"№Фантастика 2024-162". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Варава Алевтина Ивановна

Ей было до боли жаль истерзанного дядюшку, столь беспомощного и несчастного сейчас. Люциус Малфой, такой, каким он стал, слишком контрастно не вписывался в несколько чопорную, снисходительно-важную атмосферу, царившую в поместье. У Гермионы сердце кровью обливалось, когда он начинал слабо бредить в забытье или сдавленно стонать, так и не приходя в сознание.

Она раз за разом вспоминала свои нечастые и недолгие встречи с дементорами. Ужасные. Каково провести в этом бесконечном кошмаре целый год? А тринадцать лет? Её мать должна быть очень сильной женщиной, раз смогла оправиться после такого.

Безумно, до жжения в глазах и горьких комков в горле хотелось помочь мистеру Малфою, поскорее поставить его на ноги. Гермиона почти не спала несколько первых дней после того, как заступила «на пост» сиделки. Она изматывала себя до полуобморочного состояния, забывая обо всём остальном – даже об Амбридж, даже о своих бесконечных сомнениях.

Гермиона неосознанно винила себя в том, что приключилось с Люциусом Малфоем. Себя и весь тот строй, который она так самоотверженно и горячо защищала, за который готова была сражаться до последней капли крови ещё так недавно.

Никто и ни за какие грехи не заслуживает многолетних бесконечных пыток. Может быть, кто-то из заключенных Азкабана был достоин даже смертной казни. Пусть. Но не такого.

Всё это было слишком ужасно, ужасно и отвратительно. Раз за разом, снова и снова молодая колдунья думала об этом и не находила оправдания для тех, кто называл себя «силами света»; кто, обвиняя других в жестокости, допускал подобные зверства, потворствовал им или просто закрывал на них глаза.

Гермиона не задумывалась над тем, почему Тёмный Лорд позволяет ей просиживать сутки у постели больного, без сна и отдыха, а между тем это не только отвлекло разум гриффиндорки от самобичевания, но и более чем надёжно подкрепило в подсознании все слова Волдеморта о безжалостной жестокости «светлой стороны», резко настроив молодую ведьму против мракоборцев и их методов борьбы с провинившимися.

Тот овеянный романтичной дымкой мученический ореол, который Лорд Волдеморт старательно ткал вокруг «непонятых и презираемых» Пожирателей Смерти в сознании Гермионы, наконец-то засиял с полной силой, ослепляя память и логику, затуманивая разум на долгие годы.

А ещё в эти дни старательного ухода и подкреплённого чувством вины бдения юная ведьма стала испытывать к старшему Малфою странные чувства: нечто большее, чем просто привязанность к человеку, о здоровье которого она так неусыпно пеклась. Она сама так и не разобралась в своих эмоциях, да и не думала о них в то время – ей просто очень хотелось, чтобы Люциус Малфой поскорее поправился, встал на ноги.

Через пару дней дядя впервые пришёл в себя в её присутствии. Было около десяти утра, и Гермиона сидела у окна, наблюдая за тем, как большой белый павлин чинно прохаживается по садовой дорожке неподалёку, когда лежащий в постели мистер Малфой окликнул её:

– Вы сильно изменились со времени нашей последней встречи.

Гермиона вздрогнула и посмотрела прямо в серые глаза своего подопечного. Больше не застланные туманной поволокой, они смотрели с насмешливым любопытством и даже издёвкой.

– Вам лучше, мистер Малфой? – дрогнувшим голосом спросила Гермиона. И тут же неуверенно поправилась: – То есть… Люциус.

Владелец поместья хмыкнул.

– Забавно слышать такие слова от вас. Ваша жизнь сильно изменилась, не так ли, мисс Грэйнджер? Или вас теперь следует называть иначе? Нарцисса говорила – но я не запомнил…

– Кадмина, – с внезапной холодностью ответила молодая ведьма. – Кадмина Беллатриса Гонт-Блэк.

– Впечатляет.

Она невольно улыбнулась.

Почему-то Гермиона совсем не так представляла себе тот момент, когда её пациент придёт в себя. Не то чтоб она ожидала шквала благодарностей или чего-то в подобном роде – ну уж никак не предполагала и этой ироничной насмешливости в ослабевшем, но всё равно отдающем сталью голосе мистера Малфоя. От этой неожиданности улыбка у Гермионы вышла немного презрительной, с налётом лёгкой горечи. Старший Малфой тоже усмехнулся и откинулся на подушку.

– И как вам здесь, мисс Гонт-Блэк?

