Константин Скуратов - Рожденные в Зоне. Передышки не будет!
— В рюкзачках у нас, — смущенно ответил Волку Мотыль, — не поверишь! Не неведома зверушка, а реальный пацан несталкерских лет.
— А я уж подумал было, что вы в куклы играть начали от безделья и непрухи, — хмыкнул Волк, — ты смотри, дышит! И где вы его откопали?
— В Темной Долине нашли. Плакал под деревом.
Уловив необычность происходящего, к ним стали подтягиваться другие сталкеры.
— Не бюрер?
— Ты что? Нормальный ребенок. Мальчик.
— Нормальный ребенок в Зоне — это само по себе уже не нормально. Ладно, доставай дитя — он у Чеха в сидоре почти совсем задохнулся.
— Да нет, — спохватился Мотыль, — мы его таким уже нашли. Оголодал малец. Пока шли, все боялся, что кони дви… помрет, в общем.
Волк внимательно осмотрел ребенка, шепнул кому-то пару слов, и через минуту, торопливо вытирая жирные от мяса губы, рядом возник местный костоправ и целитель — тоже сталкер, естественно — Сашка Зараза.
На кличку Сашка не обижался, наоборот, при оказании помощи шутил — зараза к Заразе не пристает! И лечил, как мог. Иногда и впрямь спасал. Иногда…. А другие врачи были недалеко — в военном госпитале за Периметром, да только туда сталкеру вход закрыт. Ну, нет у сталкера столько денег, чтобы лечиться на белых простынях…
Зараза мгновенно вник в ситуацию, решительно выпростал ребенка из свитера и потащил в ближайший подвал, объяснив на ходу:
— Лучше на грязном матрасе, чем на чистой пыли.
Чех ушел за ним — все равно делать нечего, да и ответственность некоторую ощущал, а Мотыль остался и в сжатой форме рассказал историю находки. Все сильно удивились.
— Пигмея свитер-то, — неожиданно сказал кто-то из сталкеров.
— По запаху, что ли, определил? — хмыкнул Волк.
— Зачем по запаху…. Вон, на подоле метка хлоркой сделана. Так и написано — Вл. Сечин. То есть, Пигмей. Вова. Я его еще на Большой Земле знал. И здесь за хабаром не раз ходили вместе.
— И где он сейчас?
— Снорк его знает, — пожал плечами сталкер, — он с полгода как в одного начал путешествовать. А потом вообще ушел в Припять и исчез. Долговцы как-то видели его в районе Янова, но толком ничего не объяснили — вроде он какой-то путь мимо ЧАЭС на север нашел….
— Н-да, — сказал Мотыль, — как же он сейчас без свитера…. Или новый купил?
Все помолчали. Самый естественный и самый плохой вариант обсуждать, глядя на ночь, никому не захотелось.
Из подвала выскочил Зараза, подбежал к сталкерам, спросил:
— Ребята, кому не жалко, дайте пару сотен. Пацану срочно капельницу поставить нужно, а я все деньги еще вчера про… кончились, в общем.
— А где ты капельницу найдешь? У вояк, что ли?
— К Сидоровичу сгоняю. У этого кабана в заначке, небось, даже ядерные бомбы есть.
Он выхватил из протянутых кулаков несколько бумажек и крикнул, убегая в темноту:
— Водку, сволочи, всю не выпейте! Мне для дезинфекции стакан оставьте.
— Охренеешь со стакана, — пробурчал Мотыль, внезапно ощутив навалившуюся усталость, — мясцом угостите, что ли.
— Это можно, — Волк кивнул молодому сталкеру, тот бросился к костру.
Зараза вернулся через пять минут, крикнул торжествующе:- Я же говорил! — и нырнул в подвал. Следом подошли Холера и Бизон.
— Якись, оглашенный ликар у нас, — сказал Холера, — влез без очереди, Сидоровича с кресла сорвал…
— Систему какую-то просил, — поддержал его Бизон, — торгаш аж крякнул. Ну, говорит, сколько лет в закромах пылилась, я уже думал — зря деньги плачены.
— Пойду, гляну, — не выдержал Мотыль и зашагал к подвалу. Холера увязался следом.
В подвале при неверном свете коптилки прямо на полу лежал матрас. На матрасе лежал ребенок. Чех стоял рядом на коленях и изображал из себя штатив для капельницы. На его лице было написано крупными буквами — вот это я вляпался.
Зараза ползал на четвереньках, то и дело поправляя трубки.
— О! папаши! — радостно встретил он сталкеров, — как сыночка назовем?
— Ну, как он? — спросил Мотыль.
— Все вовремя. Истощение, конечно, сильное, но не критическое. Сам себя еще переваривать не начал. Вот, зафигачил ему капельницу — глюкоза внутривенно. А колбасу ему еще долго будет нельзя, — бодро доложил доктор.
— Это почему?
