Екатерина Боровикова - Зов Припяти (Сборник)
Торговец напомнил мне нашего Сан Саныча — главбуха из фирмы, в доблестных рядах ЧОПа которой мне довелось проработать последние три года, и поэтому благоговейного трепета, как большинство новичков, перед ним я не испытывал. Бодаться с прикордонным олигархом пришлось битых полчаса. Он — мужик-то деловой, но и я в финансовых вопросах не одного слепого пса съел. В итоге торговец не выдержал и пошел на уступки.
— Шибко ты борзый, — Сидорович, которого я постоянно называл Сидорычем, оторвал, наконец, свои клешни с закатанными до локтей рукавами рубахи от стола и, не вставая со стула-вертушки, потянулся к кодовому замку сейфа. Поколдовав над капризным механизмом, он достал из металлических недр обыкновенный белый конверт, из которого тут же с ловкостью фокусника извлек фотографию мужика с большими залысинами, впалыми щеками и бесцветными рыбьими глазами, смотрящими куда-то мимо тебя.
— Но может быть эта вредная черта твоего характера тебе и поможет. Хотя Зона таких как ты, Угрюмый, и обламывает быстро, но в данном случае далеко в нее свою задницу не потащишь. Старая лесопилка в трех километрах от заброшенного блокпоста. Вот где Химик прячется. Если тебе удасться приволочь его сюда живым, ставка удваивается, ну а на нет и суда нет.
Хе. — усмехнулся я про себя. — Удваивается! Даже тогда не покрыть мой долг, который записал в свой гроссбух торговец после того, как втюхал новичку поюзанный обрез, коробку патронов к нему, пару буханок черствого серого хлеба и пяток банок тушенки хрен знает какого года выпуска. Ах, ну да! Инструктаж по обращению с аномалиями дорогого стоит. Только сдается мне я и без этого обошелся бы. Да ты не сИдорович, а СидорОвич какой-то. Плачет по тебе топор, старик-процентщик.
Ну возмущаться и сокрушаться можно еще долго, все равно вслух торговцу я этого не скажу, и вот, вздыхая и матерясь, ваш покорный слуга направил свои стопы в сторону того места, где когда-то визжала циркулярная пила и другие агрегаты по производству опилок.
Не знаю, может быть кровь моя отлегла от мозгов и направилась в сторону желудка, ведущего неравный бой с целой банкой тушенки, или местная погода так действует, да только взобравшись на пригорок возле дороги, по которой уже много лет никто не ездил, и, увидев четырех сталкеров, след в след неспешно идущих по своим делам, я отчего-то решил, что топают они вглубь Зоны через тот самый заброшенный КПП. По карте вроде так выходило.
Недолго думая, пристроился сзади и поплелся вслед за ними. Тем более в одном узнал давешнего Масло. Ни он, ни его спутники против этого не возражали и вопросов лишних не задавали. Тут так и принято, если сам ничего о своих планах не рассказываешь, никто и не спрашивает.
Вся дорога заняла часа три. Сначала, когда шли перелеском и пробирались сквозь высокую сухую траву бывшего колхозного поля радовался, что все так удачно сложилось и усом не вел. Тем более, что и нет у меня усов-то. Потом началось болото.
Первые нехорошие мысли появились после того, как пятерка моих попутчиков бодро раскурочила проход в двух рядах ограждения из ржавой колючей проволоки. Еще километра через три показались вполне себе целенькие домишки. Ни тебе проваленных крыш, ни выбитых стекол. И машины снуют туда-сюда. А какие в Зоне спрашивается машины? Там и на бэтре-то не проедешь. Либо воронка, либо другая гравитационная аномалия вмиг превратит твое средство передвижения в кусок железа с консервированным мясом внутри. А тут пара грузовиков под разгрузкой, автобус… Мда!
Все прояснилось, когда зашли в поселок и бросили свои кости в местном кабаке. Оказывается, умудрился я выйти за периметр Зоны, и теперь нахожусь даже не в ее предбаннике, а в самом что ни на есть цивильном населенном пункте — бывшем райцентре Кабановке. Вот так вот!
Ну, делать нечего, перекушу сейчас выданными Сидоровичем консервами и обратно. Дорогу вроде бы запомнил. Правда, ботинки ноги натерли, но не ночевать же здесь. Тем более, что и здесь за постой наверняка платить придется, да и до темноты еще далеко. Как раз успею дойти до деревни новичков, переночую там, а уж завтра с новыми силами…
За этой мыслью и застал меня ощутимый толчок в пол забегаловки. На грязных полках тревожно звякнула посуда, мигнула засиженная мухами лампочка и на пару секунд воцарилась такая неестественная для питейных заведений тишина. Затем еще раз качнуло, и еще, и по столикам пронеслось:
— Выброс!
