Максим Хорсун - Кремль 2222. Замоскворечье
– Пусть скажет Светозар, что с ними делать! – выкрикнул из толпы Горазд. – Это ведь его они забрали в плен и пытали! Так будет справедливо! Пусть Светозар решит!
– Да! – поддержали его ребята. – Светозар, решай ты!
Воевода оглянулся, кивнул, хмуря брови, Лану, а потом повернулся к его брату.
– А что? Справедливо! – воскликнул он, и меж бетонных стен подвала снова заметалось эхо. – Говори, Светозар Мечиславович!
Светозар вышел вперед. Было видно, что он выбился из сил, и что навязанная роль его тяготит. Он посмотрел на свои руки, на покрытые черной кровавой коркой раны, что были у него вместо ногтей, а потом поднял взгляд на стоящих перед ним пленных.
– А что говорить… – замялся Светозар, когда стало ясно, что пауза слишком затянулась. – Меня спасли. Спасибо брату, спасибо его другу, который не выбрался живым из этого боя, спасибо Ворону… Спасибо вам, мои товарищи по оружию, за то, что не оставили нас в беде. А эти… – он покосился на бандитов. – Пусть убираются на все четыре стороны! В печенках они у меня сидят! Пусть катятся отсюда подальше! Оружие мы у них отобрали, – клыки, значит, вырвали. Ящера… – он хмыкнул, а затем подыскал обтекаемое слово. – Ящера обезвредили! На этом и конец замоскворецкой шайке-лейке. Отныне Замоскворечье перестанет быть гиблым местом, откуда не возвращаются.
Пленные зашептались. Само собой, никто не спешил благодарить Светозара за проявленное милосердие. Им вообще, похоже, не было знакомо, что это такое – милосердие. И, как все неизвестное, проявление этого чувства вызывало у них тревогу.
Встрепенулся мутант, командовавший захватом Лана и киборга.
– Да мы же сдохнем без оружия! – выпалил он. – На этих болотах нет шансов уцелеть, если ты – без ствола!
Заплакал ребенок, заохали бабы. Лан поймал на себе взгляд того мальчонки, которого он видел в центральном зале башни перед началом сражения. Мальчишка глядел на Лана волком, дать ему в руки автомат – без сомнения разрядил бы в дружинника весь магазин.
– Ясен пень – сдохните! – оскалился в ответ воевода. – Пойдите, поищите утешения у своих союзничков – у био, и у мутантов за пределами Садового кольца! Они, думаю, будут рады угощению, что само пришло к ним в лапы.
– Это – война, – проговорил с ледяным спокойствием сотник Ждан. – Не нужно было ее начинать, и не были бы биты. Или Ящер утверждал, будто вы – особые? Избранные? Непобедимые? Утверждал, небось, да? Враки это все! Мы и не таким по щам давали!
Бандит-мутант понурился. Его похожие на трубочки уши обвисли почти до подбородка.
– Вы слышали Светозара! Эти упыри свободны! – подвел итог воевода. – Чтоб духу вашего в окрестностях Кремля не было. А как ослушаетесь… – он порывисто приблизился к мутанту и сунул ему под нос волосатый, покрытый шрамами кулак.
Светозар подошел к Лану.
– Пойдем, что ли… Нет больше сил торчать в этом подземелье.
Лан кивнул.
– Пойдем. На воздух, на свет. Подальше отсюда.
Ранним утром следующего дня приоткрылись ворота Спасской башни. Створки разошлись едва-едва, будто крепость была не уверена – стоит ли выпускать одного из своих верных защитников за стены.
В отличие от древнего Кремля, люди отнеслись к просьбе Лана с большим пониманием.
«Это все из-за девушки, верно? – отцу Филарету не нужны были объяснения Лана, он чутко чуял смятение, царящее в душе молодого воина. – Ступай. Дело, как говорится, молодое, – а потом добавил, улыбаясь в бороду: – богоугодное…»
«За прошлые заслуги тебе была оказана исключительная милость: тебя зачислили в дружину, – воевода начальственно раздувал щеки и был куда более многословным. – В свое время ты спас Кремль, доставив необходимые медикаменты. На сей раз твои успехи менее впечатляющие: миссия по вербовке нейроманта провалена, сам угодил в плен к работорговцам, как валенок… Но ты выжил, выручил брата. Хотя Военный Приказ не давал тебе разрешения действовать в Замоскворечье в одиночку, я считаю, что ты поступил так, как тебе велела честь. А дружина в итоге получила полезный боевой опыт и собрала богатые трофеи. Посему, Военный Приказ отпускает тебя, – воевода положил на плечо Лана руку. – Наши недруги говорят, дескать, Кремль – это глухие стены и запертые ворота, Кремль – закрытая община, Кремль – это наделенный неограниченной властью Князь. Но это не так. На самом деле, Кремль – это свобода. Свобода, оплаченная кровью таких, как мы. Иди, служивый!»
