Божьим промыслом. Стремена и шпоры (СИ) - Конофальский Борис
— Слышал, слышал, я о том и в Вильбург писал неоднократно, так и писал, что ждут здесь этого ван дер Пильса ещё до Пасхи.
— Ещё до Пасхи? — чуть удивлённо переспросил генерал. И стало ему очень неприятно от пришедшей в голову мысли.
«Чёртов пройдоха фон Виттернауф. Даже не соизволил мне о таких ожиданиях сказать. Ни словом не обмолвился, что тут еретика ждут так рано. Почему? Не хотел пугать, что ли? Или не верит в подобный поворот? Или думает, что я удержу враждебный город, набитый еретиками, с шестью сотнями людей, когда под стенами будет стоять войско ещё из пяти тысяч еретиков? А может быть, и вовсе из десяти? — от злости он сжимает губы в нитку. — Что герцог, что его барон… Жулики, пройдохи, вечно хитрят. Иметь с ними дело — всё равно что играть в кости с трактирными мошенниками».
Хоть и злился он опять на своего сеньора и его ловкого министра, но всё сейчас услышанное, всё понятое ещё больше укрепило его во мнении, что решение принято правильно и что ему нужно было действовать быстрее.
— Мне нужны эти ваши знакомцы, — после всех неприятных раздумий как-то сразу начал генерал.
— Знакомцы — это…, — Вайзингер не понимал.
— Ну, эти ваши тачечники и братья Вязаные колпаки. Хочу с ними встретиться. И так, чтобы о том больше никто не ведал.
И тут, в первый раз за всё время, что Волков знал хранителя имущества, тот заговорил без присущей ему елейности и вкрадчивости. Заговорил с бароном едва ли не как с равным:
— Если полагаете, что они помогут вам устроить в городе свару, то ошибаетесь, не будут тачечники вам помогать, и Колпаки не будут; я вам говорил, что они недовольны городскими порядками — да, недовольны, но это потому, что у них на всех в сенате всего один сенатор. И их самих ценят не больше, чем золотарей. В остальном у них всё хорошо. Может, рядовым жителям коммуны тут и тяжко жить, и человеку, с утра до вечера таскающему тачку, тоже, но главы гильдий живут неплохо. Очень неплохо, уверяю вас.
— Но вы же говорили…, — генерал снова почувствовал приступ раздражения. Только теперь он смог бы дотянуться до его источника. Авось не герцог и не министр, вот он, тут, перед ним сидит. Только руку протяни. Но руку ему протягивать не пришлось. Вайзингер продолжил:
— Я знаю, какой человек вам нужен.
— Знаете?
— Да, есть у меня один такой знакомец. Как раз такой, какой вам нужен.
— И кто же это?
— Я скажу, но сначала вы мне объясните, что вы хотите сделать, — всё так же твёрдо продолжал Вайзингер.
Но барон лишь усмехнулся ему в ответ и восхищённо потряс головой: да ты обнаглел, братец.
На что хранитель имущества отреагировал абсолютно спокойно:
— Понимаю вас, понимаю. Ваше недоверие вполне обосновано, — а после продолжил: — Я в этом городе уже давно, уже женился тут и обзавёлся детьми, но за всё время меня ни разу не пригласили на городской пир, а ведь я представитель герба Ребенрее. Могли бы из уважения к герцогу позвать. Но нет… Меня за глаза называют холуём курфюрста. И мою жену обижают иной раз. Так что, когда вы спросили, имею ли я здесь недвижимость, я сразу сообразил, куда вы клоните. И скажу вам прямо, меня с этим грязным городом ничего не связывает.
Это было как раз то, что хотел услышать барон, но верить всему он не собирался, и тем более не собирался раскрывать свои планы этому безусловно хитрому человеку. А хитрец тем временем вдруг привстал, взял первый попавшийся стакан, оставшийся на столе после пирушки полковника Рохи, выплеснул из него на пол остатки вина, потом взял кувшин и потряс его — в нём плескалось содержимое. Он налил себе вина в стакан и, с удовольствием отпив, продолжил с усмешкой:
— Четыре года, четыре года каждый раз по весне эти недоумки из городского совета приходят ко мне и просят заплатить налог на недвижимость. Четыре года я показываю дуракам договор между городом и гербом Ребенрее и посылаю их к чёрту, и каждый раз они бесятся, негодуют и даже плюются; сдаётся мне, и этой весной припрутся просить денег. А ещё они не имеют права осматривать владения герба, вот я и стал тут припрятывать кое-что, если какие людишки просят. От этого их тоже зло берёт, они ведь всё знают, да ничего сделать не могут, — Вайзингер опять усмехался.
