Владимир Яценко - Десант в настоящее
Их было одиннадцать.
А должно было быть двадцать два.
Кто-то с ним поделился. Наверное, тот парень, который открыл сейф. Или тот, кто стащил ключ и принимал ванну в его квартире. А может, это один и тот же человек.
Важно, что поделился.
"Сам-то я ни за что не стал бы этого делать", — подумал Отто. Закрыв пенал и положив его во внутренний карман куртки, Отто ощутил неожиданный прилив сил.
"Ба! Да я на подъёме! — сказал он себе. — Привычное дело: Господь снова вспомнил обо мне! Но на этот раз ничего мне не сломал. Наоборот! И как символично: в правом кармане наркотики, в левом — бриллианты. Теперь я — символ нашей цивилизации: со всем её блеском и со всеми её пороками!"
Не дожидаясь, пока удача вновь о нём позабудет, Отто двинулся вперёд. Под ногой что-то противно хрустнуло и покатилось. Он взглянул на пол: это были выброшенные из аптечки препараты.
"Наверное, не стоило разбрасываться, — подумал Отто. — Ситуация может повернуться так, что я ещё буду лазить здесь на четвереньках в попытке найти нужное лекарство… но ведь в моём вещмешке была настоящая аптечка!"
Он вернулся к стеллажу и быстро разыскал свой мешок.
Вытащив блестящую хромированную коробку с красным крестом на крышке, Отто открыл её и сразу потянулся к пеналу с хирургическими инструментами.
"С этим набором можно будет попытаться что-то сделать с рёбрами. Надо будет найти зеркало". Он покосился на комплект резиновых жгутов и пластиковых лубков, потом перевёл взгляд на ногу.
"Нет, — решил он, — переделывать ничего не буду".
Отто вернул большую аптечку в свой рюкзак, завязал на нём тесёмки и, оставив его лежать в проходе, бойко постукивая по металлическому полу костылём, двинулся дальше.
Скоро колонны сменились рядом герметично закрытых дверей. Он открыл одну из них, сразу повеяло холодом, даже морозом.
"Холодильники, — понял Отто. — Под арками хранят обычный товар, а это место для скоропортящихся грузов". Рядом с дверьми на светящихся экранах слегка помаргивали чужие письмена.
"Жаль, нет рядом Василия, — подумал Отто. — Наверняка это параметры холодильных камер и сведения об их содержимом. Здесь может быть мясо".
Он шёл вдоль дверей, и все они гостеприимно распахивались, при его прикосновении к ручке. Многие камеры были пусты, но в некоторых лежали контейнеры, открыть которые ему оказалось не под силу. Очень скоро он сопоставил зелёный цвет надписи на индикаторной панели с пустой камерой. Поэтому для экономии времени он открывал только двери, помеченные красным.
За одной из таких дверей он обнаружил два трупа в знакомой фиолетовой с зелёными пятнами одежде. Оба лысые, оба без бровей и ресниц.
Отто устало опустился рядом с ними. Изо рта вырывался пар, и он только сейчас заметил, как часто дышит. Пар невесомыми кристалликами льда оседал ему на короткую бороду. Снова вернулась боль. Впрочем, нет, она никуда не уходила. Это он вышел на минутку. А теперь, вот, вернулся. И опять почувствовал себя одиноким, усталым и больным.
"Эта находка многое меняет, — подумал Отто, — мне проще усомниться в своих глазах, чем поверить, что двухсотых действительно двое".
Не выдержав, Отто приподнялся на здоровой ноге и костылём толкнул сначала одного покойника, потом другого. Они были. Глаза его не обманывали.
"Шеф насчитал четырнадцать человек. На болоте я нашёл двенадцать… плюс эти двое… И Василий. Тогда кто такой Василий? Откуда?"
Посидев ещё немного, Отто почувствовал, что начинает замерзать. Он встал и, тяжело опираясь на свою палку, вышел, не забыв прикрыть за собой дверь.
Осмотревшись в этом крыле портового терминала, он решил остановиться. Что бы там дальше ни ждало, двух открытий в один день для него вполне достаточно.
Он вернулся к пандусу, на который совсем недавно выполз из воды, и увидел мокрое пятно рядом с одной из колонн. Отто усмехнулся ему, как старому другу: "Не высохло ещё, не высохло!"
Пандус упирался в полуоткрытые двери. Такие же массивные, как и отсечные двери шлюза.
"Как в банковском хранилище", — подумал Отто. Он приблизился к щели, кое-как протиснулся сквозь неё и увидел слабо освещённый коридор, плавно уходящий вниз, под воду.
"Коридор не может быть слишком длинным", — решил Отто. Он, насколько оказалось возможным, проплыл, потом пошёл на погружение. Неладное почувствовал примерно через минуту. Коридор и не думал заканчиваться. В разбитой голове всё отчётливей стучал колокол. Он изо всех сил загребал руками, выронил костыль и несколько раз судорожно дёрнул сломанной ногой.
