Александр Афанасьев - Отягощенные злом. Разновидности зла
– Сильно?! – заорал он, перекрикивая мотор.
– Переживу… – Бес говорил сквозь зубы, – жми!
Точка эксфильтрации оказалась чистой – уже на ней Бес потерял сознание. У него оказалось и ранение в бок, причем хреновое. Араб вколол ему обезболивающее, противошоковое, засыпал рану специальным порошком, который вызывает мгновенное образование кровяного сгустка и обеззараживает рану, сверху наложил повязку как смог.
– Черт, держись… – Араб посмотрел на небо и выругался последними словами, – только здесь не подохни, я же тебя убью за это.
Эксфильтрация, ее способ совершенно не подходили для раненого. Но делать было нечего…
Он застегнул ремни привязной системы на Бесе, потом влез в нее сам, пристегнул все ремни и застегнул замки. Длинным эластичным жгутом приторочил тюк с имуществом. Последним он выдернул чеку самоспасателя, и на его глазах с шипением начал надуваться небольшой воздушный шар, он тянулся в небеса, вытаскивая за собой трос с усилием разрыва в несколько тонн. Оранжевый, яркий шар тянулся в небеса…
Араб встал в исходную, удерживая Беса, и посмотрел на часы. Пора…
Несмотря на то что они не раз проходили это на тренировках, рывок был неожиданным и просто немыслимой силы. Идущий на небольшой высоте самолет, ориентируясь по специальному маяку, поднятому в воздух воздушным шаром – спасателем, захватил трос в специальный захват, называемый «воздушный крюк». В считаные доли секунды Араб и Бес разогнались с нуля примерно до двухсот пятидесяти километров в час, такое не испытаешь ни на одном спорткаре. Это было как на подвешенной над ущельем тарзанке, только наоборот. Чудовищная перегрузка, лишь немного смягченная входящим в состав прицепной системы упругим элементом, на несколько секунд погасила сознание Араба, когда он пришел в себя, то вокруг не было ничего, кроме ревущего, бьющего со всех сторон ветра. Их безумный полет за самолетом продолжался чуть больше минуты, потом операторы, находившиеся на борту «Летучей мыши-2»[22], втащили их в десантный отсек. Повинуясь кнопке, нажатой одним из операторов, секции хвостовой аппарели начали закрываться, отрезая их от ярости ветра за бортом.
Сразу несколько человек начали освобождать их от подвесной системы, раскрывать замки. Кто-то поднял его, оттащил в сторону и куда-то посадил.
– Как вы, господин полковник? Выпьете?
Это оказалась даже не водка – разбавленный градусов до шестидесяти, пахнущий резиной спирт, которого у авиаторов всегда в достатке. Араб хлебнул, не подумав, и его чуть не вывернуло наизнанку. Часть спирта все же проскочила в горло, он закашлялся…
– Черт… Бесу… помогите. Ранен…
– Им уже занимаются, господин полковник. Мы возвращаемся. Идем на Баграм. Вам что-нибудь нужно?
– Черт… нет…
Его оставили в покое, и он так и остался сидеть у огромного морского типа бункера, из которого питалась шестиствольная пушка, главный и единственный калибр самолета. Перед глазами плыли круги, тошнило – от спирта, от перегрузки, от всего. Но он знал, что это не более чем отходняк, надо просто посидеть, и все пройдет. Перед посадкой его побеспокоят, скажут, где сесть и как пристегнуться…
Май 2016 года
Северный Кавказ, Чечня
Волчье логово
Северный Кавказ…
Километры и километры гор, быстрые, горные реки, потайные тропы. Схроны с оружием. Спокойно здесь не было никогда, особенно в Чечне. Разбои, грабежи, налеты. Окончательно Чечню замирили в семидесятых, но спокойствия тут прибавилось лишь немного. Какие-то тейпы служили Белому Царю, какие-то работали, какие-то разбойничали…
– Ас саламу алейкум!
Небольшой строй пацанов в камуфляжной форме стоит на плацу объекта, известного как Волчье логово. Всем им по четырнадцать лет, все – чеченцы. Суровые, светлокожие, более светлые, чем у русских сверстников, лица, кое у кого уже пробиваются усы и борода. Камуфляж, принятый в русской армии, но у каждого на поясе серебрится родовой кинжал. Все – крепкие, с тонкой, утянутой ремнем до предела талией, короткие, но не такие, как в русской армии, стрижки. Почти все черноволосые, трое рыжих, но светловолосых ни одного. На казарме – совершенный сюр: слева портрет Его Величества Императора Николая в форме Дикой дивизии, справа – портрет имама Шамиля, долгие годы воевавшего с Россией. Кстати, сын имама Шамиля стал полковником русской армии.
– Ва алейкум ас салам! – как один, выдыхает строй.
