спокойно пустить кровь другому.
Точно такому же, как и он сам.
А что?
Могу себе позволить.
Я – капитан.
Это, простите, всему городу известно.
А тем, кому неизвестно, тот же Веточка может лекцию прочитать, если им этого, разумеется, захочется.
Или Гурам.
Да, собственно говоря, много желающих найдется, целый отряд.
Носорог, говорят, глух и подслеповат, но это – проблема не носорога.
А тех, кто забыл, что, разогнавшись, он очень хреново останавливается.
Инерция.
И это тоже отнюдь не его проблема.
Такие дела…
– Нет, поручик. Я несколько раз не повторяю. Если больше нечего сказать – вали отсюда. Не порти воздух.
И тут взвилась Красотуля.
А я уж про нее и думать забыл, про эту маленькую шлюшку с унтер-офицерскими нашивками.
– Чистенький, да?! С фашистами не хочешь связываться, да? С бандитами лучше, да?! А кто порядок в городе наведет, кто… Герой, еб твою мать!!! Ордена, небось, в сортире развесил, мразь?!
Истерика в ее исполнении была откровенно смешна.
А вот новенький усовершенствованный «Стеблин» в правой руке – с этаким аргументом хрен поспоришь.
Особенно ежели он находится в руке брызжущей слюной малолетней дуры и истерички.
Хлоп!
Н-да…
Все-таки Боб – хороший полицейский.
«Стеблин» отлетел к одной стене, а чересчур рьяная сержантша – к другой.
Заработав еще по ходу дела пару хороших оплеух и, естественно, разревевшись.
– Ты извини, Егор, у нее сестру…
Боб махнул рукой.
Все понятно.
Все с нами понятно…
Девочка, естественно, из хорошей интеллигентной семьи.
Сестренку у нее, понимаешь, обидели.
Вот девочка и пошла мстить.
Интересно, куда она попала вначале: сперва в Крылья, потом в полицию, или сперва в полицию, а уж потом в Крылья?
Фаши любят копов.
И любят служить в полиции.
Да и полицейское начальство тоже не возражает.
В ментовку в последнее время идут такие отбросы, что Крылья по сравнению с ними – образец добропорядочности.
Рыжий, кстати, говорят, тоже хотел пойти в Отделение потрудиться.
А что?
Таких много…
Говорят, правда, в последнее время падали по Отделениям поменьше стало.
Крыло внутренней безопасности суд присяжных и прочие демократические процедуры не очень уважает.
Как и остальные процедуры, за исключением, пожалуй, оглашения приговора.
Это у них – завсегда пожалуйста.
Причем, болтают, тот, кто приговаривает, – сам и исполняет.
Но это так, слухи.
Что там на самом деле происходит, никто на самом деле не знает. Только догадываются.
Я проследил, как Боб довел Красотулю до броневика.
Хмыкнул.
Выкурил еще одну сигарету на относительно свежем московском воздухе.
Потом пошел домой.
Завтракать…
Все-таки фермерские продукты – это продукты.
Тина, ее как не синтезируй, все равно по вкусу – сушеное дерьмо.
Только что питательное.
Хотя, когда были времена похуже, жрал я, ребята, этот искусственный белок – аж за ушами трещало.
Спасибо прежнему мэру – за то, что он этот завод переделал.
Как чувствовал.
Иначе в этом городе сейчас, наверное, даже и крыс бы не осталось.
А так – ничего.
Живем…
…Разорвав вакуумную упаковку, я не особо торопясь мелко нашинковал помидоры.
Настрогал небольшими кусочками жирный крестьянский окорок, бросил на сковородку.
Залил полудюжиной яиц.
Достал два тщательно просушенных сухаря.
Три года назад за такую трапезу могли, кстати, и расстрелять.
Запросто.
Незаконное хранение незаконно приобретенных продовольственных товаров.
А также их неумеренное поглощение без разрешения вышестоящего начальства, которое тоже жрать, извините, хочет.
Ну и чем тебе не статья?!
Нет, что ни говори, а жизнь в этом городе все-таки, кажется, постепенно меняется к лучшему.
Хотя мы и не любим в этом сознаваться.
Такие дела…
Глава 1. «Подвал»
Вечером позвонил Веточка.
– Эт-та, – зевает в трубку. – Когда выходим-то, капитан?
Н-да-а… Хоть я его и люблю, но он все-таки непроходимый, конченый идиот.
Такое уже даже и лечить бесполезно.
– А мы что, разве куда-то выходим? – удивляюсь. – Может, хотя бы скажешь, куда и зачем?
