Карен Трэвисс - Остров выживших
Упреки задним числом — замечательная вещь. Феникс уставился на полковника с отвращением, словно на кучу дерьма.
— Люди продолжают гибнуть по нашей вине, — тихо произнес он. Он положил портфель на стол, открыл его и принялся копаться внутри. — Наш народ. И цифры не имеют значения.
— Ключи, джентльмены, — произнес Прескотт. Он открыл ящик стола и взял небольшой металлический предмет, напоминавший патрон электрической лампы. — Генерал?
Саламан сунул руку за ворот рубашки и вытащил именной жетон. Его ключ от устройства управления «Молотом» висел на той же цепочке.
Все было довольно примитивно и банально — вся эта штука с уничтожением планеты. Хоффман выудил свой ключ из кармана брюк, снял его со связки и протянул Председателю. На том же кольце болтались ключи от его дома.
— Я не знал, — выговорил Феникс, глядя на руку Хоффмана.
Хоффман только сейчас понял, что Феникс не знал, у кого находится третий ключ, позволявший активировать оружие.
— Такая у меня работа — все-таки я глава спецназа. Ничего личного.
— Профессор, знаете, почему я так хотел убедиться в том, что мои действия законны? — Прескотт был по-прежнему спокоен, держался деловито — совсем неплохо для новоиспеченного Председателя, чье имя впервые должно было появиться в газетах под заголовком «Сегодня наступит конец света». — Я не хотел просить вас участвовать в незаконной операции. Теперь мне нужна от вас оценка того, насколько мощный удар мы можем нанести и на какой максимальной площади. Генерал Саламан будет информировать вас о передвижениях Саранчи, чтобы каждый раз мы могли поражать максимальное количество целей. В течение ближайших трех недель мне нужно будет окно в три-четыре дня, во время которых мы подготовим «Молот» к работе, а потом я объявлю о всеобщей эвакуации в Эфиру. Разумеется, если вы против, мне придется привлечь к делу кого-то из ваших сотрудников.
— Я отвечаю за «Молот», — сказал Феникс. — Я не хочу сваливать ответственность на другого человека.
Прескотт сел за стол и начал писать.
— Благодарю вас, джентльмены. Я проинформирую Кабинет о своем решении непосредственно перед объявлением военного положения и созданием в Эфире зоны безопасности. Когда именно это произойдет, пока не знаю — зависит от того, насколько будет велик риск утечки информации и возникновения паники. С этого момента начнется период эвакуации. Я собираюсь назначить три дня, если кто-нибудь из вас не сможет назвать весомую причину для его увеличения. Но все равно медлить нельзя.
Три, пять, десять дней — какая разница? Эфира не может вместить население всей планеты.
— Мы согласны с вами — три дня, сэр, — сказал Саламан.
— Паника, — негромко повторил Феникс. — А что, по-вашему, сейчас происходит?
— Я плохо представляю, как конкретно вы работаете, профессор, — продолжал Прескотт, не обращая на его слова ни малейшего внимания. — Вы сможете справиться со всем самостоятельно, или придется проинструктировать кого-то из подчиненных?
Плечи Феникса поникли.
— Я смогу сделать все сам. Я уже сказал: я за все отвечаю.
Феникс схватил свой портфель и вышел. Хоффман направился к дверям вместе с Саламаном и обнаружил, что у него дрожат руки.
— Вот черт, — пробормотал Саламан. — Мне срочно нужно выпить.
— Прямо хочется вернуть те дни, когда я служил сержантом, — ответил Хоффман. — Увидимся утром.
Хоффман отправился к себе домой, соображая, когда и как сообщить Маргарет о том, что он только что связал свое имя с актом уничтожения почти всех населенных пунктов на Сэре и большей части ее жителей.
Да, ему хотелось снова стать сержантом.
ГЛАВА 4
Единства возможно достичь, только установив порядок.
Нассар Эмбри, первый Праотец, основатель Коалиции Объединенных ГосударствПорт-Феррелл, Тирус, спустя неделю после затопления Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва
— Камуфляж у твоего бэтээра дерьмовый, — произнес Бэрд, выпустив в ледяной воздух облачко пара. — Я увидел тебя издалека.
Берни остановила побитый «Броненосец» у внешнего блокпоста.
— А ты не собираешься меня спросить, откуда они взялись у меня на крыше? — Спрыгнув на землю, она полюбовалась оленьими тушами, привязанными к люкам бронетранспортера. — Четыре штуки. Это куча мяса, Блондинчик. И шкур. Если будешь хорошим мальчиком, я научу тебя их свежевать.
