Андрей Попов - Солнечное затмение
-- Ладно, что я должен делать?
-- Прежде всего, прошу тебя, не снимай накидку с твоей головы. Во всей Франзарии ни один человек не должен знать что ты жив. Иначе весь мой план летит... Впрочем, я тебе это уже говорил. И не видать тебе трона, как мне -- половых органов королевы Жоанны! В общем, соображай самостоятельно... Когда-нибудь ты поймешь, что я был единственным твоим другом в этом мире.
Они покинули кабриолет. Легкий гривуазный ветерок, казалось, развеял статический заряд напряжения меж их телами. Стало легче дышать и свободней мыслить. Со стороны замка доносился лай собак. Огоньки настенных светильников делали замок похожим на замершее чудовище с множеством горящих глаз. Чудовище прижалось к земле, съежилось, выгнуло спину, похожую на черепичную крышу. Обе его передние лапы были задраны к небу в виде башен. Вот-вот оно готово было разинуть двустворчатую пасть, чтобы поглотить в свое чрево добровольно идущих к нему людей. Необъятная и никем еще не измеренная темнота окутывала его со всех сторон.
-- Гиблое какое-то место, -- вяло заметил Жерас.
-- Это верно. Граф Велиньюф десять эпох назад построил этот замок прямо на кладбище. Надеялся, что духи умерших помогут ему в битвах с врагами, в частности, с моим дедом, легендарным Саттиром Альтинором, -- советник набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул. -- Как видишь, хрена они ему помогли.
Местность на самом деле выглядела мрачно. И не только из-за мрака как такового, присущего любому уголку черной вселенной. Воздух здесь казался вязким как на болоте. Пахло тревогой и веяло унынием. Не мудрено, ведь Жерас находился в логове человека, еще совсем недавно принимаемого им за чудовище. Он все еще недоверчиво косился в сторону Альтинора, но чудовище будто не замечало этого: оно улыбалось, восторженно разглядывало небесные костры, пыталось шутить... Вдруг советник вытащил из-за пояса обнаженный стилет, резко замахнулся им и почесал острием себе между лопаток. Глядя на округлевшие глаза Жераса, он не переставал улыбаться.
-- Это шутка такая.
-- Остроумно.
-- Ладно, идем, я отведу тебя к Мариасе. Она позаботится о тебе первое время.
-- Как же насчет того, что меня никто не должен видеть?
-- Моя старшая дочь единственный человек во всем мираже, которому я доверяю как самому себе. Кстати, сколько вы с ней не виделись? С самого детства? Эпохи полторы, не меньше.
Взгляд Жераса вдруг подобрел.
-- А ведь действительно, с самого детства...
Сквозь мутную толщу времени, хранимую памятью, еще не изгладился образ рыжеволосой девчонки с длинными косичками. Она как-то приезжала со своим отцом в королевский дворец по случаю невесть какого торжества. Жерасу тогда не было и половины эпохи отроду, да и ей столько же. Скромность или застенчивость, присущая обычно девчонкам ее возраста, для Мариасы являлись пустыми звуками. Первое, что она сделала, прибыв в Анвендус, это опрокинула на кухне котел с супом, решив таким образом испробовать его на вкус. Королевские повара были ошеломлены. Но маленькая проказница вместо того, чтобы извиниться, весело рассмеялась и сказала: "ничего, есть можно". Сам Альтинор тогда еще не занимал ранг старшего советника, Лаудвиг был грудным ребенком, а Пьер вообще еще не родился. По всей Франзарии потом долго рассказывали почти анекдотический эпизод, как к королю Эдвуру, сидящему на троне и беседующему со своими министрами, подбежала какая-то маленькая рыжая бандитка, подергала его за рукав и сказала: "дяденька, дай поносить корону!". Эдвур быстро сообразил что ответить: "девочка, это не моя корона, это моего кота". Кот тогда, разумеется, был другой, но со всеми повадками нынешнего.
Любопытен случай как Мариаса познакомилась с самим Жерасом. Гувернантка сообщила мальчику, что сейчас к нему приведут девочку, которую он ни в коем случае не должен обижать. С ней надо обходиться ласково и почтительно, как подобает принцу, а еще лучше сделать ей какой-нибудь подарок. И гувернантка дала ему коробку сладостей. Мариаса вбежала в его комнату рыжей молнией. Подойдя к оробевшему мальчику она первым делом схватила его за нос и сказала: "привет! А ты возьмешь меня в спутницы жизни, когда станешь королем?". Жерас покраснел от смущения, а Мариаса, не долго думая, выхватила у него из рук коробку конфет и убежала к отцу. Вскоре, освоившись, они уже играли в догонялки, -- носились по всему дворцу и визжали как недорезанные. К их неистовству присоединился и Фиоклит, королевский шут с уродливой внешностью. Потом они придумали себе новое развлечение: понашили из старой одежды кукол, набили их ватой, потом пришли к выводу, что все они еретики, развели костры и принялись их сжигать. Мальчик кричал: "смерть еретикам! смерть солнцепоклонникам!". А Мариаса жалобно стонала, имитируя предсмертную агонию жертв. Жерас тогда поклялся ей, что когда он станет королем, то истребит всех солнцепоклонников в их мираже. И, кстати, клятву эту он хорошо помнил.
