Максим Хорсун - Кремль 2222. Замоскворечье
– Что ты его разглядываешь, удалец? – поинтересовался подошедший Кудесник. – Калекой он был, а теперь – просто корм для биороботов.
Лан встрепенулся, перевел взгляд с шама на нового хозяина Арены. Трибуны продолжали скандировать: «Лан! Лан!», и охрана Кудесника смотрела на дружинника напряженно, но с уважением, как полагается смотреть на хищного зверя, блюдущего закон постъядерных джунглей. Что будет дальше – предугадать невозможно. Может быть, Кудесник даст знак, и его наемники нашпигуют бунтаря-гладиатора свинцом, а может – угостят сладкой печенькой за зрелищный бой. Вон, как взбудоражена толпа; зритель не простит Кудеснику расправу над известным, к тому же – только что закрепившим свою славу, бойцом.
– Отпусти меня, – устало проговорил Лан. – Ты же знаешь, что дружинник никогда не станет рабом. Отпусти с миром, пока тебе не вышло еще дороже.
Кудесник сомневался: топорщил бороду, хмурил брови. Ему не нравилось, что сбежавший из зверинца босоногий и избитый парень смеет что-то требовать и даже чуть-чуть угрожать.
– Я не должен быть здесь! – говоря это, Лан думал о брате и о Маре. Задание воеводы отодвинулось на второй план. Какое к черту задание, когда с самого начала все пошло не так? – Ты не удержишь меня взаперти, потому что в моей помощи нуждаются дорогие мне люди!
Может, животных Лану и получалось делать послушными, но на людей его дар убеждения точно не распространялся. Не было у него дипломатической жилки и способности подбирать нужные слова. Пахарям такой навык не нужен, дружинникам – тоже без особой надобности, если они, конечно, не метят на высокие посты в Военном Приказе, – а Лан не метил. Ему показалось, что глухим отчаянием, звучащим в его голосе, он сам подтолкнул сомневающегося Кудесника к ответу, что называется «в пику».
– Пропишите его в бойцовском клубе, – распорядился новый хозяин Арены, и наемники тут же взяли Лана в кольцо. – Я хочу, чтоб он выступил еще раз. Может, тогда мы заработаем на ремонт купола и трибун.
Взгляд Лана скользнул по песку. Возле бесчувственного шама валялся обломок древка копья с наконечником. Перекат вперед, подхватить деревяшку, приставить наконечник к горлу Кудесника и выбраться наружу, используя дельца в качестве «живого щита»…
«Не смей! – зазвучал в его голове голос шама. – Тебя пристрелят раньше, чем ты успеешь дернуться! А ты обещал меня вытащить!»
Лан удивленно поглядел на лежащего в пыли нелюдя. Тот пришел в себя: третий глаз задвигался, лицевые щупальца вяло приподнялись, клыкастый рот распахнулся и оттуда вырвался измученный стон. Пальцы шама впились в песок, похоже, он испытывал адскую боль.
«У меня позвоночник сломан! – Лан неожиданно всем нутром прочувствовал страдания шама и его страх за собственную жизнь. – Ты обещал меня вытащить! Ты обещал!»
И тогда Лан передумал нападать на Кудесника со спины, – это в самом деле был бы опрометчивый самоубийственный план.
– Нужны носилки, – сказал Лан окружавшим его наемникам. – Этот еще жив, – он кивнул на шама, – с ним все будет в порядке.
«Молодца! Не подвел!» – тут же отреагировал телепат.
Хомут не стал спорить и нервировать бойца, уделавшего жука-медведя, и тут же распорядился насчет носилок.
«Мог бы и сам отдать им приказ, – мысленно проворчал Лан. – Ты же – шаман! Ты почти всемогущ!»
«Хреново мне что-то, вояка, – отозвался после долгой паузы шам. – Я потом объясню. А сейчас мне нужно…»
Третий глаз нелюдя снова закатился, а щупальца поникли.
– Не жилец он, – сказал Хомут и высморкался. Двое охранников с носилками остановились в заминке перед шамом. Ясное дело – им не хотелось возиться с опасным мутантом, хотя тот и пребывал в беспомощном состоянии.
– Просто отнесите его в этот ваш бойцовский клуб, а там видно будет, – проговорил Лан.
– Раскомандовался, – хмыкнул Хомут, а потом обратился к наемникам: – Вы его слышали. Аккуратно кладите зубастого на носилки!
Кудесник назвал бойцовским клубом цокольный этаж Арены, где жили бойцы. Лан уже бывал здесь, и с тех пор в полуподвале ничего не изменилось. Сумрачный, освещенный редкими факелами коридор опоясывал ристалище, повторяя его форму. По обе стороны коридора находились крошечные, похожие на монашеские кельи, опочивальни. Эти бетонные пеналы не запирались: ни решеток, ни дверей. Холодный пол был присыпан соломой. Жили в этой части полуподвала люди. Все были детьми руин. Попадались вполне приличные мужики – бывшие охотники, воины и пахари из отдаленных общин, блюдущих «чистоту крови». Внешне такие ничем не отличались от людей Кремля, и каждого из них судьба привела на Арену своим путем. Много было мародеров, их выдавали лихие взгляды, грубые голоса и резкие движения крысопсов, всегда готовых впиться зубами в добычу. Еще больше попадалось трупоедов – мерзких, звероподобных увальней с искаженными мутациями и вырождением лицами.
