Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ) - МакКаммон Роберт Рик

— Я собиралась задать ему тот же вопрос, — она плавным движением обвила рукой талию Майкла.

— Уже достаточно талантливых и способных полковников, — ответил волк из своей клетки. — Я предпочитаю быть ближе к действию.

— Ах! — воскликнул Риттенкретт. — Слова человека, который поистине достоин быть полковником. А ваш акцент… это…

— Вестфальский, — ответил Майкл. — Я родился в Дортмунде, сэр.

— Мне приходилось бывать в больнице Хадамар там. Ужасно, что ваш славный город так пострадал от бомбардировок. Но очень скоро все восстановят, за это могу ручаться. Полагаю, вы были здесь прошлой ночью? Во время воздушного налета?

— Был, да, — было около одиннадцати часов, когда завопили сирены, и Майкл пребывал в постели, приходя в себя после долгой дороги. Он спустился в подвал с другими гостями — там было, быть может, семьдесят человек или около того. Огни мерцали, по стенам и полу разливалась неприятная вибрация, ощущались угрожающие толчки. Некоторые из женщин начали рыдать, держа на руках детей, однако обошлось без жертв: бомбардировщики оставили кратеры от бомб и выжженные пожарища в другой части города.

— Готовьтесь к худшему, — предостерег Риттенкретт, больше не улыбаясь. — Но не бойтесь. Наши мужественные офицеры люфтваффе оказывают должный отпор налетчикам. Я знаю, что у них еще есть козыри в рукаве, в этом можно не сомневаться.

— Я не боюсь, — ответил Майкл. Козыри в рукаве? Ему не понравилось, как это звучало. — У меня максимальная степень доверия к военной авиации, и я знаю, что в конечном итоге она уничтожит наших врагов, — он решил добавить. — Если фюрер говорит, что это произойдет… так оно и будет.

— Верно, — Риттенкретт подался вперед к нему и вполголоса предостерег снова. — Но все же, майор, убедитесь, что ваша задница будет находиться в убежище, когда снова зазвучат сирены, — затем он рассмеялся, подмигнул Майклу и тяжело похлопал его по плечу. Самозваный немецкий майор сумел выдавить из себя улыбку и кивок.

Бандит вернулся с тарелкой торта и мороженного, держа во второй руке вилку и ложку с выгравированной на них символикой отеля. Когда Майкл принял угощение, он подумал, что от такого количества сладкого у него запросто может разболеться желудок. В это время мужчина, напоминавший ему взволнованного бухгалтера, прошептал что-то Риттенкретту на ухо, и краснощекое лицо старшего следователя раскраснелось сильнее.

— Что ж, Зигмунд напоминает мне, что у меня есть дела, которые не оставляют меня даже в ночь моей вечеринки. Франциска, я думаю, сыграть роль хозяйки вечера в мое отсутствие будет твоей стихией. О! — последнее восклицание будто бы переводило настроение разговора с непринужденного на более деловой. Аксель Риттенкретт повернулся к своему спутнику, и глаза его снова показались острыми. Он вновь обратился к даме.

— Наш проект требует твоего особого энтузиазма, — сказал ей Риттенкретт. — Твоих бесценных навыков общения. В нашем списке появилось несколько новых клиентов. Мы можем поговорить об этом завтра утром? Например, в девять часов?

— Безусловно, — ответила она.

— Бальзам мне на сердце, — улыбнулся Риттенкретт, снова повернувшись к Майклу. — Майор Йегер, ешьте и пейте на радость и проходите через любую дверь, через которую захотите. Для меня было большой честью встретиться с вами. Удачи вам и хорошей — думаю, вы часто слышали это слово ранее — охоты. Хайль Гитлер!

Он поднял правую руку в приветствии.

— Хайль Гитлер, — ответил Майкл поднимая руку с вилкой, на которой остался небольшой укушенный кусочек торта с заварным кремом и легким следом подтаявшего мороженого.

Белая гора следователя Гестапо в компании двоих помощников отошла и удалилась сквозь толпу. Протиснуться через людей с такими габаритами для него было непросто. Друзья и знакомые хлопали его по плечам и спине, однако он почти не обращал на них внимания. Вскоре его пылающие уши пропали из виду и скрылись за дверью.

