Андрей Годар - Под тенью Феникса
Даллас был уже совсем близко, миль восемьдесят, но мы совершенно не обсуждали то, как приедем, куда направимся, что делать будем. Оба понимали, что ничего хорошего ждать не приходится. А надежда, которая гнала вперёд, была совсем хлипкая и расходовалась вся на эту дорогу почти без остатка. Всё такие же безлюдные просторы кругом, уничтоженные здания заправок и прочей придорожной фигни. Когда проезжали автобазу, обратили внимание на то, что машин там почти не было. Стало быть, растащили. А значит, было кому тащить, были люди, которые выжили и хотели жить дальше. Вот только какой путь они изберут для этого… Тогда я, понятно, не такими формулировками думал, но ясно ощущал тревогу, при мысли о том, что с людьми делает катастрофа.
О, это уже Краснинский? Слушай, красиво у вас тут. Ну, я потом тогда дорасскажу. У вас баня ж есть? Класс!
Глава 3
Трудное расставание с Краснинским
Баня была прогрета – будь здоров. Висевший на стене градусник показывал сто десять градусов и того гляди норовил треснуть вдоль рассохшихся волокон. Мы парились последними, пропустив вперёд всех своих бойцов, чтобы иметь возможность спокойно посидеть вдвоём. Лёжа на лавке, Томми смотрел в потолок и продолжал рассказывать о своём детстве, а я слушал и пытался отследить в его голосе, манере разговора или озвучиваемых фактах хоть какие-то зацепки для сомнений. Не получалось. Томми нравилось говорить, к тому же было видно, что эту историю он рассказывал уже много раз.
Затем мы сидели в предбаннике и пили чай в виде отвара полевых трав. Томми явно что-то сосредоточенно обдумывал, а затем спросил:
– Слушай, а вообще какие у тебя планы на ближайшее будущее?
– Ты меня на рыбалку пригласить собираешься, что ли?
– Нет, не совсем, – усмехнувшись, ответил Томми и, уже в который раз за последние два часа, почесал волосатое плечо. Только сейчас я обратил внимание на ещё не полностью заживший круглый шрам под буйным волосяным покровом, – эта весна, потом лето… Что планируешь?
– Да ничего особенного. Поля под паром засевать планируем. Конюшни расширять. Но этим всем больше Пахом заведует, я в хозяйственные дела особо не лезу.
– Ты его завхозом назначил?
– Да нет, само так устаканилось. Кто во что горазд, тот тем и занимается. Я был единственный, кто прошёл армейку, вот и стал атаманом.
– Вот как. То есть, ты просто водишь патрульный отряд по окрестностям? Не руководишь посёлком?
Этот вопрос меня слегка уколол. Был, признаться, в глубине души слой ила, который лучше было не тревожить, но иногда это случалось. Вообще атаман повсеместно являлся лидером общины, царьком, только у нас получилась несколько иная история.
– Я отвечаю за оборону посёлка и всё, что с этим связано. За плугом не хожу и дрова не рублю. Не командую теми, кто этим занимается, и делать этого не собираюсь.
– Прости, и в мыслях не было тебя поддеть, – Томми чуть дёрнулся было, чтобы похлопать меня по плечу, но вовремя остановился, – просто это выглядит так…необычно. Сложно организовать группу людей, когда есть два равнозначных лидера.
Он выделил интонацией слово «равнозначных», совсем чуть-чуть, но вполне заметно. Я уловил этот, не самый тонкий, намёк. Последовавшее молчание, нарушавшееся только шумным прихлёбыванием чая, уже было частью ответа. Томми это хорошо понимал и потому тоже молчал, пил чай и всем своим видом изображал расслабление и безмятежность. Помолчав секунд двадцать, я с чашкой в руке склонился над самоваром и ответил:
– Пахом здесь главный. Он меня пригласил, поставил атаманом.
– Что, просто так, сразу поставил?
– Не просто. Там из-за какой-то ерунды перестрелка с мужиками с соседнего хутора началась. Наши вели себя глупо, набились в узкое помещение всем скопом, так что ни отстреливаться нормально не могли, ни укрыться. Привыкли только кулаками да топорами махать, детский сад просто, ей-богу. Семеро человек просто так враз полегло. И положили бы всех, если бы я не начал командовать. До того как-то стеснялся, самый молодой был, а вокруг все здоровые мужики. Думал, понимают что-то, да хрен там. Ну а когда такая мясорубка пошла, уже само собой образовалось. К слову, того хутора уже лет десять как нет, нашими усилиями.
– Ну ясно. А дальше как? Сразу в чин возвели?
– Нет, конечно. Началось: "А что умеешь, а что знаешь". Потом поставили тренировать, азам тактики обучать. А потом Пахом понял…
– Что от тебя подлости можно не ждать?
