Александр Зорич - Гипершторм
Штурман нащупал в кармане фигурку Уробороса. И он очень надеялся в самом скором времени возложить ее на труп человека, убившего его лучшего друга.
Если честно, Штурман вовсе не был уверен, что он был лучшим другом для Патрика, безукоризненного, великолепного во всем. Но в себе и своих чувствах сталкер не сомневался.
Время бежало вприпрыжку. За минувший час Штурману довелось понаблюдать своих напарников в деле. Стрелки из Ордена аккуратно и без лишнего шума уложили двух «гоблинов», неожиданно пожаловавших в заросли высоких автонов проверить, кто это обретается на вверенной им территории.
На сей раз «гоблины» имели вид высокого прямоходящего грызуна, этакого суриката, снабженного великолепными резцами и когтями, и низкорослого «человечка», вооружения которого Штурман так и не уяснил — так быстро его ухлопали парни из Ордена.
С грызуном пришлось повозиться из-за его отменной способности уклоняться от лучей лазера. Но, в конце концов, оба стража полей нашли свою смерть и, к вящему удовлетворению Штурмана, уже имевшего опыт общения с этими механоидами, перед смертью продемонстрировали свое автонное нутро.
На скептика Вырина «гоблины» не произвели особого впечатления. Зато Семенов с интересом покопался в брюхе «человечка» и, кажется, извлек оттуда крохотное «Сердце зверя».
У подножья стены внезапно ожил фонтанчик и направил тугую струю в стальную вертикаль как раз на уровне солнечного сплетения Штурмана.
«Все четко по расписанию, — удовлетворенно заключил Юл. — Ровно два часа пятьдесят пять минут».
Штурман напоследок легонько сдавил фигурку в кармане, словно передал ей рукопожатие.
Потом он застегнул все клапаны.
Натянул эластичные металлизированные перчатки.
Перевел зрительный имплантат в режим «ближний обзор с предельно высоким разрешением».
Сделал знак своим бойцам и, уже не оглядываясь, на корточках приблизился к стене вплотную.
Фонтанчик иссяк, и лишь потеки концентрата на стене свидетельствовали о его присутствии где-то внизу, под землей, возле крепостного фундамента.
Три часа ноль минут.
Время!
…За всю свою жизнь, полную опасностей и сомнительных приключений, сталкер Юл Клевцов не помнил такого странного чувства, которое он испытал, прикоснувшись к восточной стене технокрепости клана «Уроборос».
Поначалу было обычное ощущение металла, холодного и шершавого из-за обилия автонных ветвей, намертво вросших в вертикаль. А еще — твердого, как и полагается железу. Но очень влажного. Начиная с этого свойства вся видимая логика и заканчивалась. Стена, казалось, глубоко пропиталась влагой и оттого набухла, как набухает войлочный валенок в последние дни теплой зимы.
Все эти ощущения передались подушечкам его пальцев, несмотря на то, что их обволакивали перчатки. Дело в том, что перчатки эти имели собственный тактильный процессинг и отдавали интегрированную информацию имплантатам Штурмана. Которые уже, в свою очередь, общались с его родной нервной системой.
Юл осторожно прощупал участок стены, прислушиваясь к тактильным ощущениям. Легонько нажал, затем придавил сильнее, чувствуя, как под указательным пальцем трещит и рвется пленка «поверхностного натяжения» — другого сравнения для этого странного эффекта он не нашел.
И медленно, осторожно погрузил пальцы в мягкий металл.
Рука Штурмана при этом уходила все глубже внутрь металлической стены! И это не было галлюцинацией!
Тогда он вдохнул, на миг задержал дыхание и стал раздвигать вязкую, аморфную поверхность автонного железа, как если бы перед ним был мокрый, ноздреватый снег, а он только что взломал твердую корочку наста.
Ни Штурман, ни Гидеон Крамер не имели точного представления о геометрических параметрах восточной стены Тройки. Когда руки Юла погрузились в размягченный металл сантиметров на семьдесят, дальнейшее продвижение замедлилось — стена определенно становилась жестче. А ведь они с Крамером предполагали, что ее толщина никак не более метра!
— Спокойно, приятель, — услышал он в наушнике небрежный, будничный голос Вырина.
Вырин стоял за спиной Штурмана и с интересом наблюдал за его манипуляциями.
— Итак, индейские храмы были густо покрыты резными украшениями. А ни один приличный барельеф, тем паче посвященный их вычурным пернатым богам, за четверть часа не изваять даже Микеланджело. Значит, время абсорбции и обратного застывания у вещества достаточно приличное… Что там у тебя, застрял?