И тут заговорили сразу все. До ближайшего выброса оставалось еще два с половиной дня. Получается, этот внеплановый, а это значит, что многим застигнутым врасплох сталкерам не довелось пережить сегодняшний день. Уж я-то точно сейчас напоминал бы вынутый из микроволновки гамбургер. Судя по карте, до заброшенной лесопилки от Сидоровича ходу часов шесть-семь, и никаких деревенек или городков, в подвалах домов которых можно было бы укрыться от аномальной стихии, по дороге нет.
Выпив вместе с какой-то компашкой за упокой души всех тех, кто был в пути, я закинул за плечи рюкзак и отправился в обратную дорогу. И на этот раз ни зверюг, ни военных на моем пути тоже не возникло. Флегматичного Гороха в том самом доме уже и след простыл, а вместо него на знакомом прожженном матраце дрых круглолицый небритый здоровячок. Ни огня, ни даже теплых углей в бочке не было, поэтому, хлебнув водицы из своей видавшей виды фляги, я устроился в углу лечить свои истертые в кровь ноги.
Хоть и пришлось сегодня по собственной дурости отмахать по Зоне десяток-другой километров, сна не было ни в одном глазу. Поэтому вечер обещал быть длинным, и кроме как у костра — этого практически языческого толковища, скоротать его было негде. В кабак хода нет по причине полной финансовой несостоятельности, а лежать и несколько часов пялиться в покрытый трещинами потолок мне не улыбалось.
У огня кроме сменившегося часового и еще какого-то забулдыги никого не было. Я покосился на в конец опустившегося сталкера и в деталях себе так представил себя на его месте. Есть у меня такая черта — накручивать себя попусту. Хотя на самом деле не все уж так и плохо: первый заказ есть, оружие какое-никакое опять же и опыт — «сын ошибок трудных» помаленьку набираем. Вот только есть опасения застрять тут, как этот тип невменяемой наружности. Вон вторые сутки пошли, как по прикордонью мотыляюсь. Не застрять бы.
Леший, так величали часового, к разговору не был расположен, а оборванец и вовсе дремал, уткнувшись носом в грязный ватник. В результате я так и просидел несколько часов, пытаясь загипнотизировать огонь, пока не сменился еще один часовой с северной окраины деревни. Сундук оказался куда как более разговорчив. Он долго травил бородатые анекдоты, пока предметы у меня перед глазами потеряли четкость своих очертаний, окрасившись при этом в нежно розовые тона. Однако что-то в сон клонит. Надо этим воспользоваться и вернуться в «свой» дом. Утро вечера утреннее.
— Ну, показывай, что принес, Стал… — начал с порога свое обычное Сидорович, но осекся. Не сказать, чтобы он сильно удивился моему появлению, но брови поползли наверх, и торговец пробубнил:
— Не ожидал, не ожидал тебя увидеть.
Вот и пойми, то ли не ожидал совсем, уже записав в покойники, то ли не ожидал так рано.
— Я это… мне бы нарисовать, как до лесопилки дойти.
Сидорович ничего не ответил, а, оттопырив губу, достал из ящика листок, с отпечатанным текстом на одной стороне, и принялся чертить огрызком простого карандаша.
Получив желаемые каракули, я, не мешкая, смылся из логова торговца, пока тот не содрал с новичка за самодельную схему десяток-другой «деревянных».
К слову для меня до сиих пор остается загадкой, откуда в Зоне столько советских купюр, да еще в таком хорошем состоянии. Рисует их тут кто-то что ли?
Лесопилка была не просто заброшена, а ЗАБРОШЕНА! Я и не заметил ее сразу. Несколько поросших травой холмиков и куча металлолома, увитого плющом. Да и ту обнаружил, только споткнувшись о станину развалившейся пилорамы.
Химик, привлеченный моим шумным вторжением свои владения, стоял возле входа в свою нору и, вытирая левую руку о прожженный в нескольких местах зеленый резиновый фартук, пристально наблюдал за мной.
Возникла неловкая пауза, и я, не придумав ничего более умного, брякнул:
— Здрасте.
— А я думаю, что за псевдоплоть ломится через заросли? — вместо ответного приветствия проскрипел Химик. — Случайно забрел или по делу?
Голос его был таким же отвратным, как и внешность. В натуре Химик казался лет на двадцать старше, чем на фотографии. По краям заметно увеличившейся лысины на его голове торчали воистину мефистофелевские рожки из скрученных засаленных волос, каждую щеку «украшали» по две глубоких морщины, левая пара которых была перечеркнута корявым синюшным шрамом. Наверное, след от неудачного опыта. Поджатые тонкие бледные губы придавали его физиономии презрительно-заносчивое выражение, левое ухо торчало в сторону сильнее правого, а на кадыке, выступающем из тонкой цыплячей шеи, красовалась огроменная красная бородавка с тремя волосками посередине. Воистину фотограф был мастером. Ему удалось не только скрыть нескрываемое, но и кое-что приукрасить.