– …Да. И что самому ему, в случае какой заварушки, навстречу пулям бежать совсем не хочется. Вот так и получилось.
Томми с интересом слушал, подавшись вперёд и оперевшись переплетёнными в замок руками о колени. Внимательное выражение его физиономии искажалось лёгкой усмешкой.
– Не веришь?
– Не то чтобы…
– А чего так напрягся-то?
– Да как-то ты легко откровенничаешь на такие темы, что иные бы упирались до последнего.
– Ты тоже не из молчунов, знаешь ли.
– Знаю. Но хорошо слежу за тем, с кем и о чём говорю.
– Как и я, Томми. Как и я.
Пару секунд мы смотрели друг на друга. Я понял, что расплываюсь в невольной улыбке, и с лицом моего собеседника происходило то же самое, пока мы хором не рассмеялись. Наклонившись вперёд, Томми ткнул меня кулаком в плечо, и я ответил ему тем же. Чуть успокоившись, он продолжил:
– Так вот, о чём это я… Каким ты видишь будущее Краснинского и его жителей? К чему оно идёт?
– Честно говоря, ничего особенного. Нельзя сказать, что мы ещё выживаем – скорее уже просто живём, и довольно таки неплохо. Но это и всё, лестницу в небо здесь строить пока никто не планирует.
– И как лично ты на это смотришь? Устраивает?
– Не знаю, что ты ожидаешь услышать в ответ. Колись давай, меня эти поддавки напрягают.
Томми устремил взгляд в потолок и подпёр подбородок сложенными ладонями, явно старательно подбирая слова, а затем быстро заговорил:
– Видишь ли… то, что сейчас происходит между людьми – это путь в никуда. В лучшем случае топтание на месте, но, скорее всего, верная деградация. Ты же видишь, что происходит: все только и делают, что находят поводы вышибать друг другу мозги да цепляются за свой кусочек земли. Ну, шакалов в расчёт не берём, они не люди и вряд ли могут ими стать. Никто не строит долгосрочных планов. Никто не думает о том, что будет через год, через два. У вас вон серомордые под боком объявились, и я не думаю, что это событие обернётся чем-то большим, чем очередная тема для разговоров на полторы недели.
– Ну, это ты загнул, мы…
– Ладно, может быть на две недели. Но я не верю в то, что здесь кто-то серьёзным образом настроен на перемены. А меняться придётся, вместе со всем окружающим миром, иначе только кости хрустнут!
– Послушай, если ты считаешь, что серомордые решили покорить наши леса…
– Да нет же! В смысле, я не только об этом говорю. Главная проблема состоит в том, что люди привыкли выживать, и теперь, когда у них появилась возможность к чему-то стремиться и чего-то достигать, по привычке живут на тихой волне. Понимаешь, к чему это может привести?
– Может быть. И к чему же?
– К смерти. Отсутствие прогресса это регресс. И пока другие строят планы и наращивают силы, остальные рискуют оказаться в стороне, чтобы затем исчезнуть, уступив дорогу тем, кто сильнее.
– Это кому?
– Вот смотри. Представь, что на каком-нибудь острове есть две стаи обезьян. Первая стая живёт на хреновой земле, еды мало, но каждая из них готова взять в руки дубину и пойти отвоёвать себе лучшую судьбу. Вторая стая живёт на хороших землях, обезьян там в десять раз больше, но все они только и заняты тем, что грызутся между собой и стараются подгрести под задницу как можно больше бананов. Как ты думаешь, кто в итоге будет лакомиться сладеньким и размножаться, а кто лежать в кустах с пробитым черепом?
– Понятно, что первое племя. Только я не пойму кого ты в него записываешь – пришельцев?
– Их. Или других людей, которые будут достаточно разумны и смелы. Словом, тех, кто будет объединяться и верно идти к чётко поставленным целям.
Кажется, Томми и сам услышал, как по-юношески романтично прозвучали эти слова – он выдохнул, прищурил до того широко распахнутые глаза, и продолжил спокойным деловым тоном:
– Я не знаю, о чём ты мечтаешь и к чему стремишься. Но есть у меня такое чувство, что тебе совершенно не хочется и дальше бороздить окрестные леса в качестве верного солдата Пахома, ожидая прихода противника, который, в конечном итоге, окажется вам не по зубам.
– Ты меня c цепным псом не путай. Я защищаю простых людей, которые хотят спокойно жить и растить своих детей.
– Но в остальном я оказался прав, не так ли? Ты видишь тупиковость этого положения вещей, хочешь его изменить, но пока не знаешь, как именно это сделать, верно?
– Допустим… допустим, изредка я о чём-то таком и задумывался. И что ты в связи с этим хочешь мне предложить?