— Тебе ведь все это нравится, правда?
— Ты хочешь жить на сухом пайке и есть мясо только по праздникам? Ну, давай залезай.
Берни въехала в лагерь, испытывая смешанные чувства. Она пришла в Хасинто через полмира только для того, чтобы сражаться с червяками, чтобы освободить свою планету, пока сама еще не состарилась и не умерла. Сейчас, когда большая часть червяков погибла, она не знала, чем заполнить жизнь.
А пока она старалась быть полезной. Она могла выжить в дикой местности в любых условиях, в любом климате и научить этому других. Теперь это знание было буквально жизненно важным. Лишь благодаря ему можно было спастись.
Но сейчас, спустя неделю после уничтожения Хасинто, понимание того, что они потеряли, — какой бы жалкой ни была их цивилизация, — действительно начинало свою разрушительную работу.
— Сколько сегодня мертвых? — спросила она.
— А что, у тебя есть рецепты?
— Даже не думай шутить про это, Блондинчик.
— Сорок три человека, — ответил Бэрд. — Старики. Умерли от холода. Не забудь надеть свои ботинки на кошачьем меху, Бабуля.
Доктор Хейман ежедневно доставляла список в командный центр. Зима была холодной, условия — ужасными, несмотря на старания инженеров восстановить наиболее хорошо сохранившуюся часть Порт-Феррелла. Все дело было в погоде. В другое время года жертв было бы меньше. Они могли бы выращивать овощи и хлеб. Но сейчас, зимой, у них были только запасы, которые удалось вывезти из города, и то, что можно было добыть в лесу.
Берни медленно ехала по улицам; она заметила четырех гражданских — они несли за четыре конца кусок пластика, на котором лежало нечто непонятное. Очередное тело? Нет, содержимое отбрасывало на стены отблески света. Когда БТР проезжал мимо, она разглядела, что в «носилках» плескалась рыба и серебристая чешуя блестела на солнце.
— Природа продолжает жить как ни в чем не бывало и даже лучше, — сказала она.
— Вы, островитяне, любите мистику.
— Никакой мистики, Блондинчик. Люди вымирают, поэтому другие виды резко начинают процветать. Особенно водные.
— Как удобно.
— Обожаю пироги с рыбой. — По крайней мере, белков и жиров пока хватало, хотя рацион беженцев был довольно однообразным. — Знаешь, я жалею, что не живу на корабле. Наверняка у них там теплее и уютнее.
— Я лично мечтаю записаться на ту яхту, которую заметил Коул.
Солдаты патрулировали улицы. Гражданские бродили по лагерю в поисках пропавших друзей и родственников. Наступила следующая стадия. Шок, вызванный катастрофой, начинал проходить, и люди понимали, какое несчастье на них свалилось. А когда людям нечего делать, кроме как ждать, когда их обеспечат пищей, и смотреть, как умирают другие, — они устраивают беспорядки.
Даже стоическое терпение бывших граждан Хасинто имело свои пределы.
— Так у нас люди еще не пересчитаны?
— Нет, отставшие продолжают прибывать, — пожал плечами Бэрд. — Коул еще сказал, что некоторые гражданские ушли — хотят прибиться к местным бродягам.
— Неблагодарные идиоты. Однако, по-моему, теперь нам следует объединиться с бродягами — ведь это все, что от нас осталось?
— Бродяги — не одни из нас, Бабуля.
Они были дикарями, от которых отгораживались колючей проволокой, и отнюдь не из соображений гигиены.
— Погоди-ка, а как насчет парней, завербованных во время «Спасательной шлюпки»?
— Да брось. Ты же тоже терпеть не можешь бродяг. — Бэрд немного помолчал. — Ты заблудилась, верно?
— Ничего подобного, придурок, я прекрасно знаю, где мы.
Но Бэрда нельзя было задеть грубостями. Он принимал их так же легко, как и раздавал свои направо и налево.
— Я не то хотел сказать; теперь, когда война закончилась, ты не знаешь, что с собой делать, кроме как охотиться на оленей.
— Я не заметила, чтобы ты со счастливым видом принялся за свое хобби — вязать носки.
— За последние пятнадцать лет мне не приходилось проводить без стрельбы столько времени подряд. Я не знаю, что будет завтра.
Когда Бэрд не вел себя как самодовольный болван, он иногда говорил такие вещи, которые заставляли Берни сильно задуматься. Жизнь действительно уже в который раз изменилась до неузнаваемости, так же сильно, как после Дня-П. КОГ так или иначе находилась в состоянии войны в течение последних девяноста лет. Люди просто не знали, что такое мир.
