Александр Зорич - Группа эскорта
Но добрались же мы, а? Добрались? Молодцы мы, верно?
И я как-то успокоился. Да гребись оно конем! Папашка Снегирев сам виноват.
Кабы я знал, какая завяжется хренотень!
Так вышло, ребята, что до конца тут было еще очень и очень неблизко. Всяко до конца моего маршрута. О других не скажу пока. А мне еще предстояло сорок верст по говнам плыть, как моя бабуля говаривала.
Ближе всех к электровозу стоял Молот.
Потом — Зара. Третьим — я. А замыкающим — Плешь.
Молот скомандовал:
— А ну-ка, Плешь, иди первым. Твоя очередь.
Когда Снегирева скрутило, это было страшно. Но к такому нас готовили. Мы понимали: да, Зона — гадина, такое тут случается сплошь и рядом. Но дальше пошла такая свистопляска, к какой ни я, ни Зара готовы не были.
Короче, Плешь повел себя странно. Он так спокойно — не завизжал, не запенился — отвечает мастеру:
— Давай-ка Зара сейчас первой пойдет.
Молот опешил.
— Ты что, Плешь? Обуел? Ты обязан.
А тот ровно так ему, ни страха, ничего такого, мирно заявляет:
— Да нет, мастер, я ж не против, я потом пойду, на обратном пути, хоть до самой точки. А сейчас Зары очередь, она еще ни разу первой не была, да и ближе она к тебе.
Молот бросил ему:
— Боишься?
А тот опять без эмоций:
— Мастер, да я же хочу как лучше. Я-то с маршрута на шаг сойду, пока вас троих обходить буду. И мне отсюда — двадцать шагов, а ей всего десять. И обходить Заре одного тебя… Мастер, так техничней будет, реально.
Какая же дурь у Плеши в башке завелась? На пустом месте с ведущим спорит, умный, блин, нашелся!
И Зара опять напряглась:
— Да я не против. Когда мужиков нет, баба их мужское дело еще и получше сделает. Всегда так было.
— Вот и хорошо, мастер. Вот и отлично.
Только Молот себя заморочить не дал. И я бы не дал на его месте. Глядит он на Плешь недобро, тяжело глядит и холодно цедит — у меня от его голоса аж мурашки побежали:
— Подмастерье Плешь, вперед.
И стволом штурмовой винтовки легонько так ведет. Мол, не подумай, Плешь, что я скупой. Пулю на тебя потрачу, хоть она и денег стоит.
А у нашего замыкающего ухмылочка такая пакостная на губах играет.
— Хорошо, мастер. Без вопросов, мастер. Дай мне только одну минутку, я кое-что из рюкзака выну. Забыл одну мелочь защитную. Минуточку всего, мастер. И сейчас же вперед пойду, не сердись. Да? Я тебе покорен.
Молот, мудрый человек, не стал накалять. Ему с ведомым на маршруте сцепляться — тоже радость небольшая. Он и говорит:
— Ладно. Давай по-быстрому, что у тебя там…
— Сей момент, мастер! Сей момент.
А место — недоброе, неудобное место. Очень не хочется здесь задерживаться. Какая моча ему в голову вступила? Угробит же нас, ни за грош угробит, притырок.
Вот прикиньте: мы стоим в сотне метров от вокзального здания железнодорожной станции Янов. Поблизости от нас — четыре старых электровоза, притом наш, в смысле, тот, где хабар нас дожидается, — самый старый. Остальные выглядят поновее, хотя, в сущности, такая же ржавь. Один аж с рельсов сошел, отдыхает на насыпи: невесть какая аномалия с путей его столкнула.
Чуть подальше, будто длинная коричневая змея, тянется электричка. Ей сто лет в обед, в 1986 году на ней людей эвакуировать хотели, да вот что-то не задалось. Застыла тут навсегда, рассыпается в труху…
Стоит, понятно, только то, что не разворовали тридцать лет назад. К станции со всех сторон подступает лес. Так вот, мы посреди всего этого путейского царства торчим на бетонных шпалах, открытые со всех сторон. Если сейчас на нас смотрит сквозь прорезь прицела умелый стрелок — из раздолбанного вагона электрички, из леса, с крыши вокзала, — то ему при некоторой сноровке снять нас четверых как два пальца об асфальт.
Я осторожненько начинаю «качать маятник». На всякий случай. От снайперского беспредела.
Плешь медленно снимает рюкзак, ставит его на железнодорожную насыпь, а сам садится на рельс. Затем он вынимает какие-то, хрен пойми, свертки, распаковывает их…
— Шевелись, — подбадривает его Молот.
— Сейчас-сейчас…
К нам Плешь сидит спиной, а потому ни Молоту, ни Заре не видно, с чем он там шебуршится. А мне — видно. Я ведь всего в пяти шагах от него, от меня так просто не закроешься.
