Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница
В Дистрикте 13 было единственное неудобство - он располагался в подполье, одежда была одинаковой, еда была относительно безвкусна, но для беженцев из Двенадцатого, все это не имело значения. Они были в безопасности. О них заботились. Они были живы и радостно приветствовались жителями Тринадцатого.
Энтузиазм жителей Тринадцатого расценивался как доброта. Но мужчина по имени Далтон, беженец из Дистрикта 10, который несколько лет назад пешком пришел в Тринадцатый, объяснил мне их мотивы.
- Они нуждаются в тебе. Во мне.Они нуждаются во всех нас. Некоторое время назад, у них была эпидемия сифилиса, которая убила многих и оставила огромное количество народа бесплодными. Мы - способ увеличения населения. Такую роль они отводят нам.
В Десятом он работал на одном из коровьих ферм, поддерживая генетическое разнообразие поголовья с помощью внедрения замороженных коровьих эмбрионов. Он - вероятно прав
насчет тринадцатого, потому что мне кажется, что нас постоянно дурачат. Но как? Мы занимаемся не только составлением планов, мы также
обучаемся для работы, дети учатся.
Тем, которым было более чем четырнадцать, присваивают начальный уровень и дают место в
вооруженных силах. К ним необходимо обращаться с уважением "Солдат". Каждому беженцу власти предоставляют автоматическое гражданство Тринадцатого.
Все же я ненавижу их. Но, конечно же, теперь я ненавижу почти всех. Больше чем кто-либо другой. Поверхность под моими ногами становится тверже и под ковром из пепла я чувствую квадратные булыжники. По границе периметра пролегает тонкий слой мусора, в том месте где находились рыночные лавки.
Куча почерневшего щебня вместо Здания Правосудия. Я иду к приблизительному месторасположению пекарни семьи Пита. От нее почти ничего не осталось, кроме расплавленной духовки. Ни родители Пита, ни его двое старших братьев не добрались до Тринадцатого. Менее чем дюжине людей удалось вырваться из окруженного огнем Дистрикта 12. У Пита не было никакой надежды вернуться домой. Кроме меня.
Я отступаю от пекарни и натыкаюсь на что-то, теряю контроль над собой, и обнаруживаю себя сидящей на обломке, нагретого солнцем, металла. Я ломаю голову над тем, как все это выглядело раньше, затем вспоминаю те изменения на площади, которые провел Тред. Склад, пункт наказаний и остатки виселицы.
Я бегу. Подальше от площади, к единственному месту не разрушенному огнем. Я приближаюсь к дому мэра, в котором жила моя подруга Мадж. Нет никаких известий от нее или ее семьи. Были ли они эвакуированы Капитолием по причине положения ее отца или погибли здесь? Пепел вздымается вокруг меня и я тяну кромку рубашки ко рту. Мне не хочется дышать через нее, но иначе я просто задохнусь.
Трава была опалена и на ней осел серый пепельный снег, но двенадцать замечательных домиков из деревни победителей были нетронуты. Я забегаю в дом, в котором жила в течение последнего года, хлопаю дверью , оставляю дверь закрытой и как будто возвращаюсь в прошлое. Место выглядит нетронутым. Чистым. Устрашающе тихим. Почему же я вернулась в двенадцатый? Как может этот визит дать мне ответ на вопрос, от которого я бегу?
- Что я собираюсь сделать? - шепчу я стенам. Потому что я и правда не знаю этого.
Люди продолжают говорить мне, говорить, говорить, говорить. Плутарх Хивенсби. Его правая рука Фальвия Карди. Все сборище лидеров Дистрикта. Военные чиновники. Но только не Алма Коин, президент Тринадцатого, которая всегда точна как часы. Ей было примерно пятьдесят, и у нее были седые волосы свободно падающие на плечи.
Я несколько очарована ее волосами, так как она умеет укладывать их в очень аккуратный пучок. Ее глаза серы, но не как те, что у людей из Шлака. Они очень бледны, как будто весь цвет был высосан из них. Цвета грязного снега, который таял. 0
Все, чего они хотят - это чтобы я взяла на себя роль, которую они спроектировали для меня. Символ революции. Сойка - пересмешница. Того, что я бросила вызов Капитолию в играх недостаточно, чтобы считать мою работу законченной. Фактически, я должна стать лидером. Лицом. Голосом. Живым воплощением революции. Человек, который открыто мог бы находиться в состоянии войны с Капитолием, мог бы дать надежду на победу другим Дистриктам. И я должна стать эти человеком.
