Сьюзен Коллинз - Воспламенение
— Я должна, Гейл. Я не могу оставить его и Пита, потому что их… — Он пронзает меня сердитым взглядом. — Что?
— Прости, но я не знал, насколько большой будет наша компания, — огрызается он.
— Потому что их замучают до смерти, пытаясь узнать, где я, — говорю я.
— А что насчет семьи Пита? Они никогда не пойдут. На самом деле они, вероятно, не смогут дождаться, чтобы донести на нас. Мне кажется, он достаточно умен, чтобы понимать это. Что, если он решится остаться? — спрашивает Гейл.
Я стараюсь казаться безразличной, но мой голос звучит надтреснуто:
— Тогда он останется.
— И ты оставишь его здесь?
— Чтобы спасти Прим и маму — да, — говорю я. — В смысле — нет! Я заставлю его пойти!
— А меня? Оставишь ты меня? — Выражение лица Гейла определить теперь невозможно. — Если только я не смогу убедить свою мать потащить троих детей в дикие леса зимой.
— Хейзелл не откажется, она поймет, — говорю я.
— Представь, что она не поймет, Китнисс. Что тогда? — требует он ответа.
— Тогда ты заставишь ее, Гейл. Ты считаешь, что я преувеличиваю? — Я тоже повышаю голос, злясь.
— Нет. Не знаю. Может быть, президент просто манипулирует тобой. Я имею в виду, как он устраивал вашу свадьбу. Ты же видела, как реагировала толпа Капитолия. Я сомневаюсь, что он может позволить себе убить тебя. Или Пита. Как он собирается выйти из этого? — говорит Гейл.
— Ну, с восстанием в Восьмом Дистрикте, сомневаюсь, что у него есть много времени, чтобы выбирать мой свадебный торт! — кричу я.
Слова вылетают из моего рта, хотела бы я вернуть их. Они мгновенно действуют на Гейла.
— Восстание в Восьмом? — произносит он почти неслышно.
Я пытаюсь пойти на попятный. Снять с него напряжение.
— Не знаю, действительно ли это восстание. Скорее волнение. Люди на улицах… — говорю я.
Гейл хватает меня за плечи.
— Что ты видела?
— Ничего. Лично. Я только слышала кое-что. — Как всегда этого слишком мало, слишком поздно. Я сдаюсь и рассказываю ему: — Я видела кое-что по телевизору мэра. Я не должна была. Толпа, пожары и Миротворцы, отстреливающие людей. Но они сопротивлялись… — Я прикусываю губу и изо всех сил стараюсь описать картину дальше. Но вместо этого я громко произношу слова, которые съедали меня изнутри: — И это моя ошибка, Гейл. Это из-за того, что я сделала на арене. Если бы я только убила себя этими ягодами, ничего этого не случилось бы. Пит, вероятно, вернулся бы домой и спокойно жил, и все остальные тоже были бы в безопасности.
— В безопасности для чего? — говорит он более мягким тоном. — Чтобы голодать? Работать как рабы? Посылать своих детей на Жатву? Ты не причинила людям вред, ты дала им возможность. Им просто нужно быть достаточно храбрыми, чтобы воспользоваться ей. В шахтах уже говорят об этом. Люди, которые хотят бороться. Разве ты не видишь? Это происходит! Это наконец происходит! Если есть восстание в Дистрикте-8, почему не здесь? Почему не всюду? Может быть, мы…
— Прекрати это! Ты не знаешь, о чем говоришь! Миротворцы за пределами Двенадцатого, они не похожи на Дариуса или даже Крэя. Жизнь людей из дистрикта для них — ничто, — говорю я.
— Именно поэтому мы и должны присоединиться к борьбе, — отвечает он резко.
— Нет, мы должны уйти отсюда, прежде чем они убьют нас, так же, как и многих других. — Я снова кричу. Не могу понять, почему он делает это. Почему он не понимает, насколько все очевидно.
Гейл грубо отталкивает меня от себя.
— Вот и уходи тогда. А я ни за что не уйду.
— До этого ты был рад нашему уходу. Я не вижу, как восстание в Восьмом может что-то изменить, но оно делает наш уход еще важнее. Ты просто бесишься из-за… — Я не могу бросить имя Пита ему в лицо. — А что насчет твоей семьи?
— А что насчет других семей, Китнисс? Тех, кто не может убежать. Разве ты не понимаешь? Речь идет не только о нашем спасении. Ни тогда, когда началось восстание. — Гейл качает головой, даже не скрывая свое отвращение ко мне. — Ты и так сделала очень много. — Он бросает перчатки Цинны к моим ногам. — Я передумал, я не хочу ничего, что они сделали в Капитолии.
И он уходит.
Я смотрю вниз на перчатки. Ничего, что они сделали в Капитолии? Он имел в виду меня? Он считает, что я теперь просто еще один продукт Капитолия и поэтому нечто недоступное? Несправедливость всего этого наполняет меня гневом. Но он перемешивается со страхом, какую сумасшедшую вещь он сделает теперь?
