Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ) - МакКаммон Роберт Рик

Майклу никогда еще не было так трудно подниматься на ноги, но он это сделал.

— Я думаю, нам пора…

— Ох! — вдруг вскрикнул Гантт, сморщившись. Он мотнул головой в сторону и ухватился за заднюю часть шеи. — Scheisse! [36] Что-то меня укусило!

Майкл посмотрел на землю под скалой и заметил какое-то движение в тени. Присмотревшись ближе, он разглядел черного трехдюймового скорпиона, который сидел там, явно чувствуя себя хозяином положения. Его жало готовилось нанести новый удар.

— Скорпион, — выдохнул Майкл. Он не сказал, что это был ядовитый скорпион. Не сказал, что смертельно ядовитый. Не сказал, что яд этого скорпиона способен убить человека за несколько часов.

Ему не пришлось, потому что Гантт и сам увидел скорпиона. Он выхватил «Вальтер» и обратил весь свой гнев на крохотного смертельного врага, прячущегося в тени. Он стрелял, пока скорпион не превратился в сплошное молочное месиво.

Затем он посмотрел на Майкла с ужасом в глазах.

Рука мальчика замерла.

— Бритву! Быстро! — приказал Майкл.

Гантт вытащил его бритву из кармана и протянул ему, наклонившись. Майкл открыл бритву и нашел место, куда попало жало, чуть правее позвонков Гантта. Это был маленький красный прокол, но ранка уже начинала набухать и побелела.

Не медля, Майкл сделал Х-образный разрез и принялся выжимать яд. Гантт зашипел.

— Получилось выдавить все? — отчаянно прохрипел он, по-прежнему наклоняясь вперед.

Майкл не знал. Он не был уверен в том, насколько глубоко проникло жало и как много яда было впрыснуто. Он опустился на колени рядом с летчиком и попытался высосать остатки яда ртом, словно вампир из ужасов Брэма Стокера. Гантт не издал ни звука.

Через несколько секунд Майкл сплюнул кровь и повторил попытку. Запах и вкус крови будил волчью сущность внутри него, и было ясно, что хищник может начинать свое пиршество прямо здесь. Майкл предпринял еще одну попытку, после чего сплюнул кровь, понимая, что больше ничего не может сделать.

— Спасибо, — выдавил Гантт. Он приложил руку к затылку, затем отнял ее и посмотрел на свои окровавленные пальцы. — Спасибо, — повторил он.

— Я не знаю, получилось ли.

— Ничего. Спасибо. Ты попытался.

— Нам лучше остаться здесь подольше, — решил Майкл. Он отметил, что мальчик снова начал трясти кости в руке. Глаза его обращались то к Майклу, то к Гантту. — Тебе лучше поменьше двигаться.

— Да. Сделаем, как ты сказал. Да, — Гантт отполз от скалы и лег на расстеленный парашют на правый бок. Затылок его продолжал кровоточить. Он свернулся в позе эмбриона, подложив руки под правую щеку.

Прошел час, в течение которого солнце начало садиться за горизонт. Свет теперь был более насыщенно красным и переливался синими тенями. Принеся с собой охлаждение воздуха, наступила ночь.

— Я горю, — вдруг нервно произнес Гантт. — Горю, — повторил он и сел. В красном полумраке Майкл заметил, что лицо его покрыто крупными каплями пота. — Можно мне немного воды?

— У нас нет воды, — ответил Майкл.

— Мне нужна вода. У меня во рту что-то горит… это неправильно…

— У нас нет воды, — снова осторожно сказал Майкл, видя в глазах Гантта лихорадочный блеск.

Летчик приложил руку ко лбу.

— У меня жар, — сказал он, будто бы это была новость.

— Рольф? Просто ложись и постарайся…

— Я настаиваю на воде! — на этот раз он произнес это по-немецки. — Вы отказываете жаждущему человеку?

— Послушай меня. Ты знаешь, где ты находишься?

— Я… я… да, я в лазарете, — он кивнул, примеряя эту иллюзию на себя, продолжая говорить на родном языке. — Я помню… я летел… а потом… было масло на… на моем ветровом стекле. Я ничего не видел, не знал, куда лечу. Я выпрыгнул, и мой парашют раскрылся. Что случилось с моим самолетом?

— Он сломался.

— Свет, — пробормотал Гантт. — Почему он такой тусклый?

— Ложись, — настоятельно произнес Майкл, решив добавить. — Ложись на кровать.

Он снова услышал перестук игральных костей у себя за спиной.