Да, всё это выглядело очень, очень правдоподобно, но вовсе не означало того, что после этого рассказа барон вот так возьмёт и раскроет хранителю имущества свои планы. И посему Волков только спросил:
— А что это за человек? О котором вы мне говорили?
— А, этот… Виг Вондель, которого кличут Черепахой. Первый вор и пройдоха города Фёренбурга. Колпаки и тачечники его сильно уважают, среди них многие с Черепахой дружат. Многие делишки вместе обделывают. Чернь часто любит таких пройдох.
— Виг? — произнёс задумчиво барон. Кажется, этот вариант не очень ему нравился.
— Его зовут Вигвар, а Черепахой прозывают, потому что он живёт в Вюльсвальде, в пяти верстах от города. Как набедокурит тут, так убегает туда, а там земля какого-то сеньора, который горожанам его не выдаёт. В общем, прячется там, как черепаха в панцире; если его в городе поймают — точно колесуют.
— И на что же он тогда годен? — с заметным разочарованием произнёс генерал.
— Он годен на всё, — отвечал хранитель имущества, — лишь бы деньги платили. А деньги ему всегда нужны. Да, всегда… Его сеньор, ещё тот сукин сын, вовсе не бесплатно ему пособляет. Вот Черепаха и старается. Он как-то сказал, что приносит своему господину денег больше, чем все его холопы, вместе взятые. Уверяю вас, барон, Виг — тот, кто вам нужен.
Волков посмотрел на этого безусловно хитрого человека с подозрением: этот Виг мне нужен? А откуда ты знаешь, что я задумал? А потом произнёс:
— Если его собираются колесовать, вряд ли он живёт в городе, а мне самому из города выходить никак нельзя, сегодня бюргеры моего сержанта обратно не впустили. Он выехал утром, а днём ему запретили въезд.
— Я про то слыхал, да… Весь город над вами потешается. Говорит, что вы ездили и умоляли стражу пустить вашего дурня-сержанта, да вам там нос утёрли, и убрались вы не солоно хлебавши, — без всякой снисходительности, а может, даже и посмеиваясь, рассказывал Вайзингер. — Но насчёт Вига вы не волнуйтесь, по ночам он тут хозяин. Виг знает, как сюда прийти и как уйти. Я устрою вам встречу, — заверил его хранитель имущества, снова отпивая вина из стакана. — Завтра в полночь я приведу его вам сюда.
— Ну хорошо, — согласился генерал нехотя. Во-первых, он всё ещё думал о том, что «весь город над ним потешался и что ему утёрли нос», это сильно раздражало его; а во-вторых, он всё ещё не был удовлетворён таким развитием событий: какой-то вор вместо глав гильдий и коммун. Мелковато всё это.
И, словно прочитав его мысли, Вайзингер продолжает:
— Заодно я переговорю с братьями Гляйцингерами и Гуннаром Кривобоким. Утром поговорю. Прощупаю их.
— Даже и не думайте, — строго произнёс генерал, опасаясь, что хранитель может сболтнуть лишнего.
— Да вы не волнуйтесь, барон, — тоном равного, к которому Волков уже начинал привыкать, заверил его Вайзингер, — это вы пришли сюда с шестью сотнями людей, у вас есть право на ошибку, а я тут один и, слава Богу, уже научился выбирать слова и задавать правильные вопросы. Ничего лишнего от меня они не узнают, просто спрошу, не хотят ли они заработать. Хорошо подзаработать.
Он снова выпил вина, а генерал смотрел на него не отрываясь, а потом спросил:
— Значит, собираетесь мне помочь?
— У нас один сеньор, — спокойно отвечал хранитель имущества.
— Надеетесь, он вас отблагодарит?
Хитрец снова выпил вина, вздохнул, а потом и заговорил:
— Нет, не надеюсь; даже не надеюсь на то, что меня отсюда переведут в какое-нибудь приятное место, просто я подумал как-то: вот придёт сюда ван дер Пильс, которого так ждут местные олухи, станет ли мне лучше жить тогда? — он качает головой. — Нет не станет, точно не станет. А если сюда придёт наш цу Коппенхаузен, которого ждёте вы — станет. Вы начнёте резать еретиков, будете их грабить… А они тут жирные, жирные… Так и к моим перстам кое-что прилипнет, заодно и с недругами своими, с обидчиками я поквитаюсь, — он приподнялся и снова налил себе вина из кувшина. — А неплохое винишко пьют ваши офицеры, — и добавил не очень-то весело: — Видно, платит им герцог исправно, не то что мне.