Помнил также и момент расставания со странной девчонкой. Они остались наедине, и ее светло-коричневые глаза будоражили его юное сердце всякий раз, когда их взгляды пересекались. Почему-то тогда он подумал, что из нее вырастит настоящая колдунья. Она научила его фыркать как разъяренная кошка и пускать когти. Так, фыркая и дразня друг друга, они дофыркались до того, что их тела соприкоснулись. Он почувствовал дрожь ее коленок. Их лица почти вплотную глядели друг на друга. Потом Мариаса показала ему язык, но Жерас не осмелился передразнить ее тем же жестом. Она потерлась об него своим хрупким тельцем и совершенно неожиданно произнесла: "когда ты станешь королем, ты потащишь меня с собой в постель?".
Мальчик был в шоке. По своему недозрелому возрасту он даже не понимал, что конкретно она от него требует. Потом Мариаса щелкнула его по носу и убежала. С тех пор он ее не видел... Да, полторы эпохи, не меньше. Дело в том, что она подросла, и ей нашли спутника жизни. Этим обреченным оказался Лех Лоринский, принц Панонии, и Мариаса надолго уехала жить в Варру-шиву. Их союз, разумеется, был создан из чисто политических соображений. Немного позже по всем миражам поползли слухи, что спутница жизни панонского принца совершенно необуздана в своих сексуальных потребностях. Сам Лех многократно жаловался друзьям, что по ночам она не дает ему покоя, замучила до полусмерти. Более того, в Варру-шиве Мариаса занималась и совсем не женскими делами: самостоятельно обучала солдат, как нужно стрелять и драться, ее часто видели в компании знатных панов -- одну, без принца, она совала свой нос почти во все государственные дела. Ей было недовольно все окружение короля Вессы. Но Даур Альтинор строго предупредил: если кто посмеет обидеть его дочь, тот будет иметь дело с вооруженными силами Франзарии. И ее терпели. До того самого момента, как Лех Лоринский был предательски убит во время похода на новый Вавилон.
Так Мариаса вернулась в отцовское гнездышко, где и проживала последнее время.
Жерас очнулся от воспоминаний, когда рука Альтинора тормознула его перед какой-то дверью.
-- Подожди здесь. Я ее предупрежу.
Жерас почувствовал, как взволновано бьется его сердце. Ему казалось, что сейчас выбежит та самая девчушка с рыжими косичками, снова ухватит его за нос и скажет: "привет! Ты не забыл, что обещал взять меня в спутницы жизни, когда станешь королем?". Какая она сейчас стала?.. Да и помнит ли его?
Альтинор не замедлил вернуться, положил руку ему на плечо и внушительно произнес:
-- Она тебя накормит и покажет комнату, где ты спрячешься. Не вздумай высовываться оттуда. Жди меня, и мы реализуем наш общий план. -- Старший советник испытывающе глянул в глубину души королевича и как тонкий психолог сразу понял, что тот думает совершенно не о том, о чем думал еще пару циклов назад. -- Ты еще сядешь на престол Франзарии, клянусь самым дорогим, что у меня есть -- попугаем Гораццием. И пусть мой попугай не произнесет больше ни одного скверного слова, если я тебя обманываю!
Психолог Альтинор понимал, что степень доверия престолонаследника к нему уже поднялась настолько, что не грех и поиграть с огнем, откидывая фривольные шуточки на самые болезненные для них обоих темы. Эта милая непосредственность должна была вызвать, по его расчетам, доверие еще большее. Впрочем, Жерасу в данный момент было почти наплевать на всех попугаев и на все престолы, которые только есть в черной вселенной. Ему не терпелось увидеть Мариасу.
И он ее увидел.
Она стояла перед зеркалом к нему спиной и расчесывала волосы. Реакции на вошедшего гостя -- ровным счетом никакой. Будто к ней пожаловал не сын короля, которого она не видела больше половины своей жизни, а какой-нибудь надоедливый кавалер, докучающей ей собственной назойливостью. Она продолжала водить расческой по искрящимся золотым кудрям и внимательно оценивала собственную красоту. Так уж получилось, что Жерас первым делом увидел не ее, а ее отражение в большом зеркале, обрамленном красным деревом. От рыжеволосой взбаламученной девчонки не осталось почти ничего. Разве что коричневые глаза с гипнотическим взглядом колдуньи потревожили в душе принца что-то давным-давно минувшее, затерявшееся в лабиринте вселенского времени. Нельзя было сказать, что она ослепительно красива. Черты ее лица первый миг даже отпугнули Жераса: уж очень она походила на Альтинора, будь его имя проклято. Всякие напоминания об этом человеке являлось болезненным для принца. Мариаса наверняка злоупотребляла тушью и румянами: ее ресницы выглядели неестественно длинными и яркими, а щеки пылали, словно она только что посидела возле жаркой печки. Жерас терпеливо ждал, что если не она, то хотя бы ее отражение бросит в его сторону мимолетный взгляд. Но нет: она усердно занималась собственной персоной, прекрасно зная, что позади ее всего в нескольких шагах стоит недоумевающий сын короля Эдвура. Он первый начал разговор:
