Екатерина Боровикова - Зов Припяти (Сборник)
— Алексей, — я сжал его липкую вялую ладонь и тут же вытер свою о собственные штаны, которые после скитаний по лесному болоту возле периметра были все равно чище.
— Чего такой угрюмый, Алексей, а? — Шуруп оскалился, продемонстрировав перспективную для стоматолога челюсть и дыхнув при этом в лицо таким смрадом, что все прочие запахи, перебившие мне до этого аппетит, теперь показались бы просто изысканным букетом от кутюр.
— Да так… — отодвинувшись подальше так, чтобы это было не заметно, я отвернулся в сторону, давая понять, что разговор окончен. В мои планы не входило изливать душу перед первым встречным бродягой.
— А вот давай и дерябнем с тобой за знакомство и для поднятия настроения, А, угрюмый? — не унимался Шуруп.
— Наливай, — я сделал вид, что не понял недвусмысленного намека. И дело вовсе не в том, что угостить этого шныря не позволяло мое финансовое состояние, (на последние двадцать копеек заказать можно было разве что пару щепоток соли из солонки) — просто категорически не хотелось сидеть за одним столом с каким-то облезлым чмо.
— Так это… — Шуруп, видя, что его не понимают, на секунду растерялся, — ты угощаешь, Угрюмый, или как?
— Или как.
Передо мной встал выбор: дать этому Шурупу в торец или молча допить «Лиманское» и пойти баиньки.
Я выбрал нечто среднее и, толкнув в сторону шныря казенную железную кружку с остатками пива, поднялся из-за стола. Все равно вечер был безнадежно испорчен, и предпоследняя сигарета, призванная перебить во рту кислый привкус от «Лиманского», покинула мятую пачку, а я, под неодобрительный гомон соседей-сталкеров, собирался покинуть это негостеприимное заведение.
— Нехорошо начинаешь, паря, — бросил мне вслед сидевший в обнимку с СВД не молодой добытчик артефактов. — У нас не принято, чтобы новички отказывали в выпивке Шурупу. Традиция такая, да и примета.
Я не стал слушать, что он там еще бормочет, и под раздающееся со всех сторон «не жилец», «плохо кончит», «первая „воронка“ — его» и прочую чушь, вышел на улицу.
Свободное место удалось обнаружить только в третьей по ходу от бара избе, и я уселся в углу, привалившись спиной к неровной стене, и принялся смотреть, как долговязый парень в поношенной армейской горке шурует палкой в металлической бочке, вороша там остывающие угли. Дылда кинул на дышащее жаром месиво охапку заготовленного ранее хвороста и, пристроив сверху несколько поленьев, положил на горловину импровизированного очага самодельную решетку. Предназначена она была, скорее всего, для жарки мяса, но сейчас сталкер, представившийся как Горох, водрузил на решетку котелок с остатками супа из тушенки.
Я сглотнул слюну и покосился на грязный матрац, расстеленный возле старого телевизора «Рубин», служившего тумбочкой.
— Две пятеры или одна семера, и лежак до утра твой. Я все равно сегодня в ночную, — Горох хлебнул свое варево через край и крякнул от удовольствия.
Вот так! Мало того, что супчиком не угостил, так еще и за постой плату требует. А ведь я своими собственными глазами во втором доме видел, как матрац, на котором дрых до этого встающий на дежурство сталкер, тут же, без разговоров, занимал другой. Вот и подумалось, что лежанки тут общественные. Наверное так оно и есть, но, судя по всему, с новичков все стараются содрать деньгу за любой чих.
Починив куртку, я проводил взглядом отчалившего по делам Гороха, который перед этим аккуратно скатал матрац и убрал его в сундук, не забыв при этом закрыть на замок пузатое хранилище скарба.
Мне оставалось только подкинуть в бочку халявных дровишек и улечься поближе к огню. Запихал под голову свой тощий рюкзак той стороной, где находился теплый свитер, а укрылся куцей старенькой курткой.
Не сомневаюсь, через пару минут в комнате стоял богатырский храп, быть может, слышимый и на улице возле костра. По поводу него мне еще там, на большой земле говорил мой напарник по дежурству, Витек:
— Загремишь ты, Леха в Зоне со своим этим ночным генератором низких частот под фанфары. Его же за версту слыхать.
Проснулся я от того, что кто-то укусил в спину. Больно так. И тут же еще раз, и сразу третий.
Вскочил как ошпаренный. Запах паленой шерсти не предвещал ничего хорошего. И точно!
Несколько угольков, мать их, проделали три совсем не аккуратные дырки в многострадальной куртке, а заодно и в водолазке, и едва не добрались до моей шкуры в районе лопаток.