— Потому что. Кишки слипнутся. Как очнется — бульончик куриный — не из кубиков! — кашки разные по ложечке в день. Пока заново есть не научится.
— Грамотный, — хмыкнул Холера.
— А то! — согласился с ним доктор, — вам со мной вообще повезло, а мальцу так прямо счастье — я ж по образованию педиатр.
— Педи… кто?! — сощурился Холера.
— Педиатр. Детский врач.
— Блин, спасибо, что предупредил, — крякнул Холера, — чтоб ко мне и близко теперь не подходил!
— Да ты что?! — удивился Зараза, — это ж профессия, а не ориентация! У нас — у врачей — такие названия бывают, что некоторые малограмотные старушки от неожиданности в обморок падают. Вот, к примеру — логопед. Нравится?
Холера пробурчал что-то непонятное.
— Или вот вообще — гомеопат, — продолжал Зараза, — уважаемые люди, между прочим. И хирурги пишутся через «и», а не как ты всегда думал.
— Ну, пристала зараза к холере, — засмеялся Мотыль и направился к выходу. Красный от смущения Холера бросился следом, а в спину ему безжалостно продолжал выговаривать доктор:
— Да ты, серость радиопассивная, даже не знаешь, что все птицы на земле — вообще педекласты!
— Как?! — Мотыль замер в дверях, пораженный новой информацией.
— Латынь, братцы — она и в Зоне латынь. Все, у кого ноги в коленях сгибаются в обратную сторону — это педекласты.
— А у кого в нормальную сторону сгибаются?
— Забыл, — огорченно вздохнул Зараза, — водка — она на память не самым лучшим образом влияет.
— Ребята, может, меня кто-нибудь подменит? — жалобно сказал Чех, — гомеопаты хреновы…
— Сейчас Волку скажу, пусть из молодняка пару медбратьев организует, — пообещал Мотыль и вылез из подвала в ночь.
Они еще долго сидели у костра, пили водку Холеры, закусывали колбасой Бизона и лениво перебрасывались ничего не значащими словами, думая об одном и том же…
— Как он птиц обозвал? — собираясь уходить, неожиданно спросил Холера.
— Эти… как их… педекласты, кажется.
— Тьфу! — сплюнул Холера, — эти латинцы — сами извращенцы были, похлеще наших геев. Потому и вымерли, видать…
Утро выдалось на загляденье. Солнце грело, а не жгло, ветерок едва шелестел сочной листвой. Какая, к черту, Зона — пионерский лагерь в Подмосковье. Даже комаров не было.
Сталкеры один за другим выползали из своих схронов на свежий воздух, очумело вертели головами и в нецензурно-доступной форме объясняли себе и окружающим, что жить-то, оказывается, хорошо!
Холера вразвалочку добрел до обугленной туши кабана, вырезал кусок мяса попрожареннее и подсел на лавочку к Мотылю, уже евшему жаркое.
— Знаешь, а я вспомнил этого Пигмея, — неожиданно сказал он.
— Какого Пигмея?
— Ну, в чьем свитере мальчонка был. Я с ним в прошлом году на Агропроме две недели от вояк отбивался. Чего пристали? — он пожал плечами, — потом вместе — кто остался — ушли на Янтарь, к Левше. Через месяц столкнулись лбами у моста в Лиманск, два дня у Лесника чаю с целебными травками покурили, и разошлись, как в море корабли.
— Я тоже его знаю, — сказал подошедший Бизон, — он всегда какой-то нелюдимый был, слова не вытянешь, а в последнее время вообще в одиночки подался.
Все помолчали. Одиночка — это круто даже по сталкерским меркам. В группе легче — и спину прикроют, и раненого дотащат, и припасами поделятся. А одиночка только на себя рассчитывает. И на капризную Удачу. Потому и живут они недолго.
Покончив с завтраком, сталкеры как по команде вытащили сигареты, закурили.
— А, может, я и путаю, — после глубокой затяжки сказал Холера, — может, то совсем не Пигмей был. За столько лет сталкерня вся перемешалась в голове. Иногда подойдешь к зеркалу и смотришь, смотришь — а это кто такой…
Бизон лениво хохотнул. Разговор завял.
— Интересно, — после долгой паузы сказал Бизон, — как там наш мальчик?
— А вот доктор покажется — спросим, — ответил Мотыль, — педиатр, мля…
Неожиданно из подвала, в котором вчера под капельницей лежал в беспамятстве ребенок, раздался шум, крики. На поверхность резво выскочил мальчик, снова одетый в засаленный свитер — рукава закатаны, подол наподобие макси-юбки тянется по земле, цепляясь за препятствия и путаясь в ногах. Вылитый бюрер. Следом мчался Зараза с капельницей в руке.
Ребенок на мгновение остановился, и крикнул тоненьким детским голоском доктору такое, отчего тот остановился, махнул рукой, плюнул в сердцах и сел на подвернувшийся ящик с видом крайнего потрясения.
Эхо сделало чеканную фразу мальца крылатой.