Юл попытался отрицательно мотнуть головой и не смог. Его руки не увязли в стене, все было гораздо хуже.
Он вдруг почувствовал, что напрочь утратил ощущение собственного тела. Штурман был сейчас не человеком, а стальным зернышком, зернистой гранулой, таящей в себе тупую, холодную волю.
Одну лишь бездушную волю к движению.
И более ничего.
Глава 7
Прорыв
Юл не сразу понял, что произошло. Его имплантаты через тактильные датчики перчаток подключились к памяти металла. Теперь они активно транслировали результаты в его мозг, отчаянно утюжа подсознание.
Юл-автон чувствовал себя крайне неуютно в стальном теле, в котором постоянно происходили неведомые сталкеру процессы, захватившие его целиком.
То он сливался с некой агрессивной сущностью, норовившей поглотить его полностью и пожрать человеческую суть Штурмана. То принимался пускать побеги, отчего все его тело фантомно зудело. Эти ощущения для человека из плоти и крови были практически непереносимы!
За две минуты этого кошмара Юл Клевцов успел познать даже радости материнства. Во всяком случае, так он для себя охарактеризовал свою новую, необычную и до одури пугающую все его мужское естество способность самооплодотворяться и порождать следующую металлическую жизнь, пуская вдоль ствола свежие ломкие побеги и звеня на ветру перезревшими н-капсулами.
А самое кошмарное — то, что Юл сейчас чувствовал себя вполне естественно в обществе железных кустов-раскоряк, от корней до верхушек усеянных пятнами ржавчины, проплешинами окислов и разноцветными интерференционными разводами дружественных его новой искусственной натуре сплавов.
Настолько естественно и комфортно, что в первую минуту Юл счел возмутительным нахальством то обстоятельство, что кто-то — по всему видать, отменный невежда, идиот и вообще Невесть Кто — бесцеремонно ухватил его за один из боковых отростков и тут же принялся тормошить, трясти и тянуть в разные стороны. А после, видя, что Юл не поддается, и вовсе обхватил его крепкий и стройный торс-ствол. Чтобы затем сильно потянуть назад.
Вне себя от возмущения Юл-автон инстинктивно рванулся вперед, дабы вырваться из отвратительных объятий Невесть Кого…
…И тут же выпал из своей только что счастливо обретенной реальности в обстановку мрачную, чуждую и вдобавок ко всему слезоточиво вонючую.
Хлорпикрин?!
Он обнаружил себя в простенке между двумя стальными панелями, нетвердо стоящим на ногах и облепленным непонятной субстанцией, на ощупь более всего напоминающей сырой мох. Было темно, хоть глаз выколи, и очень, очень тесно. А в довершение всех неудобств кто-то крепко уцепился за его руку, сковывая движения и мешая развернуться.
И этот кто-то сейчас беззвучно орал на Штурмана, широко разевая рот.
Штурман облегченно вздохнул: как же приятно вновь почувствовать себя человеком! Темная фигура понемногу обретала очертания и теперь уже здорово походила на знакомого Юлу верзилу-«варяга».
Штурман энергично замотал головой, тыча пальцем себе в ухо и тем самым давая понять, что ровным счетом ничего не слышит.
Тогда Семенов — это был, конечно же, он, каким-то чудом сумевший уцепиться за руку Юла — демонстративно потер кулачищами стекла своего противогаза.
После чего мультипликационно шлепнул открытыми ладонями по своим ушам. И сразу вслед за тем принялся их сосредоточенно теребить, точно собираясь соскоблить столетнюю паутину.
И все это время он, не переставая, что-то кричал оторопевшему сталкеру.
«Гм… Кажется, это звук „а-а-а-а“, — озадаченно подумал Штурман. — И чего, спрашивается, так орать?»
— Проотивога-а-а-аз! Импла-а-а-антаты! — неожиданно донеслось до него откуда-то издалека. — Активируй импла-а-а-а-нтаты… Надень противога-аз!
Озарение сверкнуло в мозгу яркой и весьма болезненной вспышкой. Штурман судорожно пробежал пальцами, ища нужные сенсоры и одновременно, для скорости, беззвучно произнес кодовую фразу активации.
Тут же десятки тонких иголок вонзились в его мозг, так что барабанная перепонка превратилась в мембрану огромного африканского там-тама, по которому словно колотушкой молотила каждая буква кодовой формулы. Штурман уже давно не активировал все имеющиеся в нем боевые имплантаты одновременно, и теперь организм мстил ему жестокой болью и раскачкой вестибулярного аппарата.
