Морок Париса (СИ) - Погоня Василий

Грира охватила невольная дрожь. Но ему пришлось содрогнуться ещё раз, когда внезапно долетевший до него сладострастный стон каракатицы заставил его оцепенеть от отвращения и ужаса. Чудовище погрузило свою руку в грудину Лэндона, изогнувшегося в агонии, вырвало у него сердце и отправило в свою омерзительную пасть. Лес наполнился голосами, зазвучавшими столь пронзительно и близко, проникавшими в голову одновременно как снаружи, так и изнутри. Выскочившие из тьмы фигуры гигантских рептилий, снявших человечье обличье, занялись своим страшным делом, а новообращённые адепты, с выражением на оскаленных лицах злобного торжества, обезумев, так же рвались к терзаемой плоти мертвеца. Грир видел, как те, кто прикрывался личинами Дрейвна и Хэйвуда, подскочив к мрачному алтарю, огрызаясь и отпихивая друг друга, занялись людоедством.

Видеть дальнейший ужас для Грира было невыносимым зрелищем, но он не мог уклониться от этого зрелища, как и от отвратительных звуков, поскольку весь был во власти сковывающего ужаса. Потом он увидел, как люди и рептилии в отсветах огня сплелись в дикой животной оргии. Одним богам было известно, сколько их там было. Должно быть, около сотни. Вид этих отвратительных движений в слабеющих отблесках огня, озарявших нечестивое святилище, потрясал его до глубины души. Когда же, наконец, клубок тел стал иссякать и распадаться на отдельных особей, ему отчётливо удалось разглядеть их рептильные тела, некие чудовищные, карикатурные пародии на род людской. Некоторые из них возвратились к жертвеннику и с тошнотворным наслаждением доедали то, что оставалось от Лэндона. Усилием воли Грир стряхнул с себя вызванное отвращением и ужасом оцепенение и скрылся в чаще.

О возвращении в длинный дом не могло быть и речи. Интуитивные способности Хэйвуда и его подручных немедленно разгадают изменившееся отношение к ним Грира, и его ждёт немедленная смерть в мучениях. Единственным желанием по отношению к этим нелюдям у него стало стремление к их уничтожению.

Он бродил по лесу неизвестно долгое время, пока не нашёл упомянутую Хэйвудом пустую запертую лесопилку. Забравшись внутрь через яму с опилками, он нашёл там рабочие инструменты. Он взял в руки увесистый топор-сучкоруб на длинной ручке и почувствовал себя гораздо уверенней с этим тяжёлым орудием. Уходя из лесопилки, он прихватил с собой кувшин с маслом для ламп. Замысел мести уже созрел в его голове. Собственная безопасность его уже мало заботила. Во что бы то ни стало, он жаждал отомстить бесчеловечным изуверам.

Тёмная и безлунная ночь скоро должна была уступить место рассвету. Его глаза уже привыкли к темноте, и на подходе к длинному дому он увидел двоих людей, которые проходили по тропинке к воротам.

Этих охранников он уже не боялся. У него было достаточно опыта и ярости, чтобы расправиться с ними.

Он дождался, пока сторожа пройдут полпути до ворот, равно удалившись от них и от дома. Они что-то возбуждённо обсуждали, и Грир мог поклясться, что знает о предмете их восторга.

Мягко и бесшумно он нагнал сектантов и без раздумий с размаху вонзил лезвие топора в шею ближайшего. Тот рухнул на землю, а второй, не успев вскрикнуть, получил рубящий удар в живот. Он уже раскрыл рот для крика, но Грир сжал его шею, и тот лишь смог лишь еле слышно прохрипеть, высунув язык.

Грир замер на месте, и прислушался. Лес хранил тишину.

Оттащив в кусты трупы, Грир бросился к длинному дому. Подперев ворота бревном, он обильно облил их маслом и поджёг огнём лампы, висевшей на углу дома. Вспыхнувший огонь развеселил его — сейчас здесь начнётся такое веселье, что его исчезновения никто не заметит. Оставалось только добраться до Рори. Беда была в том, что Грир не знал, где находится. Однако, отступать было поздно, огонь уже подступал к крыше здания. В последний раз взглянув на пожар, Грир бросился в направлении забора.