То тут, то там глаз подмечал охранников в камуфляжной форме: они общались с гладиаторами накоротко, с некоторыми даже по-приятельски. И тем, и другим не имело смысла портить друг с другом отношения. Тем более, что этаж гладиаторов – это не тюрьма. Здесь позволялись и выпивка, и наркотики, и девочки. Бойцы Арены должны были идти на смерть с легким сердцем и полным желудком, и самое главное – с чувством, что они делают нечто значимое, заслуживающее почет и восхваление. Лан никогда не понимал эту философию; она казалось ему не нашей, а чужой, навеянной нездешними ветрами.
Его поселили в свободной опочивальне, а носилки с шамом занесли в опочивальню, что была напротив, предварительно выгнав из нее недовольного и плохо говорящего по-русски трупоеда. Был поздний час – около полуночи, но никто не спал, поскольку грохот и сотрясения, устроенные жуком-медведем, оказались гораздо ощутимее привычного фонового шума Арены – звона мечей, криков и барабанного боя. Хомут сам принес Лану нормальной еды – вареных овощей и жареной турьей колбасы с чесноком.
– Сразу бы так, – пробурчал Лан, и с укором добавил: – А то заперли в клетке… Зачем было это делать?
– Думаешь, Кудесник знает? – Хомуту не очень-то хотелось чесать языком и вдаваться в подробности, но он все же добавил: – Твое появление не входило в его планы, приятель. Вроде, отказываться было не к лицу, когда тебя доставили оглушенным и запакованным. В то же время, твое появление чересчур возбудило зрителей, а Кудесник не так падок на золото, как Проф.
– Почему же он меня не отпустит? – спросил тогда Лан.
Хомут криво усмехнулся.
– А где ты видел, чтоб у нас кого-то так просто отпускали? – сказав это, он удалился.
– Хомут! – окликнул его Лан, но наемник не обернулся.
Тогда Лан занялся ужином. Оказавшись в водовороте событий, он и не вспоминал о голоде, но крепко потрудившийся организм требовал топлива: побольше и покачественнее. В памяти, как назло, всплывали образы – один другого омерзительней. Превратившиеся в мумии главарь тверских мародеров и серолицый охранник Кудесника. Плавающее человеческое ухо в вонючей баланде, которой кормили мутантов в зверинце. Черви, копошащиеся в грязи под ногами. Иступленные попытки потолочника дотянуться до него щупальцами. Рвущий цепи жук-медведь.
Лан зажмурился, голова шла кругом… Затем он схватил одной рукой кусок колбасы, а другой – неочищенную свеклу, и принялся торопливо набивать рот. Колбаса оказалась так себе, ее вкус был испорчен старым турьим салом, но шкурка приятно хрустела на зубах. Свекла была мелкой и сладкой, картофель – крупным и рассыпчатым, а морковь – вонючей и мягкой, как размокшая глина.
«Тоже жрать хочется…» – прозвучал в голове удрученный голос шама.
Лан бросил взгляд в соседнюю «келью». Юный мутант лежал в той же позе, в которой его оставили, сгрузив с носилок, наемники. Даже дыхание едва угадывалось. Если бы не эта мысль, то Лан бы и не догадался, что шам пришел в себя.
«У меня плохи дела, – сообщил сосед. – Я почти полностью парализован. Попытаюсь восстановить нервные пути, но не уверен, что в этих условиях и в этом состоянии у меня что-нибудь получится».
«Я видел, как ты бегал от жука-медведя, – подумал Лан. – Слишком шустрый для малого с поломанной спиной».
«Больше мне так не побегать, – мысль шама была хмурой, обреченной. – То было в последний раз. Отбегался я».
Мысленные диалоги – палка о двух концах. Их преимущество – невозможность соврать или что-либо утаить от собеседника. Их недостаток – невозможность соврать или что-либо утаить. У Лана сложилось впечатление, что его душа вывернута наизнанку. И что, при желании, он так же сможет увидеть подноготную раненного шама. Вот только вопрос – надо ли это им обоим? Поможет ли выбраться из передряги, в которую они влипли?
«Это случилось с месяц назад, – зашептал бесплотный голос шама. – Ты ведь из Кремля… Ты поймешь, о чем речь. Новые люди осаждали вашу крепость, шла подготовка к штурму. Мои сородичи прикрывали новых людей псионным воздействием. Я тоже был там: стоял в оцеплении, поддерживал туман».