Я опускаюсь рядом с огнем, отчаянно нуждаясь в комфорте, и обдумываю свой следующий шаг. Я успокаиваю себя, думая, что восстание не может произойти сегодня. Гейл не поговорит с шахтерами до завтра. Если бы я смогла добраться до Хейзелл до этого времени, она бы вразумила его. Но я не могу пойти сейчас. Если он будет там, он остановит меня. Может быть, сегодня ночью, после того, как все уснут… Хейзелл часто работает до поздней ночи, закрывая прачечную. Я могла бы пойти тогда, влезть в окно, объяснит ей ситуацию, так она удержит Гейла от глупостей.
Мои мысли возвращаются к беседе с президентом Сноу в кабинете:
— Мои советники предупреждали меня, что с вами может быть непросто, но вы же не планируете ничего подобного? — спрашивает он.
— Нет, — отвечаю я.
— Так я им и сказал. Я сказал, что любая девчонка, которая прошла через столько, чтобы выжить, не собирается выбрасывать это все на ветер.
Я думаю о том, как много Хейзелл трудилась, чтобы ее семья выжила. Конечно, она будет на моей стороне в этом вопросе. Или не будет?
Сейчас, должно быть, около полудня. Дни настолько коротки. Нет смысла сидеть в лесу до наступления темноты. Я тушу свой небольшой огонек, убираю остатки еды и закрепляю перчатки Цинны у себя на поясе. Полагаю, я подержу их у себя некоторое время. В случае если Гейл изменит свое мнение. Я думаю о взгляде на его лице, когда он бросил их. Какое отвращение он испытывал к ним, ко мне…
Я плетусь через лес и добираюсь до своего старого дома, когда все еще светло. Мой разговор с Гейлом, очевидно, прошел неудачно, но я все по-прежнему настроена придерживаться своего плана бежать из Дистрикта-12. Затем я решаю найти Пита. Странно, но с тех пор, как он увидел в Туре то же, что и я, его уговорить, возможно, будет легче, чем Гейла. Я сталкиваюсь с ним, когда он выходит из деревни Победителей.
— Охотилась? — спрашивает он. Сразу видно, что он не считает это хорошей идеей.
— На самом деле нет. Направляешься в город? — спрашиваю я.
— Да, предполагается, что я обедаю со своей семьей, — говорит он.
— Ладно, я могу хотя бы прогуляться с тобой. — Дорога от деревни Победителей до площади не часто используется. Это достаточно безопасное место, чтобы поговорить. Но я, кажется, не могу вымолвить не слова. Когда я предложила это Гейлу, все закончилось очень плохо. Я кусаю свои потрескавшиеся губы. Площадь становится все ближе с каждым шагом. Вероятно, скоро у меня не будет возможности. Я глубоко вдыхаю и позволяю словам выйти наружу.
— Пит, если бы я попросила тебя сбежать со мной из Дистрикта-12, ты бы сделал это?
Пит берет мою руку и останавливает меня. Ему не нужно смотреть мне в лицо, чтобы понять, серьезна ли я.
— Зависит от того, почему ты спрашиваешь.
— Я не убедила президента Сноу. В Дистрикте-8 восстание. Мы должны уйти, — говорю я.
— Когда ты говоришь «мы», ты имеешь в виду тебя и меня? Нет. Кто еще должен пойти?
— Моя семья. Твоя, если они захотят. Возможно, Хеймитч, — говорю я.
— А что насчет Гейла? — спрашивает он.
— Я не знаю, у него могут быть другие планы, — отвечаю я.
Пит качает головой и дарит мне несчастную улыбку.
— Держу пари, он пойдет. Конечно, Китнисс, не сомневайся, я пойду.
Я чувствую зарождающуюся во мне надежду.
— Пойдешь?
— Да. Только я сомневаюсь, что ты пойдешь, — говорит он.
Я резко выдергиваю свою руку.
— Значит, ты плохо меня знаешь. Будь готов. Это может случиться в любую минуту.
Я начинаю уходить, но он идет за мной, отставая на шаг или два.
— Китнисс, — зовет меня Пит. Я не замедляю ход. Если он думает, что это плохая идея, я не хочу знать об этом, потому что это все, что у меня есть. — Китнисс, подожди. — Я пинаю грязный заледенелый кусок снега на своем пути и позволяю ему догнать меня. Угольная пыль делает все вокруг особенно уродливым. — Я действительно пойду, если ты хочешь этого. Я просто считаю, что нам нужно обговорить это с Хеймитчем. Убедиться, что мы не сделаем только хуже для всех. — Он поднимает голову. — Что это?
Я тоже замечаю это. Я была так поглощена своими проблемами, что не обратила внимания на странный шум, прибывающий с площади. Свист, звуки ударов, вздохи толпы.
— Идем, — говорит Пит. Его лицо внезапно ожесточается. Я не знаю почему. Я не могу понять, что значат эти звуки, даже предположить, что происходит. Но для него это означает что-то плохое.
