"Фантастика 2025-20. Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Впрочем, кидаться вперёд сломя голову, рискуя напороться на подготовленный встречный удар, чревато, тут нужно действовать хитрее. Обманный финт, соперник непроизвольно поднимает руки, закрывая голову от так и не состоявшегося удара, а я в это мгновение бью в корпус. Правая перчатка с чавкающим звуком входит в брюшной пресс поляка, и пусть я попадаю не в солнечное сплетение или печень, всё равно видно, что Енджейчик ощутил силу моего удара, а это, по идее, одно заработанное очко.

— Пся крев, — цедит, морщась, соперник.

Ага, нервничаешь, шляхтич! Что ж, продолжим выводить тебя из равновесия. Правда, в следующий раз соперник на мой финт не купился, но я предвидел такое развитие событий и, сделав вид, что разочарован хитростью оппонента и отступил на шаг, в следующее мгновение демонстрирую чуть расслабившемуся поляку домашнюю заготовку. Серия, обернувшаяся в полуфинале нокдауном для грека, Енджейчика с ног не свалила, однако это, во-первых, опять же наверняка заработанный балл, а во-вторых, удар всё равно получился чувствительным, заставив Гжегожа вновь страдальчески поморщиться.

— Минута! — слышу крик Саныча.

И тут же, видимо, поняв, что таким способом я того и гляди восстановлю паритет по очкам, поляк пошёл в атаку. Вот только на этот раз я к такому повороту событий оказался готов, не зря же выводил из себя Енджейчика. Нырок — и вот я уже на средней дистанции, перчатка соперника вместо полновесного удара лишь чуть гладит мой висок. Я же в свою очередь, не экономя силы, провожу серию «корпус-голова-корпус», пробивая заключительный удар в уже «подраненную» печень. И на этот раз результат достигнут: поляк медленно опускается на колено. Но пока он опускается, я, опережая команду рефери «в угол», посылаю в любезно отрывшуюся челюсть смачный апперкот.

Вот теперь с чувством выполненного долга можно и в уголок отойти. Заодно и дух перевести, пока Кох отсчитывает оказавшемуся на канвасе сопернику нокдаун. А может, и нокаут. Судя по тому, что поляк всё ещё не может принять вертикальное положение, досрочная победа — вполне реальный исход боя. И будет это очень кстати, так как сейчас я чувствовал себя совершенно измождённым, всё-таки вчерашнее отравление не прошло даром.

— Eight![5] — услышал я голос рефери, и в это мгновение, словно какой-то «адский колокол»[6], прозвучал гонг.

О нет! Ну почему?!! Двух секунд не хватило, каких-то несчастных двух секунд! Немчура, блин, мог бы и побыстрее считать! Теперь всё будет решаться подсчётом очков, и далеко не факт, что судьи насчитают в мою пользу. Чёрт, чёрт, чёрт… Вернее, наоборот: Господи, пусть будет так, чтобы я попал больше, а судьи оказались честными! Очень хочется золотую медаль и удостоверение Мастера спорта СССР!

Поляк, хоть и с помощью рефери, всё-таки встаёт на ноги и, пошатываясь, двигается в свой угол. Я его перехватываю, дружески похлопываю по плечу, дождавшись кривой улыбки, и иду к Санычу, который стягивает с моих рук перчатки и аккуратно вытирает моё лицо влажным полотенцем. Оказывается, у меня небольшое рассечение под левым глазом. И ведь не заметил, когда схлопотал. Хорошо хоть крови почти нет, иначе рефери мог остановить бой, а там кто знает, чем дело закончилось бы. Правда, чувствую, как глаз малость заплывает, но это уже физиология, и даже волшебные примочки Григория Абрамовича не сильно помогают.

А Кох тем временем собирает судейские записки. Последний из пяти боковых судей долго возится, всё что-то высчитывает, наконец отдаёт бумажку рефери.

— Не знаю, ой не знаю, чего они там насчитали, — с тревогой в голосе бормочет Саныч. — Ладно, ступай.

Шлёпает меня по плечу, и я иду в центр ринга, где Андреас Кох обхватывает крепкими пальцами моё запястье. Кошусь на стоящего левее поляка — тот смотрит перед собой, кусая губы, а на его правой скуле наливается кровоподтёк. Хорошо я попал, смачно и, что самое интересное, соперника мне почему-то совсем не жалко. Вот если рефери поднимет мою руку — тогда, может быть, и пожалею.

И вот он, момент истины! Рефери отдаёт записки судье информатору, которой на английском начинает зачитывать итоги боя. Насколько я ориентируюсь в языке Диккенса и Шекспира, судья из Англии отдаёт своё предпочтение боксёру в синем углу, то есть мне. А вот шотландец насчитал в пользу поляка. Так, это уже зачитывают записку судьи из Греции. Отомстит за своего земляка, которого я вчера отправил в нокаут в полубессознательном состоянии? Отомстил… Соперник ведёт по запискам — 2:1. Теперь уже моя очередь кусать губы. Закрываю глаза, внутренне пытаясь согласиться с тем, что поляк был чуточку сильнее, но моё второе «я» протестует, не хочет идти на уступки. И правильно делает, потому что судья из Венгрии восстанавливает паритет. Спасибо тебе, barat![7]

И вот наконец наступает черёд оглашения вердикта судьи из маленького княжества Монако, того самого, что заставил рефери себя ждать, скрупулёзно подсчитывая баллы. Как он затесался в судейскую коллегию на финальный поединок — мне то неведомо, меня больше волнует, как он считал очки. Судья информатор откашливается и через микрофон говорит в притихший зал:

— Judge number five with the score 19:18 gives the victory to the boxer in the blue corner. Thus, the victory in this fight with the total score of judges ' notes 3:2 is awarded to the athlete from the Soviet Union Maxim Varchenko[8].

Ещё на словах «blue corner» я едва не заорал от накатившего на меня счастья. И куда только испарилась недавняя усталость! А уж когда Кох поднял мою руку, я едва не подпрыгнул к потолку. Мне кажется, в тот момент я вполне был способен на такое чудо. Ай да монегаск, ай да сукин сын! Ну спасибо тебе, удружил!

— Пся крев, — снова бормочет Енджейчик, бросая мою сторону ненавидящий взгляд, и добавляет. — Росийска свинья.

Моё прекраснодушное настроение моментально улетучивается, уступая место неконтролируемому гневу, и я хватаю поляка за грудки. Так хватаю, что его майка трещит по швам.

— Что ты сейчас сказал, гнида? Ты кого свиньёй назвал?

В глазах поляка я вижу испуг, и в этот момент меня сзади обхватывают руки Коха.

— Nein! Hört sofort auf![9]

Но я уже прихожу в себя, хотя желание как минимум харкнуть в шляхтскую морду всё ещё обуревает меня. Вот же паскуда… Понимает, что прилюдно я не набью ему морду, и нагло этим пользуется.

Тем временем из угла поляка в ринг выскакивают секундант и его помощник, а из нашего навстречу мчится Саныч, а следом и Биркин, что удивительно, с решительным видом протискивается между канатов. В центре ринга возникает небольшая стычка, правда, к счастью, обходится всё словесной перепалкой. Не знаю, слышал ли Саныч то, что сказал мне Енджейчик, но уж наверняка слышал, как я на повышенных тонах переспрашивал поляка относительно его оскорбительной фразы. Учитывая, что польский и русский языки во многом схожи, оппоненты неплохо понимают один другого. Но наконец на ринге появляются представители оргкомитета, и спустя минуту конфликт всё же удаётся погасить. Все расходятся по своим углам, хотя тренер Енджейчика всё ещё что-то недовольно бормочет себе под нос.

— Ну и кашу ты заварил, — говорит мне Саныч по пути в раздевалку.

— Я заварил… А вы бы промолчали, обзови он вас русской свиньёй? Фашист недоделанный!

В этот момент появляется взбудораженный Свиридов, за которым чуть поодаль перебирал короткими ножками Афоня.

— Я не понял, что там у вас произошло? — вопрошает Георгий Иванович. — Из-за чего такой сыр-бор поднялся?

Такой же вопрос читается и в глазах Афони. Я начинаю объяснять, Саныч поддакивает, Свиридов грустно качает головой.

— М-да, вот тебе и братья по соцлагерю… Проигрывать нужно уметь достойно. Вы как считаете, Пётр Петрович, по-хамски же повёл себя соперник?

Вопрос был задан таким образом, что Афоне не оставалось ничего другого, как согласиться с мнением руководителя делегации. Да и что он мог возразить? Провокация налицо, хотя Афоня всё же пробурчал что-то типа того, что почему-то только со мной происходят какие-то приключения.