Плешь скупыми точными движениями собирает какую-то металлическую конструкцию. Собирает очень быстро, и по его ухваткам ясно, что работает он как профи. Очень ловко. Наконец, он вбивает в металлическую конструкцию магазин, и я понимаю: старенький финский автомат «Суоми» с диском древних патронов наш брат Плешь притащил в Зону лишь для отвода глаз. Древняя херь, откопанная, по его словам, «в местах боев», не шла ни в какое сравнение с жутковатым металлическим насекомым, секунду назад очутившимся у него в руках. Что это у тебя, брат? Я такого даже на картинках не видел.
Слышится щелчок, а потом еще один. Плешь снимает пушку с предохранителя и передергивает затвор.
Миг — и он уже стоит, повернувшись к Молоту.
— Подмастерье Плешь! — ревет мастер.
— Да как ты смеешь перечить Молоту! — вопит Зара.
А я… я пока ничего не понимаю, но инстинкт самосохранения заставляет меня на шажочек, всего на один шажочек, отойти с маршрута в сторону.
Конечно, над гравием очень трудно различить аномалии — трава не выжжена, поскольку травы нет, и если по соседству со мной летает «жарка», хрена с два я ее увижу. К тому же денек выдался ясный, и в полдень не разберешь, искрит там над путями какая-нибудь электрическая фигня или не искрит. Но… лучше рискнуть и сделать шажочек в сторону, чем рискнуть и остаться на линии огня. Спинным мозгом чувствую, сейчас кто-нибудь нажмет на спусковой крючок.
Но какого хрена?!
— Кому-то Молот, — медленно произносит Плешь, — а кому-то и Сопля. Вспоминаешь, дружок?
На роже его держится все та же ухмылочка, только она застыла, омертвела. И выглядит Плешь так, словно напялил маску клоуна. Злого, пакостного клоуна.
— Да кто ты такой? — неожиданно севшим голосом спрашивает мастер. Вопрос его звучит неуверенно.
«Сопля? — прикидываю я. — Мастер Сопля? Не бывает мастеров с такими именами».
— Сопля? — обалдело повторяет Зара.
Мастер растерянно всматривается в клоунскую маску Плеши.
— Ё! Клещ…
— Узнал, сучонок?
Оба нажимают на спусковые крючки одновременно.
Опупительно дорогой «Тавор-5» со съемным глушителем, оптикой, электронным счетчиком патронов и другими тюнинг-примочками выплюнул в сторону Плеши длинную очередь из полудюжины пуль. Мастер не мог промазать. Но его противник только шатнулся и отступил на полметра назад — как от хорошего удара кулаком.
Чудовище в руках Плеши глухо взрыкнуло всего один раз и дало сильную вспышку. Мастер дернулся. Руки его выпустили штурмовую винтовку, и железяка оглушительно ударилась о рельс. Из груди мастера кровь рванула так, будто в нем проделали сквозную дыру толкушкой для картофеля.
Ох, а ведь и впрямь сквозную. И бронежилет словно промокашку…
Мастер рухнул на гравий ничком, как подкошенный. Умер моментально, слова не успел сказать.
— Не надо было недооценивать отечественного производителя, Сопля, — вежливо обратился к мертвецу Плешь. — Вот чего ты добился своим израильским говном за две штуки? Причем тебе, лоху, пушка небось за все три досталась… Чего, скажи мне, сынок? Да ничего. А мой «Кабан» на Ижевском заводе клепан, по персональному заказу. И бронька тоже наша, покойник Лодочник ее по-своему заморачивал. Прикинь, у кого теперь зашибись, а кто слил, сынок.
Я всё никак не мог сосредоточиться. Сознание мое не желало концентрироваться. Оно желало пропустить ту дребедень, которая происходила у меня перед глазами, в смысле, пропустить, как пропускают на улице торопыг, нагло ломящихся против толпы в противоположную сторону.
Торопишься? Локтями работаешь? Грубишь? Да хрен с тобой, топай, мне на морду твою смотреть противно. Чеши! Я тебя через десять секунд забуду.
Вот так и я, ребята. Зырю, а понимать не хочу. Пусть бы оно всё ушло, пусть этого не было. Пусть бы я — отдельно, а оно — отдельно.
И я стою дурак-дураком, рта не разеваю, стволом не двигаю.
Повезло мне тогда. Как знать, остался бы жив, если б рыпнулся.
— Теперь, девочка, мы сделаем вот как, — обращается Плешь к Заре. — Ты просто поймешь одну простую вещь: попытаешься навести на меня свой карабинчик, тебе хана. Начнешь выяснять, кто тут главный, тебе хана. Не будешь меня слушаться, тебе хана.
Меня он и в расчет не принимает. Мол, тихий парень, борзоты — ноль, не стоит париться…
Зара — не я. Не стоило с ней так говорить. Он ее только завел. «Девочка»! Отцу она своему «девочка» была, да и то недолго.
— Я отцу своему девочка была, да и то недолго, — отвечает Зара и глядит на Плешь напряженно так, точно скушать хочет и уже прикидывает: начать с уха или с носа. — Ты мастера убил, тебе не жить. Мы из Зоны без него не выйдем. А если и выйдем, тебе там братья глаз на жопу натянут. Орден…
