Андрей Попов - Солнечное затмение
За всю их недолгую жизнь они так ни разу и не поговорили друг с другом. Пьер, правда, слышал издали ее звонкий веселый голос. И всякий раз вздрагивал от него. Когда она подолгу не попадалась ему на глаза, его праведная душа успокаивалась, но стоило только ее увидеть, как внутри снова начинало штормить. Легкий флер с собственными помыслами был для него мучением. Особенно когда во время молитвы перед взором мелькали ее длинные рыжие косички. Он гнал эти наваждения прочь. Но живучие чувственные образы не давали покоя. "Это страшный грех -- думать о женщине, -- убеждал себя Пьер, -- ведь я решил стать монахом и удалиться в Лабиринты Мрака.
Тем не менее, Пьер еще ни разу не уснул, предварительно не вспомнив о ней.
* * *
В королевских покоях стояла торжествующая тишина. Пестрая настенная вуаль спадала с высоты потолка до самого паркета, разветвляясь на множество узорных складок. Она словно упала с неба, как благословение Непознаваемого, как зримый покров Его невидимой силы. Да, Нант был величайшим из городов, Анвендус -- самым могущественным из построенных дворцов, а собственные покои король Эдвур Ольвинг считал чуть ли не центром мироздания. Он не пожалел никаких драгоценностей, чтобы украсить этот, населенный собой, любимым, маленький мирок. Сводчатый потолок подпирали отлитые из золота филигранные колонны. В каждую из них было вмонтировано по несколько зеркал. Глядя в одно из них человек видел себя старцем, в другом -- юношей, в третьем он казался хмурым и печальным, в четвертом -- румяным и веселым. И лишь в единственном из множества зеркал он оставался самим собой. Нельтон, кстати, постоянно ворчал, что здесь замешано какое-то колдовство. Но Эдвур от души смеялся и уверял его в незаурядном искусстве кайданских мастеров, которые могут из обыкновенного стекла сотворить любое чудо.
Канделябры, привносящие жизнь света в покои короля, имели форму древних птиц -- именно таких, какими они изображены в исторических справочниках: с двумя распростертыми крыльями, тонкой и гибкой шеей, тонкими, словно прутики, лапками. Все легенды в один голос утверждали, что именно такие существа многие вечности назад могли самостоятельно перемещаться по небу. Король отлил их из серебра, вставил в глаза камни сапфира и приспособил к их парящим в воздухе телам три свечи. Одна торчала из головы и вечно закапывала глаза воском, две других росли и таяли прямо на крыльях.
Когда душа короля была пуста, ум утомлен, а тело сонливо, он занимался самым бессмысленным из сущих в мире занятий. Сидел в своем кресле и полумертвым взором глядел в камин. Его забавляли беснующиеся языки огня. В эти вяло текущие циклы король не думал абсолютно ни о чем, картина вьющегося огня заменяла ему процесс мышления. И, надо сказать, неплохо успокаивала нервы. Подобного рода квиетизм духа мог продолжаться эллюсии две подряд: и все это время он сидел -- без единого движения и без единой мысли.
Вот и сейчас Эдвур сидел и тупо смотрел перед собой.
С угла комнаты доносилась привычная для слуха возня. Кот катал по полу его корону, фыркал перед ней, вилял хвостом, становился на дыбы, а когда она падала на паркет, -- поддевал лапой и снова пускал в ход. Многие придворные, чтобы польстить королю, говорили: "ваше величество, какой у вас умный и красивый кот!". Но сам Эдвур подозревал, что его кот родился полным дебилом. Сердобольный Пьер отловил его в какой-то подворотне. Да, впрочем, и красотой он не отличался: в основном мрачные серые тона с пятнами блеклой расцветки. Более того, у кота даже не было собственного имени, к нему никто никогда не обращался как к личности. Он был, и все тут. Гулял где хотел, ворчал на кого вздумается и ел из большой фаястовой миски.
Наигравшись с короной, кот положил на нее свою мохнатую лапу и прищурил один глаз...
Портьера колыхнулась, будто от внезапного порыва ветра, и перед пустующим взором монарха появился Жозеф.
-- Ваше величество, епископ Нельтон хочет видеть вас.
Эдвур, наконец, ожил. Его голова слегка повернулась, а побледневшее лицо налилось естественной краской.
-- Я, кстати, тоже хочу видеть. И, представь себе, именно его! Зови!
Нельтон даже на прием к королю редко когда додумывался облачиться в праздничную одежду. Постоянно ходил в невзрачной сутане и своей остроконечной тиаре, чем-то напоминающей шутовской колпак. Ну, точно с Пьером два сапога пара.
