Андрей Орлов - Урал 2017. Эра безумия
Начало восьмого вечера, мутное солнце клонилось к закату. Над центральной частью уральского мегаполиса зависла плотная сиреневая дымка. С башни просматривался сквер перед главным корпусом, виднелась часть центрального проспекта, чуток – прилегающие улицы. Здания в этой части города стояли плотно, улицы были узкие – за исключением главного проспекта Ленина с шестью полосами. Сбывались скверные предчувствия. Город был уже не тот, что раньше. Напротив больницы горело здание бывшего Совнархоза с помпезными греческими колоннами. В разбитых окнах играли сполохи пламени. Часть кровли обвалилась, огонь вырывался наружу. На соседние здания он не перекидывался – видимо, сказывалось полное безветрие. Пожары в городе имели место, но пока не приняли тотальный характер. Чадил ядовитым дымом бизнес-центр «Калининский» на улице Ямщицкой – огонь отхватил все тридцать недавно отгроханных этажей. Горел элитный квартал «Кленовый» на Канатной горке – из пяти зданий переменной этажности пылали четыре, а пятое уже прогорело – зияло пустыми глазницами. Через одно горели старые здания на улице Трикотажной – все пространство в том районе укутал пепел. Сквозь деревья просматривалась проезжая часть проспекта. Ее перегораживали брошенные и столкнувшиеся машины. Многие уже отгорели, превратились в нагромождения закопченного железа. Стоял переломанный пополам троллейбус с поникшими рогами – в него одновременно въехали два джипа, отчего он перегнулся, как книжка. На тротуарах, на проезжей части лежали тела. Можно представить, какая там вонь на этом пекле… Тел было много, они валялись везде, где тормозил взгляд, – в парке, на проспекте, на примыкающих улочках. Мужчины, женщины, дети… Впрочем, не все они были неподвижными – кто-то полз, подтягиваясь на руках, скатился с тротуара на решетку ливневой канализации… Были и живые – они неприкаянно блуждали, натыкаясь на тела и машины. Хаотичное броуновское движение – людские силуэты слонялись без цели, как слепые. Их лица в отдалении не читались. Но, напрягая слух, можно было различить, как они издают звуки определенной частоты – заупокойный монотонный вой…
Загремели выстрелы! Взревел мотор – с примыкающей улицы вывернул микроавтобус. Он что-то зацепил – рвался и корежился металл. Но продолжал нестись, мелькал между деревьями. Он резво огибал преграды, из заднего окна велась стрельба. И разом все пришло в движение! Вой сменился разноголосым ревом. Насторожились блуждающие личности, завертели головами. И вдруг помчались с разных сторон наперерез несущейся машине! Выскакивали другие – из сквера у больницы, из улиц, проулков, выходящих на проспект, из подъездов домов. Их было множество. Откуда их столько? Кто-то прыгнул на бампер микроавтобуса, размахивая руками – его отбросило, как баскетбольный мяч. Полетел другой – его зашвырнуло под искореженный троллейбус. Мини-вэн зацепил правым боком сгоревший автомобиль, отправился юзом, отлетел, словно мячик, от застывшего седана. Из окна уже не стреляли. В салоне кричали перепуганные люди. Водитель не справился с управлением, машину понесло на бетонные блоки у раскопанного участка теплотрассы! Она влепилась в них на полной скорости. Смялась кабина, подпрыгнула задняя часть. Удар был такой силы, что от автомобиля отлетела задняя ось с колесами, а то, что осталось, треснулось об асфальт и практически развалилось. Сомнительно, чтобы после такого удара там кто-то выжил. А если и так, их участи сложно было позавидовать. Озверевшая толпа набросилась на обездвиженный автомобиль, облепила его. Люди не замечали, что калечат своих же «товарищей», лезли, расталкивая и расшвыривая. Дикую сцену вуалировала листва деревьев, в полной красе картинка не представала. Но кого-то эти твари вытаскивали из машины, обступали, что-то с ними делали…
– Ни хрена себе сцены из провинциальной жизни… – убитым голосом сообщил Витек. – Александр Васильевич, вот вы вроде грамотный человек, объясните тупому алкоголику, что это за хрень?
– Не знаю, Витек, не знаю… – потрясенно шептал Шура. – Одно могу сказать – эта штука вряд ли обратима. Это конец, мужики… Конец городу, всему… А если эта хрень творится по всей стране, по всему миру, то и миру полный трындец… Население вымерло или превратилось… в этих самых… Нормальных людей, вроде нас, осталось с гулькин хрен… Не знаю, почему они не вымерли, возможно, их срок еще не пришел, организм сопротивляется, но в любом случае им не выжить в этом мире…
– Хочешь сдаться? – буркнул Андрей.
– Да нет, порезвимся пока, – вздохнул Шура. – Но не питай иллюзий, Андрюха. Эта штука, что делает людей такими, – на девяносто процентов вирус. Еще на девяносто он витает в воздухе и доступен всем. Чем защищаться, ума не приложу. Боюсь, что ничем. Если уж проворонила современная медицина, которая достаточно сильна, хотя и принято ее ругать… Ну, наденьте, черт возьми, марлевые повязки, если хотите, – рассердился Шура. – Они есть у меня в кабинете. Но это то же самое, что с канцелярским ножиком на танк идти…
– Нужно выбираться из города, – сказал Андрей. – В горы уходить, больше некуда. Возможно, туда еще не добралась эта напасть. А вдруг на высоте ее нет? Вооружаться, искать транспорт. Что-то делать с Кравцом – бросать его не дело, но тормозить он нас будет по полной программе. Еще этот светский львенок навязался, мать его… Тут и без загадочных вирусов скоро будет инфекций невпроворот… Одно плохо, мужики, какие планы ни строй – а до темноты нам придется вести больничную жизнь…
Они смотрели, как завороженные, на «картинки из городской жизни», не могли оторвать глаз. Привычный мир развалился – вместе с вечной борьбой за существование, с неумным зарабатыванием денег, относительным бытовым комфортом, с друзьями, родственниками, знакомыми, с продажными ментами, коррумпированными чиновниками, губернаторами, президентами. Если Шура прав, то чего тогда стоит эта технически вооруженная, погрязшая в сытости цивилизация, если она способна развалиться за двое суток? Чего стоит хваленая мировая медицина, проворонившая какой-то вирус? В глубине квартала на улице Чаплыжной что-то прогремело – возможно, взорвался газ. Вывалилась целая секция из здания – вместе с мебелью, мертвыми телами. В переулке, выходящем на проспект, металась ополоумевшая от страха собака. Снова что-то громыхнуло, над крышами пятиэтажек взметнулся столб. Вопили люди – и теперь уже толпа рванула в противоположную сторону. Они давились, вламывались в здание из красного кирпича, соседствующее с Совнархозом. Это было стадо – никем не контролируемое животное стадо. Что у них с головами, что они бросаются на любого, кто не похож на них? Зверский голод? Кто они? Ожившие мертвецы, те самые пресловутые зомби, питающиеся свежей плотью, или живые, но озверевшие люди с новоприобретенным инстинктом убивать?