Добравшись до него, Грир прикинул его высоту. Действительно, он был высотой в три человеческих роста. Однако, Грира было уже не остановить. Недалеко от забора росло дерево. Его крона была выше забора, а ствол был не таким уж и толстым. Поудобнее перехватив топорище, Грир принялся рубить прямой, как мачта, ствол. Он уже почти выбился из сил, когда от ствола осталась третья часть. Он остановился, и услышал шум пожара и крики доносившиеся со стороны дома в чаще. Усмехнувшись, он, в мокрой от пота одежде, упёрся ногами в соседнее дерево и — спиной — в подрубленный ствол. Заскрипев, как дряхлая старуха, дерево медленно стало заваливаться с нарастающей скоростью и с треском упало на забор. Взобравшись по нему, как по ступеням, Грир повис по ту сторону частокола на большой ветке, которая отходила от ствола в направлении земли и, разжав кулаки, упал на землю. Быстро вскочив и достав из-за пояса сзади топор, он осмотрелся. Всё было тихо. Его расчёт оказался верным — пожар отвлёк внимание от его побега. Однако, не успел Грир отойти и на пару шагов, как его остановил женский голос:

— Самое время для морока в Парисе, — произнёс голос из тьмы.

— Кто здесь? — замер на месте Грир.

— Привет тебе, Грир. Я и не думала, что ты сможешь так легко бежать, — Мерит Гэйлорд возникла рядом с ним, выйдя из-за ствола дерева, за которым скрывалась.

— Гром и молния! — пробормотал Грир. — Откуда ты тут взялась?

— Я живу в домике чуть дальше по дороге, — объвила девушка. — С тех пор, как сыщики обнаружили это змеиное кубло, мы следили за ним. Ты цел? — спросила она, осмотрев его забрызганный кровью балахон.

— Да. — Грир улыбнулся. — Нужно немедленно сообщить Рори. Тут собрался весь выводок.

— Бежим к дому, — сказала она. — Там лошади.

Она взяла его за руку, и они припустили по лесу вдоль дороги.

ВОЗМЕЗДИЕ

Утро застало большой конный отряд, мчащийся по дороге к Роще.

— Быстрее! Быстрее! — приказывал Руди Сеймур во главе колонны.

Конь мчалась галопом, вооружённые всадники были безмолвны и сосредоточены.

Рори собрал их заранее в соседнем городе, как только выследили, куда был отвезён Грир. Под большим секретом, поодиночке, собирались его люди в ожидании сигнала к выступлению. И вот пробил час, которого они ждали.

Стража на воротах не смогла оказать сколь-нибудь достойного сопротивления. Уставшие от бессонной ночи, охранники были перебиты взобравшимися по абордажным лестницам лазутчиками. По условному сингалу конница выскочила из леса и ворвалась в распахнутые ворота.

Застигнутые врасплох, культисты возле обгоревших руин длинного дома оказали неожиданно яростное сопротивление, защищая дымящиеся развалины вместо того, чтобы укрыться в лесу. Грир понимал — они защищают своё змееногое божество, уродливую Лиру-Мелюзину, скрывающуюся в руинах.

Грир и Руди сблизились в рядах сражающихся, в то время как Хэйвуд, в остатках обгоревшей жёлтой мантии, сбросивший человеческое обличье, стоял у пролома в стене, выстраивая своё воинство из человеческого отребья и нескольких рептильных чудовищ. В драке Грир был, как рыба в воде. Одного мгновения для него оказалось достаточно, чтобы принять верное решение. Перед его опытным взором, будто с высоты наблюдавшим за происходящим, разворачивался план действий, который решит исход битвы. Прижимать противника к дому не имело смысла — укрывшись в руинах, он лишь затянет сражение и вымотает наступающих. Окружение — верная тактика на все времена, и Грир, взяв с собой десяток копейщиков, обошёл культистов сбоку и, сам прижимаясь к дому, стал оттеснять их от него. Десять сражающихся соратников набросились на врага с яростью, с каждым шагом отталкивая их на копья отряда под командованием Сеймура. Грир выбрал себе в соперники самого Хэйвуда.

Сердце опытного наёмника билось настолько сильно, что, казалось, едва ли не разорвёт ему грудь, но не от страха — у него не было и капли страха, — а от почти забытого уже волнения битвы. Он сражался, подобно разъярёному тигру, неустанно поворачиваясь вокруг своего огромного противника, постоянно изменяя тактику и боевые положения. Хэйвуд не был мастером клинка, к тому же держать меч было непривычным для его длинных чешуйчатых ладоней. Его преимуществом был высокий рост и колоссальная сила. Но защищаться против своего противника ему стоило величайшего труда. Грир, в котором от боевого возбуждения пробудилась лёгкость и ловость, отпрыгивал из стороны в сторону, уворачиваясь от чудовищной силы размашистых ударов Хэйвуда, и нападал то слева, то справа, не забывая, при этом защищаться и от второй, невооружённой когтистой лапы рептилии, как человек, который бережно относится к собственной коже. Рептилии-Хэйвуду были чужды эмоции, но, наконец, и он потерял терпение. Разъярённый от неудач своих выпадов, уязвлённый несколькими неглубокими порезами топора со стороны того, кто рядом с ним казался почти ребёнком, он разгорячился и стал постепенно отступать к дому. Грир, имевший достаточно практики, понял, что силы противника на исходе, и стал двигаться ещё вдвое быстрее.