Тудыть твою, растудыть! Ну, водолазку, допустим, можно заменить на свитер, убрав ее в рюкзак до лучших времен. А с курткой-то что делать? Ведь даже заплаток не из чего сварганить.
Ничего не остается, как посидеть оставшуюся часть ночи возле костра, послушать, что другие говорят, да самому подумать, перетряхивая в рюкзаке скудные пожитки, что делать дальше?
Самая главная моя проблема ведь не в куртке, а в том, на какие шиши теперь купить хотя бы самый завалящий обрез. Без оружия в Зону нельзя, сразу сожрут. Если не эти чудовища, о которых на большой земля ходят легенды, то чудовища двуногие. Этих-то я и сам навидался вдоволь. А ведь в Зоне, где до ближайшего отделения милиции трое суток на оленях, «пацаны» чувствуют себя как рыба в маринаде.
— Давай тащи свою задницу ближе. Чего там у кустов жмешься, — крупногабаритный бородач махнул мне рукой и продолжил выскабливать ложкой банку из-под килек в томате. — Не боись, Угрюмый, никто тебя на бухло раскручивать не будет.
У костра засмеялись.
Надо же, — пронеслось в голове, — как тут быстро слухи и сплетни распространяются. Вот и Угрюмым с легкой руки Шурупа окрестили.
— Ты не стесняйся, малой. Если надо чего, спрашивай. Никто тебя тут не съест. — Бородач выбросил пустую банку. — Только взаймы не проси. После вчерашнего, думаю, тебе и сам Сидорович ничего одолжить не рискнет.
— Это местный барыга что ли?
— Можно и так сказать. — Бородач вытер рукавом рот и закурил папиросу, услужливо протянутую ему смуглым парнем, кутавшимся в длинный плащ. — Только кому барыга, а кому и отец родной. Многих здесь с того света вытащил. Не своими руками конечно, но так сказать… — сталкер замолчал, не в силах закончить и чересчур длинную для него фразу.
Я понимающе закивал и удостоился благодарного взгляда бородача.
— Короче Банщик, — представился он, руки, впрочем, не протянув. — А это Масло, Герма, Тип-топ и Шишка.
Некоторые из сидящих вокруг костра сталкеров просто кивнули, кто-то подмигнул, а кто-то улыбнулся.
— А ты, значит, у нас Угрюмый. — Баньщик сложил руки на груди.
Ну Угрюмый, так Угрюмый. — Подумалось мне. — И на том тебе, Шуруп, спасибо. Мог ведь и Жлобом за глаза прозвать. Вот только интересно, каким образом остальные тут свои прозвища получили?
Этот самый вопрос, но уже вслух я и задал Баньщику.
— Да просто все, — здоровяк рассмеялся. — Многие по фамилии, как Шишкин и Маслов, а кто по делам своим. Вот Герма у нас насобачился гермодвери в заброшенных бункерах вскрывать. Да так ловко, что никто и близко повторить не может. Мастер! А вот Тип-топ, как ты уже, наверное, дотомкал, кликуху за свою присказку получил.
— Не сцы, Угрюмый. Все будет тип-топ, — словно на бис, раздалось с той стороны костра.
— Шуруп же вкручивается в человека, клещами не оттащишь, — продолжал Баньщик. — Ну, это ты уже и на себе почувствовал. Вот такие дела.
Чего только не наслушаешься, коротая время до рассвета возле костра в компании опытных и не очень сталкеров. Конечно, о том, что со временем некоторые бродяги Зоны организовали что-то вроде кланов с пафосными названиями «Долг» и «Свобода», а так же непонятный «Монолит» слухи по всем городам и весям бывшего Союза бродили давно. Но Баньщик и его друзья рассказали мне много интересного. Например, о том, что «Свободу» основал один из бывших боссов «Долга», поссорившийся со своим компаньоном и напарником по первым ходкам в Зону. В чем уж там у них заключался конфликт одному Богу известно, но теперь-то понятно, почему эти анархисты сидят на бывших военных складах. А вот то, что этими балбесами так же как и долдонами из «Долга» руководит бывший вояка, показалось странным. Но странностей здесь и без того навалом. Начнем с того, что сама Зона — странное место.
За разговорами я и не заметил, как из-за бугра, что терялся в тумане по левую руку от меня, выкатилось заспанное, подернутое дымкой солнце. Как будто кто-то сорвал с него теплое одеяло тумана, напомнив, что уже утро и пора на работу. Светило здесь тоже, кстати, было странное. По крайней мере, сегодня. У оранжевого диска, как у того блюдца, наличествовала ярко красная каемка, а центр был ослепительно белым.
— Берлога Сидоровича вон там, — кивнул мне Тип-топ. Я подцепил лежащий рядом рюкзак и отправился на переговоры с местным авторитетом, которые не обещали быть легкими.