Глава 22

— Интересный человек, — сказал Майкл, унимая мелкую дрожь после ухода Риттенкретта. — Могу ли я спросить… почему он выбрал белый костюм зимой?

— Такова его натура, — в голосе фройляйн Люкс зазвучала нотка облегчения, словно она была рада избавлению от общества своего знакомца не меньше Майкла. — Он всегда носит белый костюм, вне зависимости от времени года. Он любит, чтобы его называли Снеговиком.

— Снеговиком? Почему?

— Уверена, вы не настолько хотите это знать, — сказала она, и когда Майкл посмотрел ей в глаза, он почувствовал, что это граница, которую не стоит сейчас пересекать. — Вы только что встретились с Акселем, но… должна сказать… вы проявили большую самоуверенность, говоря с ним в таком тоне.

— Зато я заслужил возможность попробовать такой деликатес перед сном, — он поставил торт и мороженное на поднос проходящего мимо официанта.

— Об этом я и говорю, — рука Франциски нашла его ладонь. — У Акселя два лица. И вы никогда не знаете, какое из них сейчас на вас смотрит.

— Мясо, — ответил Майкл.

— Что?

— О, простите, я просто подумал вслух. Я бы хотел немного мяса. Кажется, ресторан еще открыт? Туда можно попасть через вестибюль. Вы обедали?

— Я должна остаться здесь.

Он пристально посмотрел на нее, уловив в ее глазах собственное отражение.

— Нет, — качнул головой он. — Вовсе не должны.

Несмотря на редкие поставки продуктов, повар «Кёниглихе Гартен» расстарался, приготовив превосходные бараньи отбивные. Франциска заказала салат. В чуть более тусклом освещении ресторана она выглядела не менее ошеломляюще прекрасной, чем ранее. Воистину, она была самым красивым и изысканным существом из всех, кого Майкл когда-либо встречал. Он понял, что сейчас должен быть с нею очень осторожным, потому что она могла начать задавать вопросы о его жизни в Дортмунде, о его образовании и так далее, а за его реакцией она будет наблюдать со следовательской пристальностью и искать возможные нестыковки в его рассказе.

Впрочем, о том, женат ли он, она не спросила ни разу. Он тоже не носил кольца, но все-таки… он ведь мог оставить его в своей комнате. Франциска очень кратко расспросила его о военной службе, и это было весьма кстати, потому что, несмотря на хорошо усвоенные подробности мучений 25-й армии под Арденнами, он не хотел слишком вдаваться в детали.

— У вас странный акцент, — вдруг сказала она, когда он потянулся за стаканом воды.

Он продолжил свое движение, ничем не выдав напряжение, и сделал большой глоток.

— Я знала… встречала… людей из Вестфалии раньше. Ваш акцент… звучит как-то иначе.

— Акценты столь же различны, сколь и люди, я полагаю, — ответил он. Не звучал ли его голос слишком сдавленно, когда он это сказал?

— Возможно, — согласилась она, неопределенно поведя плечами.

— Я хочу вас спросить.

И да поможет мне Бог, подумал он. Она сосредоточилась только на нем, как цепкий следователь Гестапо.

— На какой проект в Гестапо может работать журналист и фотограф «Сигнала»?

Она даже не моргнула. В серых глазах вдруг мелькнул фиалковый блик. Ему это показалось, или дело просто в игре света и тени? Так или иначе, взгляд ее оставался спокойным. Она повернула голову, словно собиралась заговорить с кем-то, кто только что вошел в зал — возможно, кто-то из гостей с вечеринки, которому она бы хотела представить своего нового друга майора Хорста Йегера.

Похоже, я протянул свой мост слишком далеко, подумал Майкл. Но на попятную не пошел, а принялся ждать.

— Мы оба солдаты, — заговорила Франциска, и ее взгляд начал перемещаться от собеседника к другим посетителям и обратно. — У вас свое поле битвы, а у меня свое, потому что мы оба любим Германию и Рейх. Что еще может быть важно для нас?

— Жизнь, — сказал он, и это ошеломило его, потому что он понятия не имел, отчего решил сказать именно так.

— Жизнь, — качнула головой она. — Это битва.