Лан забрал все трофейное оружие, которое появилось у него после миссий на Арбате и в Замоскворечье: «ремингтон», «Кипарис», автомат Калашникова, ТТ. А кроме того – меч, захваченный в бандитской башне, и стилет, подаренный ему на память Марой во время их прощания. Второй стилет остался у девушки, и теперь, если бог даст, клинки встретятся.
Лан взял с собой флягу воды, совсем чуть-чуть провизии и очень много патронов.
До ворот его проводил Крив Чернорот. Старый пахарь пожелал Лану удачи, по-отечески благословил, и даже, вроде, смахнул украдкой скупую слезу. Лан был тронут.
Едва он ступил на освещенную жидкими предрассветными лучами брусчатку Красной площади, как услышал оклик. На стене стоял Светозар. Встретившись с младшим братом взглядом, он отсалютовал мечом. Лан же просто помахал в ответ рукой.
В тени у стен Форта все еще царила ночь. Из тьмы выделился человеческий силуэт. Лан остановился, опершись на приклад автомата.
– Долго же ты возился, – проворчал Титан.
– Я тебе «калаш» принес, – Лан передал оружие киборгу.
– Он же старый! – продолжил брюзжать тот.
– Это ты – старый, – парировал Лан. – А автомат – старинный.
– Еще бы я не стал старым! – Титан повесил автомат на шею и протянул Лану раскрытую пятерню, требуя боеприпасы. Дружинник увидел, что у киборга в ножнах – знаменитый чемпионский гладиус. Значит, и сам смог спастись, и свой верный меч не потерял. Молоток! – Помнишь, как на Арбат ходили? Помнишь, сколько по твоей милости пуль пришлось проглотить? – продолжил выговаривать киборг. – Как с «Маунтином» боролся? А сейчас – что? Рукокрылы подрали мне рожу, я побывал в брюхе у болотного червя, а затем меня так нашпиговали свинцом, что я, наверное, месяц буду регенерироваться. А в заключение ты еще свалил на меня этого уродского Ящера – несколько тонн металлолома мне на голову! Когда же начал рушиться купол, я понял, что даже после геройской смерти мне покоя не будет, и решил унести ноги, пока не завалило обломками…
– Ты все сделал правильно, – отозвался Лан. – Теперь мы идем в Одинцово, поможем нашей Маре с родственниками.
– Ох, не люблю я эти семейные разборки, – поморщился Титан. – Но если нужно в Одинцово, то нам в другую сторону.
– Я знаю, я посмотрел довоенную карту, – Лан похлопал себя по полегчавшей разгрузке, попрыгал, проверяя, чтоб ничего не звенело и не бряцало.
– Тогда все путем, – кивнул Титан.
На Никольской башне ударили в било. Через несколько минут дружинники выйдут на построение, мастеровые и пахари разойдутся кто в цех, кто на кузню, кто в теплицы, кто в хлева, школяры двинут шумной гурьбой в Храм, а Хранители Веры – так те уже давно на ногах… Жизнь в стенах Кремля течет своим чередом в размеренном, но деловитом ключе, где каждый на своем месте, и у каждого – своя страда. Даст бог, ничего не изменится, когда Лан снова вернется к пережившей не один штурм крепости. И вернется он не один.
«Мара, я иду!»
…Над улицами стелился утренний туман. В воздух пахло летним разнотравьем и одновременно – ржавым железом. Поздние рукокрылы метались в светлеющем небе, высматривая, кого бы напоследок сцапать перед тем, как устроиться на дневной сон под полуобвалившимися крышами или в темных пещерах старинных квартир. Давно проснулись птицы, их голоса звенели над разрушенным войной городом, а пение было как всегда неуместно жизнерадостным. И, наверное, поэтому казалось, что шелест листвы растений-мутантов – это злобный многоголосый шепот, стремящийся заглушить легкомысленные песни обитателей небес, впрочем – без особого успеха.
Мимо рассыпающихся остовов автомобилей, мимо хищных рощ, мимо руин, похожих на выветренные скалы… два воина шли шаг в шаг на сумрачный запад – навстречу приближающемуся грозовому фронту.