-- Послушайте, магистр, -- Эдвур хмуро опустил глаза и сцепил руки в замок. Он покинул надоевшее кресло и принялся маячить по комнате. -- Я уже надоел вам своей больной темой, но всю последнюю декаду из головы не идет этот голос... такой живой и такой правдоподобный... представьте, что со мной будет, если я когда-нибудь узнаю, что слышал не ревенанта, а...
Нельтон понимающе вздохнул. Король верил, что добродушие в глазах верховного священника было совершенно искренним. Всякий раз, когда он уставал от лицемерия своих придворных, звал для беседы епископа, убежденный, что он скажет то, что на самом деле думает.
-- Будь я отцом Жераса... -- Нельтон приглушил голос и говорил так тихо, словно бубнил молитву. -- Я бы тоже верил в невозможное. -- Потом он подошел к Эдвуру, взял его за плечи, глянул в глаза и уже громко произнес: -- Король! Ваш сын умер. Найдите в себе мужества и смиритесь с этим! Его похоронили на глазах у половины Нанта. И тело его под землей. А тот факт, что проклятые ревенанты будоражат больные чувства родственников усопшего, увы, случай далеко-далеко не единственный...
Потом Нельтон принялся читать из памяти длинный список странных для слуха вещей: кто и когда якобы видел или слышал своих умерших родных. И также клялся, что они выглядели реально как наяву. Епископ называл даже конкретные имена и места, где это происходило. Но Эдвур слышал только биение собственного сердца.
-- Я хочу видеть... Я не успокоюсь, пока не увижу еще раз его мертвым, в его гробу! -- король сказал это так, словно ударил скипетром по полу.
Нельтон долго молчал перед ответом. Тишина вздрагивала лишь от маятника настенных часов да от сопения дремлющего кота, который свернулся калачиком внутри короны.
-- Тревожить покой умерших грех... Но для вас, ваше величество, разве есть правило без исключения?.. Хорошо, если именно это вас успокоит, от лица духовенства я даю разрешение на эксгумацию трупа.
-- Так и сделаем... -- Эдвур вновь погрузился в кресло -- то самое, в которое кроме него, Жоанны и придворного шута Фиоклита сесть никто бы никогда не осмелился. -- Ладно, магистр, говорите... Вы ведь пришли ко мне с какой-то своей проблемой?
Епископ сделал изумленное лицо. От этой перемены в мимике его морщины внезапно разгладились, и он даже помолодел.
-- Ваше величество! Стал бы я беспокоить вас своими личными проблемами!.. Удача, мой король! Удача для всех верных пасынков темноты! Не долее как декаду назад наш патруль поймал главу еретиков, разбойника Дьессара, и с ним еще человек пять или шесть. Они скрывались в какой-то заброшенной деревушке на границе Бурундии. Как всегда, солнцепоклонников подвела их собственная неосторожность: они развели слишком большой костер, благодаря чему и были замечены. Дьессар! Вы слышите это имя?!
Король уже поглаживал свою седеющую бороду -- верный знак того, что к нему вернулось благое расположение духа.
-- Не верю собственным ушам... Дьессар... за ним еще охотился мой отец!
Нельтон вдруг нырнул за портьеру и вытащил оттуда какую-то палку. С одного конца к ней был приделан желтого цвета фанерный круг с того же цвета лепестками как у цветка.
-- Вот, отобрали. Так они изображают свое солнце. -- Епископ повертел странным фетишем в воздухе. -- У них над крышей каждой избы висит подобная дрянь. Только она ни малость не светит и не греет, вопреки тому, что написано в их книгах.
Король взял солнце, повертел его в руках, потом подошел к канделябру и попытался зажечь. Не получилось. Окунул в масло и попробовал еще раз. Желтый круг мигом воспламенился, порождая, как символику ереси, черную копоть.
-- Ну вот, магистр. А вы говорили: не светит и не греет.
Оба от души рассмеялись.
-- Жозеф! -- король позвонил в колокольчик, и верный слуга явился незамедлительно. -- Выкинь эту гадость. А я желаю немедленно их видеть. Всех! В железных оковах!
Эдвур направился было к выходу, но тут же спохватился и кинулся в противоположную сторону.
-- А ну, отдай мне мое имущество! -- он вытряхнул спящего кота из короны, и небрежно напялил ее себе на голову. -- Идем!
Король в сопровождении епископа и недоумевающего Жозефа с обгоревшей палкой в руке спускался к подземелью. Там, на минус первом этаже его великолепного дворца, словно дух всеразличной нечисти, присутствовал спертый воздух и вездесущая копоть. Сонливые стражники, едва учуяв приближение монарха, вытягивались по струнке, но даже в таком положении некоторые умудрялись дремать, причем -- с открытыми глазами.