Я не буду делать это в одиночку. У них есть целая команда, чтобы помогать мне, одевать меня, писать мои речи, организовывать мои появления - все это кажется мне таким ужасно знакомым- и все что я должна делать, это просто играть свою роль. Иногда я слушаю их, иногда я только смотрю на идеально уложенные волосы Коин и пытаюсь понять парик ли это. В конечном счете я покидаю комнату, потому что голова начинает болеть или нужно поесть, или я становлюсь неуравновешенной и могу начать кричать. Я не тружусь кому-либо что-либо объяснять. Я просто встаю и выхожу.
Вчера вечером, как только за мной закрылась дверь, я услышала как Коин сказала
- Я полагаю сначала мы должны спасти мальчика.
Она имела в виду Пита. Я не могла согласиться с этими речами. Он был бы превосходным помощником. И кого же они вместо этого вытаскивали с арены? Меня, ту которая не будет сотрудничать. Бити, старого изобретателя из Третьего, которого я вижу редко потому что после травмы он мог сидеть вертикально только минуту.
Абсолютно точно, они перенесли его больничную койку в некую совершенно секретную область и теперь он только иногда имеет силы для принятия пищи. Он очень умный и очень хочет помочь, но если честно он не борец. Есть еще и Финник Одейр, секс символ рыбацкого Дистрикта, который поддерживал Пита на арене, когда я не имела такой возможности.
Они хотят превратить Финника в лидера повстанцев, но сначала придется заставить его бодрствовать на протяжении более пяти минут. Даже когда он в сознании, вы должны сказать ему все три раза, чтобы пробиться к его мозгу. (East) 2
Врачи говорят, что это от поражения электрическим током, которое он получил на арене, но я знаю, что все намного сложнее. Я знаю, что Финник не может ни на чем сосредоточится в Тринадцатом, потому что он очень хочет увидеть, что происходит в Капитолии с Анни, сумашедшей девушкой из его дистрикта, единственным человеком, которого он любил.
Несмотря на серьезные претензии, я должна простить Финника за его роль в этом заговоре, из-за которого я здесь. По крайней мере, он имеет представление о том, через что я прохожу. И нужно иметь избыточное количество энергии, чтобы злиться и кричать на кого-то просто так.
Я двигаюсь осторожно, по-охотничьи, опасаясь издать какой нибудь слишком громкий звук. Я поднимаю несколько воспоминаний из прошлого: фотографию моих родителей в день их свадьбы, синюю ленту для волос Прим, семейную книгу лекарственных и съедобных растений. Книга открывается на странице с желтыми цветами, и я быстро закрываю ее, потому что они были нарисованы кисточкой Пита.
Если какой - нибудь план в выполнении чего-либо? Моя мать, моя сестра и семья Гейла в конце концов были в безопасности. Что касается других из Двенадцатого, люди или мертвы, что необратимо, или под защитой Тринадцатого. Это оставляет надежду мятежникам в Дистриктах. Конечно же, я ненавижу Капитолий, но у меня нет никакой уверенности в том, что будь я сойкой - пересмешницей принесу пользу тем, кто пытается свергнуть его. Как я могу помочь Дистриктам, если каждое мое движение приводит к страданию и потере жизни? Тот же старик, растрелляный в Дистрикте 11 только за то, что он свистел.
Применение чрезвычайных мер в Двенадцатом, после того, как я вмешалась в наказание Гейла. Мой стилист, Цинна, весь в крови, избитый и неосознающий что происходит, в Комнате Запуска перед стартом Игр. Источники Плутарха полагают, что он был убит во время допроса. Прекрасный, загадочный и замечательный Цинна был мертв благодаря мне. Я задвинула эту мысль подальше, так как она была слишком болезненна, чтобы перестать думать о ней не теряя свое хрупкое самообладание.
Что я собираюсь сделать?
Стать сойкой-пересмешницей....могла ли какая-либо польза перевесить все потери? Кто может правильно ответить на этот вопрос? Конечно не команда из Тринадцатого. Я клянусь, что теперь когда моя семья и Гейл в безопасности, я могу убежать. За исключением одного незаконченного дела. Пит. Если бы я знала наверняка что он мертв, то я могла бы исчезнуть в лесах и никогда не возвращаться назад. Но пока я точно не знаю, мне приходиться торчать тут.
Я поворачиваюсь на пятке, издавая шипящий звук. В дверном проеме кухни , выгнувшись назад и встопоршив уши, стоял самый уродливый кот в мире.
- Лютик, - говорю я. Тысячи людей мертвы, но он выжил и даже выглядит упитанным. Но как? Он может войти и выйти из дома через окно, которое мы всегда оставляли приоткрытым в кладовой. Он должно быть ел полевок. Я отказываюсь рассматривать альтернативу им.