Гермиона наклонила голову и закинула ногу на ногу. Она смотрела прямо в его глаза – эта игра начинала чем-то увлекать её.

– Может быть, оставим условности? – предложила ведьма. – Здесь очень мило. Спасибо за гостеприимство. Отличная обстановка, отличные люди.

– Давно ли ты гостишь у нас, Кадмина? – с ударением на обращении спросил её подопечный.

– Уже больше двух недель. Как ты себя чувствуешь? Воды? Чего-нибудь ещё?

– Отчего вдруг Кадмина Гонт стала такой внимательной к простому смертному? – хмыкнул больной и едва заметно поморщился, на миг прикрыв холодные, насмешливые глаза.

Гермиона встала и, сделав несколько шагов, присела на край его постели.

– Мы же теперь вроде как родственники, дядя. Почему бы мне не поухаживать за тобой?

– У тебя изменился взгляд, – с ухмылкой сказал Люциус Малфой. – Тогда, в Министерстве, на меня смотрела глупая, самоуверенная простачка. А сейчас… у тебя появился шарм.

– Кровь, знаешь ли, – с вызовом бросила Гермиона.

– О да. Кровь – это много.

Они пристально смотрели друг другу в глаза. Гермиона очень боялась спасовать в этой внезапно начавшейся игре. Мистер Малфой не отводил чуть прищуренного взора и странно усмехался. Ведьма невольно тоже улыбнулась в ответ.

Неизвестно сколько времени длился бы этот молчаливый диалог, но скрипнула дверь и в комнату вошла Нарцисса.

* * *

Сильные мужские руки скользили по её телу: талии, груди, ослабевшим, безвольно повисшим рукам. Осторожно спустили шлейки платья… Тёплые губы щекотали шею… Теперь руки были где-то внизу, блуждали по её бедрам, забирались под одежду…

Гермиона часто задышала, прижимаясь спиной к стоящему позади мужчине. Она вся горела. Чьё-то дыхание обожгло щёку, она опустила веки, ища губами чужие губы.

Тускловатый свет, серые глаза…

Гермиона проснулась внезапно и резко, отпрянув от лежащей рядом подушки, как от чего-то ужасного, и чуть не свалилась с кровати. Пару минут она безумно смотрела в пустоту, потом мотнула головой, встряхнула пальцами всклокоченные волосы. Ну и приснится же! Невероятно.

Ведьма сглотнула и откинулась на подушку, уставившись в потолок, по которому блуждали неясные тени. Чувствуя, что краснеет, она с силой прижала к разгорячённому лицу холодные ладони.

Что за дикие фантазии?! Надо же было до такого додуматься… Люциус Малфой! Бред какой…

Гермиона перевернулась на бок и посильнее прижала к себе сбившееся в кучу покрывало. Лунный свет ложился на паркет у окна, вырисовывая на нём витиеватые прутики балконной решётки. Серебрился в мутных изумрудах диадемы, которую несколько дней назад принесла и водрузила на туалетный столик у кровати эльфиха Джуня – вроде как, по указанию Нарциссы.

Нарциссы, его жены.

Гермиона зажмурилась.

Нет, Люциус Малфой, конечно, мужчина видный. Всё идет к тому, что он скоро поправится и станет прежним – здоровым, статным, красивым… Мерлин Великий!

Гермиона зарыла лицо в одеяло. В голову лезли совершенно не те эпитеты.

«Во имя Морганы, что всё это значит?! Нет, конечно, он…»

– Пресвятая Дева! – оборвала свою мысль совершенно маггловским восклицанием Гермиона, снова садясь на постели.

Как же получилось, что она вообще думает об этом?! «Фу, извращенка малолетняя!» – сердито подумала ведьма, чувствуя на глазах бессильные злые слёзы. Он в два раза старше. Он женат, у него взрослый сын. Он, чёрт побери, Люциус Малфой! Ей не должен был присниться такой сон. Она никак не может... даже думать... даже в бредовой фантазии представлять...

И как же Рон? В памяти всплыл образ длинного, нескладного, веснушчатого парня – такого бесконечно родного и милого во всех своих недостатках. Ведь она же любит его? Любит, наверное. Ей нравится быть рядом, она должна поддерживать, приходить на выручку так часто непутёвому Рону – и ей нравится помогать ему. Иногда снисходительно, иногда строго, иногда сердито – но всегда любя. А даже если бы не нравилось – ведь он же просто пропадёт без неё! Запустит учёбу, натворит каких-то глупостей… Хоть бы в прошлом году – этот бесплатный цирк с Лавандой Браун!