Начальник центра перед строем стоит один, в одиночку. Носатый, с короткой, черной с проседью бородой, крепкий. На камуфляже – нашитые нитками полевые знаки различия бригадного генерала, под погоном – красиво сложенный черный берет с серебристой эмблемой – череп и кости. Командование специальных операций…
Инструктор говорит негромко, но внушительно. Пацаны слушают, затаив дыхание.
– Значит, так, джигиты. К нам приезжают казаки. Как и в прошлом году, как и в позапрошлом году, ва-а-а-а… х. Вас четырнадцать – и их четырнадцать. Они снова вызвали нас на состязание и говорят, что победят. Я в это не верю. Я не верю, что какой-то казак может хоть в чем-то победить нохчу. Верно я говорю?
– Так точно!
– Вас всего четырнадцать, но вы лучшие из лучших. Вы мужчины, и такими же мужчинами были ваши отцы и деды. Вы произошли из лучших родов и уважаемых тейпов, в ваших жилах течет волчья кровь! Мы – дети волков! Волей Аллаха мы заставим казаков бояться даже наших имен, произнесенных вслух! Аллах с нами!
– Аллах с нами!!!
– Отныне вы освобождены от всех дежурств, всех нарядов. Вас не касается ни подъем, ни отбой. Все, чем вы занимаетесь – стрельба, джигитовка, походы по горам и пересеченной местности, рукопашный бой. Перерыв только на сон и принятие пищи. Если кто-то не может больше, тот подойдет и скажет мне об этом.
Молодые джигиты сурово молчат. Все знают, что правило такое есть, но кто подойдет к колоколу, тот станет позором всего тейпа.
– Разойтись. Через двадцать минут собраться здесь же. Автомат, пять боекомплектов. До второго стрельбища пойдем пешком, спускаться будем тоже пешком. Транспорт – больше не для вас. Вопросы?
Строй молчит.
– Разошлись!
– Петров…
Высокий, не в отца, а в дядю, молодой казачина сделал вид, что не слышал за надсадным ревом двигателя.
– Мишка! Дылда!
Казак мгновенно вскинулся, одним кистевым движением руки бросил в шутника монету, которую перебирал между пальцев. Не в лицо.
– Черт… совсем сбрендил…
– Это он после Маньки такой… взрывной.
– То-то он с ней на танцульцах-то обжимался…
– Мишк, а Мишк! Раз обгулял, то и женись! А в приданое долю в элеваторе проси! Нехай не обеднеют!
Это было уже слишком – Дылда хотел «прислать» шутнику по морде, но не успел: вмешался их инструктор, ехавший в том же самом кузове:
– Цыц! Взгакались, как бабы! Христиан!
– Я, господин полковник! – вскинулся белобрысый, совсем похожий на русского казачонок, который отпускал такие рискованные шутки.
– Завидуй молча. Не слышу!
– Есть…
Казачата захихикали, пряча смешки в кулак.
Они уже проехали Грозный – последний форпост цивилизации в этом районе, город, где относительно мирно уживались чеченцы и русские. Машина шла дальше в горы, по Дикой территории, на которую русским соваться не стоило. Да и вообще посторонним людям соваться не стоило. Вряд ли убьют, но и рисковать не стоит. Когда замирялись, с тейпами был заключен своеобразный пакт о разделении полномочий. Старейшины всех тейпов поклялись на верность Его Величеству и обещали давать людей в армию, пресекать набеги из горной Чечни, признать наличие казачьих застав и таможенных постов на границе и выдавать преступников, коли такие будут на их территории. В ответ – Престол обязался не лезть без нужды в их дела, обеспечить всем чеченским детям бесплатное образование с обязательным курсом родного, чеченского языка, а также делиться с тейпами доходами от добываемых на территории Чечни полезных ископаемых. Прежде всего – от нефти, которой было немного, но она была легкой, высшего сорта. Еще чеченцы занимались сельским хозяйством, выращивая дефицитную баранину, поставляли дорогие сорта древесины – на равнине, у Грозного, были расположены фабрики, там делались дорогая мебель и заказные, дорогие оружейные ложи из чеченского ореха. Поскольку рождаемость в горной Чечне была высокой, значительная часть молодых людей спускалась с гор в поисках работы, но чаще уходила в армию. В горах было несколько учебных центров, где преподавали чеченцы, эти центры отправляли в армию не отдельных бойцов, а подготовленные отделения, роты, батальоны, спаянные дружбой и круговой порукой. Чеченцы не любили русских, но очень сурово относились к клятвоотступникам, какая бы клятва ни была предана. Считалось, что кто предал один раз, тот предаст и второй. Потому чеченцы служили в основном на Востоке, и служили так, что порой достаточно было появления чеченского батальона в каком-то месте, чтобы бандитская активность там прекратилась.