"Вот это да! — подумал Отто. — А ведь поворачивать поздно".
Он упрямо двигался вперёд, уже сознавая, что проиграл. Вот вес, который ему не под силу. Дорога, которой суждено его одолеть! Справедливость, которая вот-вот восторжествует, равновесие, которое всё уровняет…
Не в силах больше сдерживаться, Отто сделал смертельный вдох. Он с ужасом почувствовал, как внутрь пошла вода… и тут же неведомая сила выдернула его на поверхность.
Уже через секунду он лежал на влажном металлическом полу, на воздухе. Воздух! Согнувшись пополам, Отто задёргался в конвульсиях, хрипя и кашляя, освобождая лёгкие от воды. Он почти терял сознание от невыносимой боли, но как только ему удалось восстановить дыхание, он увидел человека.
— Это начинает входить в привычку…
Отто не понял значения слов. Он даже не был уверен, что их услышал. Он выхватил нож и приподнялся на здоровой ноге.
Человек негромко рассмеялся. Смех был знакомым.
— Ну, ты даёшь, Шарки!
Отто, не опуская ножа, левой рукой протёр лицо от воды. Перед ним стоял Василий.
— Почему "шарки"? — спросил Отто.
— Да ты бы видел себя, дружище, — не делая попытки приблизиться, сказал Василий. — Это, брат, я тебе скажу зрелище! Весь покрученный, переломанный, в лёгких не меньше литра воды, и всё равно с ножом и готовый к бою!
— Не сдаёмся мы, — проскрипел Отто. — И пощады не просим.
— А! Знаю: "deutsche soldaten und die offizieren, zonder commander niht capituliren…"
Василий старательно коверкал слова и фальшивил мелодию, а Отто с ужасом прислушивался к липкой слабости, разливающейся по всему телу. У него темнело в глазах.
— Врёшь ты всё, — прошептал Отто. — Не так это пелось…
Когда свет окончательно померк, он сделал попытку пошевелиться и упал. Прямо под ноги огромному, добродушному незнакомцу. Но усталый, хриплый голос Марлен Дитрих ещё долго не умолкал: "Wenn die Soldaten Durch die Stadt marschieren…"
Y
Я не могу понять, на чём лежу. Оно не твёрдое, но тёплое. Попытки закинуть за спину руку и нащупать опору ни к чему не привели. Опора не прощупывается. Но на чём-то же я лежу?!
Перевернуться я тоже не могу. И ничего не вижу. Одно из двух. Либо в комнате настолько темно, что даже поднеся руки к самым глазам, я не чувствую никакого изменения в освещённости, либо я ослеп. Что сомнительно. Я уже несколько раз ощупывал свои глаза. С веками всё в порядке, они открываются и закрываются. Глазные яблоки движутся.
Теперь о приятном. Исчезла шишка на голове, и у меня целые рёбра. С ногой сложнее, я не могу её достать рукой. Ноги, вместе с туловищем, совершенно неподвижны. У меня свободны только руки. Что бы это значило?
Я парализован?
Но я чувствую, как себя ощупываю. Там, куда могу дотянуться, разумеется. И стоило мне попасть пальцем в глаз, как слизистая тут же отозвалась острой режущей болью. Только сейчас до меня доходит, что глаза не болят. Не болели, пока я не приступил к экспериментам.
Я ещё раз прощупываю рёбра. Да, они целы.
Исчезли многочисленные ссадины и ушибы. Вместе с болью, разламывающей меня на куски. Руки опять тянутся к голове. У меня всегда так: если что-то непонятно, буду двигаться по кругу до тех пор, пока непонятное, как минимум, не уравновесится с желанием идти дальше. Я опять пытаюсь нащупать шишку. Шишки нет. Голова не болит, но я холодею от ужаса. На мне нет волос. Нет моей запущенной щетины, уже больше похожей на короткую бороду, нет бровей, нет ресниц. Я принимаюсь за поиски волос по всему телу. Нет. У меня совершенно отсутствуют волосы. Это неприятно. Ещё свежи в памяти впечатления о судьбе лысых, в последнее время слишком часто попадающихся мне на пути.
И я одет.
Судя по содержимому карманов, — это моя одежда. В нагрудных карманах куртки — по пеналу и конверт с деньгами. Достаю левый пенал — камешки, одиннадцать штук! На поясе вещмешок, нож на карабине. Да — это точно я. А то уж было засомневался. До моего слуха доносится неуверенное шуршание. Несколько мгновений лежу неподвижно: тишина. Но как только начинаю двигать руками, шуршание возобновляется. Понятно, шуршит одежда. Хлопаю в ладоши. Отлично, со слухом у меня всё в порядке. От нечего делать продолжаю инспекцию. Три телефона. Все не работают.
Странно, по крайней мере, один из них сегодня вечером работал.
