Анатолий Дроздов - Самец причесанный
— Это ты? — спросила я недоверчиво.
— Я! — засмеялся он. — Не сомневайся, sole[5]!
Это он! Во всем Паксе только Игрр зовет меня так. Он напевал мне эту песенку и говорил, что она популярна в его мире. Я отстранилась и глянула ему в лицо. Игрр! Запыленный, с почерневшим от солнца лицом и светлыми полосками тонких морщинок у краев глаз. Эти ранее не виденные мною морщинки заставили окончательно поверить.
— Любимый!..
Его лицо расплылось. В следующий миг меня крепко обняли. Я приникла к его груди, что-то бормоча. Сильная ладонь погладила меня по голове и соскользнула на спину.
— Не нужно, corculum[6]! Все позади. Я с тобой, и нас больше не разлучат. Успокойся, «кошка»! На нас смотрят.
Он отстранился, вытащил из моей руки скребок и зашвырнул его в реку. Я огляделась. Нас окружала толпа незнакомых сарм. Сидя в седлах, они смотрели на нас во все глаза. Юные, почти детские лица, потрепанные кожаные нагрудники, костяные наконечники копий. Это кто?
Одна из сарм, в ромской лорике и бронзовом шлеме-каскетке, выехала из толпы и подала знак. Две всадницы соскочили на берег, подхватили под руки валявшуюся на земле хозяйку. Подтащили к нам.
— Зачем она шла к тебе с плетью? — спросил Игрр.
— Я побила ее дочь.
— За что?
— Та оскорбляла меня и швырялась грязью. А сегодня разбросала мою еду.
— Это, что ли? — Он ковырнул носком сапога лежавший в грязи ошметок — Значит, били, кормили отбросами…
Ноздри его затрепетали.
— Разреши мне, тарго!
Сарма в лорике, спрыгнув в грязь, вытащила нож. Разбитое в кровь лицо хозяйки перекосилось от ужаса. Встав на четвереньки, она попыталась отползти, суча по грязи ногами, но у нее не вышло. Сарма схватила ее за волосы и оттянула голову назад, открывая горло. Хозяйка обреченно всхлипнула и закрыла глаза. Мерзко запахло испражнениями.
— Мади! Мади!
Побитая мной мелкая, прошмыгнув между лошадиными ногами, бросилась к матери и обхватила ее за шею. Сарма в лорике зашипела и попыталась ее оттащить, но мелкая вцепилась насмерть. Гайя в моем животе встрепенулась и ударила ножкой.
— Игрр! — попросила я. — Не нужно!
Он глянул хмуро и бросил сарме:
— Отпусти!
Та недовольно спрятала нож.
— Слушай меня, тварь! — Игрр шагнул к хозяйке. — Если хотя бы раз… Узнаю, что бьешь рабов, приду и лично выпущу тебе кишки. Обмотаю их вокруг твоей шеи и повешу. Ты поняла?
Хозяйка, хлюпая кровавыми соплями, торопливо закивала.
— Едем!
Игрр подхватил меня на руки и отнес к лошади. Усадив на шею, запрыгнул в седло. Лошадка всхрапнула, ощутив на спине двойную тяжесть, но стронулась с места. Сармы окружили нас, взяв в кольцо. Я сидела, прижимаясь плечом к груди Игрра, и все не могла поверить, что это он. Однако мерное колыхание коня под нами, родное тепло и сильная рука, обнимавшая меня, говорили, что я не грежу. Гайя внутри умиротворенно шевельнулась, и я почувствовала исходящее от нее блаженство.
— Кто эти сармы? — спросила я Игрра, не столько стремясь узнать ответ, сколько желая слышать его голос.
— Моя охрана! — ответил он, и, заглянув ему в лицо, я увидела, что муж улыбается. — Ее, — муж указал на сарму в лорике, — зовут Амага. Первая красавица Степи!
Игрр произнес это на языке сарм. Я вспомнила, что и с хозяйкой он говорил на нем же.
Амага, услышав слова мужа, довольно осклабилась. Я едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Игрр ничуть не изменился. Назвать красавицей эту страшненькую сарму мог только он!
— А вот она, — муж указал на скакавшую обочь кварту, — Сани. Мой проводник и незаменимая помощница. Редкая умница!
Сани бросила на Игрра влюбленный взгляд и зарделась. В других обстоятельствах я бы приревновала, но сейчас только хмыкнула. Муж неисправим. Рассыпает комплименты направо и налево.
— Где ты их взял? Почему на тебе форма преторианца?
— Позже! — сказал он и чмокнул меня в висок.
Я догадалась, что он не хочет откровенничать при посторонних, и умолкла. По круто взбегавшей на берег тропе мы выбрались в город и шагом двинулись по улицам Балгаса. Встречные сармы, конные и пешие, расступались, пропуская процессию, после чего провожали нас взглядами. Ничего удивительного: где они могут увидеть пришлого? Мной овладело легкомысленное веселье, и я едва сдерживалась, чтобы не показать сармам язык Это мой муж, поняли? Он приехал за мной, а не к вам!
На улочках Балгаса было тесно, колонна растянулась, ехали мы медленно. Я вертела головой, разглядывая дома. Я не была в городе со времени, как меня сюда привезли. После встречи с Великой Матерью меня отвезли к реке и бросили в землянку, откуда разрешали выходить только работать и для отправления естественных потребностей.
Балгас не впечатлял. Построенный из саманного кирпича, он раскинулся на равнине, примыкавшей к реке, на севере подступая к подножию невысоких гор. Выходящие на улицу глухие стены домов, высокие заборы с прочными воротами из деревянных брусьев… Ворота здесь стоят почти так же, как дом: дерево в Балгас везут издалека, и оно ценится дорого. Крыши, крытые тростником, — его по берегам полно. Во дворах дымились очаги, пахло вареной бараниной и свежеиспеченным хлебом. Желудок мой сжал спазм, и я вздохнула.
— Потерпи, любимая! — шепнул мне Игрр, догадавшись. — Скоро я тебя накормлю.
Очередная кривая улочка вывела нас в тупик. Саманные заборы и стены кончились. Высившийся по левую руку дом был сложен из тесаных каменных блоков, как и окружавший его забор. Он тянулся и по другой стороне тупика, отгораживая его от обрывистого берега. Сделано с умом — ночью не упадешь вниз. Массивные ворота, окованные железом, закрывали вход во двор. Кварта выскочила вперед и, подскакав, постучала в них рукояткой плети. Створки качнулись и заскрипели, открываясь.
— Приехали! — сказал Игрр.
Он вытащил из сумки кожаный кошелек и протянул его Амаге.
— Здесь двадцать пять золотых ауреев, или шестьсот двадцать денариев. Это больше, чем я обещал.
Амага оскалилась и схватила кошелек.
— Через две улицы — базар, там можно поменять золото на серебро и купить что пожелаешь. Только торгуйся!
— Хо! — сказала Амага. — Я это умею. Меня не обманешь!
— За базаром — караван-сарай, — продолжил Игрр. — Остановись там. Вы мне еще понадобитесь. С меня еще один такой кошелек, идет?
Он протянул раскрытую ладонь. Амага хлопнула по ней мохнатой лапкой, и сармы, подняв пыль на немощеной улице, с гиканьем умчались. Мы въехали во двор. Игрр спрыгнул на землю и снял меня с коня. Оказавшись на земле, я закрутила головой, осматриваясь. Просторно. В отдалении конюшни, сараи, даже кузница. Да здесь турму можно разместить! Это кому в Балгасе выделили столько земли?