Гантт огляделся вокруг, очевидно, запутавшись. Он понимал, что что-то не так, но не мог понять, что именно.

— Мне не нравится, — сказал он почти детским голосом. — Не нравится, что здесь так темно…

Похоже, в его организм все-таки попало достаточно большое количество яда. Майкл читал, что в Сахаре водится больше тридцати различных видов скорпионов, и некоторые из них были смертельно опасны для человека. Тот, что ужалил Гантта, был токсичен, как кобра. Яд поначалу должен был вызвать сильный жар и галлюцинации, затем конвульсии и, наконец, сердечную недостаточность. До последнего могло и не дойти, если Майклу удалось выдавить и высосать из раны большую часть яда.

— Да, — ответил Гантт. — Думаю, мне надо прилечь.

Он свернулся на парашюте и вновь закрыл глаза.

Майкл стал ждать. Он заметил, что мальчик безотрывно наблюдает за ним, перекатывая кости в ладони.

Прошло несколько минут. Гантт, казалось, уснул. По крайней мере, грудь его медленно поднималась и опускалась в такт ровному дыханию. В какой-то момент он резко дернулся, но это оказалось лишь единичным мышечным спазмом.

А затем он раскрыл глаза и снова сел, на этот раз сердито посмотрев на Майкла. Гнев в его взгляде нарастал с каждой секундой.

— Я сказал, мне нужна вода! Это очень некультурно — не давать жаждущему пить! Вы слышите меня, сэр?

— Рольф, воды больше нет, — но даже сейчас, говоря это, Майкл знал, что это безнадежно. Сейчас Гантт был странником в другой пустыне, и пустыня эта находилась за пределами разума.

Он молчал. Долго молчал, и его запавшие глаза яростно смотрели на Майкла Галлатина, кем бы он сейчас его ни считал.

— Вы не имеете права так относиться к своим пациентам, — тихо сказал Гантт. — Все эти люди здесь… они заслуживают лучшего, сэр. К ним нельзя проявлять такое неуважение.

Майкл понятия не имел, что за ситуацию выстроил для себя воспаленный разум летчика — было ли нечто подобное на самом деле, или это лишь фантазии и домыслы. Так или иначе, оставалась одна угроза: рука Гантта потянулась к «Вальтеру».

— Я хочу воды. Для всех нас. Сейчас же.

Майкл заговорил по-немецки.

— Что ж, хорошо. Вы ее получите. Под кроватью стоит кувшин. Прямо там, — он указал в пустоту. — Потянись под кровать и достань его.

Гантт безучастно посмотрел на него.

— Под кроватью, — строго повторил Майкл. — Прямо там.

Кости перестали щелкать в ладони мальчика.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Гантт, наклонившись, чтобы достать несуществующий кувшин с водой из-под несуществующей кровати.

Майкл действовал так быстро, как только мог. Он сорвал «Вальтер» с ремня Гантта и, когда летчик озадаченно посмотрел на него, Майкл постарался как можно легче — но с достаточной силой, чтобы заставить его потерять сознание — нанести удар по его затылку.

Гантт рухнул на парашют. Его тело начало содрогаться, руки и ноги неестественно скрючились. На мгновение показалось, что даже в бессознательном состоянии он продолжал искать этот клятый кувшин с водой, но затем снова упал и затрясся.

Майкл убрал пистолет в сторону и стащил с бившегося в судорогах летчика его пропитанную потом рубашку. Опустившись на колени рядом с ним, с трудом работая одной рукой, он скрутил рубашку и зажал ее между зубов Гантта, чтобы тот не проглотил язык или не прикусил его, если судороги будут слишком сильными.

Затем Майкл отполз в сторону и обессиленно сел на землю, держа при себе пистолет.

Он наблюдал за страданиями Гантта, пока угасали последние лучи солнца.

Конвульсии стали более сильными. Эта отвратительная фаза длилась около пятнадцати минут, после чего Гантт вдруг замер.

Майкл проверил его пульс. Слабый. Но Рольф был жив.

Ночь становилась все холоднее. Группа шакалов пришла, чтобы обнюхать все вокруг, но Майкл отогнал их камнями. Его «Ролекс» показывал, что прошло еще три часа, когда Гантт вдруг снова зашевелился, сплюнул ткань, и медленно встал на четвереньки, после чего его начало выворачивать наизнанку. Его рвало так сильно, что, казалось, внутренности вот-вот вываляться наружу. Затем Гантт застонал, выругался и сказал с заплетающимся языком: