Алексей Кацай - Ад
— Ну так что, Евгений Николаевич, — обратился Алексиевский к Морозу, — как мы этот вопросик решим? Телевидение, снова же, пригласить можно.
И он ткнул ногой в сундук с пулеметом.
Мороз потер нос.
— В общем, вариант довольно интересный. Уважаемый, как зовут-то вас? — повернулся он к старику.
— Федор Иванович.
— Так вот, Федор Иванович, до завтрашнего дня подготовьте весь этот ужас к передаче. Я около двух подъеду с работниками милиции, музея и «Рандеву». А видеомагнитофон, — он улыбнулся, — я думаю, вы получите. От коммунального предприятия «Юнакский рынок». Как поощрение, так сказать. Может, кто-нибудь еще и гаубицу сдать надумает.
Дед хотел что-то сказать, но я заметил, как Алексиевский ткнул его рукой в бок.
— Согласен, согласен, товарищ Мороз! — и старик, кивнув головой Морозу, взгляд все-таки бросил на Д. Раконова.
Я понял, что последний снова задумал какую-то авантюру, но препятствовать ему в этом у меня уже не было ни сил, ни желания. И еще я понял, что напарника из Алексиевского никогда не выйдет.
Мороз подошел к лестнице.
— Ну что, ребята? Я пошел. А вы?
— Я останусь. Мне надо с Федором Ивановичем переговорить, — дернулся Алексиевский.
— Давай, Михалыч, давай, — вздохнул я. — Но не забывай, о чем мы договаривались.
— Да я!.. — только что не рванул рубашку на груди Д. Раконов.
Я махнул рукой и повернулся к Морозу. Тот как раз на ощупь ставил ногу на ступеньку, повернув лицо к нам.
— Осторожно! — воскликнул я, поскольку нижней ступеньки, давным-давно прогнившей и сломанной, просто не существовало в природе.
Но Мороз уже покачнулся и, чтобы не упасть, резко вздернул левую руку. Короткий рукав его белой рубашки на неуловимое мгновение опустился почти до плеча, и в тусклом свете грязной лампочки я успел заметить, как из-под накрахмаленного края выскочили блеклые, похожие на нарисованные, цифры какой-то татуировки — две девятки. Кроме того, я успел увидеть хвостик третьей и завиток необычного орнамента…
И только через минуту понял, что если девятку перевернуть, то из нее выходит шестерка.
4
До Центра меня подвез Мороз, и это был благоприятный случай для того, чтобы оценить мягкую, но небезопасную мощь его автомобиля. Гемонович снова не поздоровался со мной. Впрочем, как и я с ним. Наша взаимная неприязнь длилась еще с тех времен, когда я работал корреспондентом официозного «Вестника Гременца», а Гемонович под кличкой Гегемон руководил одной из местных банд рэкетни. Тогда я хотел копнуть это дело, но молчаливое сопротивление как со стороны улицы, так и лабиринтов власти остановило меня. Однако крови я попортил Гемоновичу немало. А однажды даже практически доказал, что уровни физической подготовки бывших десантников и каратистов-любителей — несовместимы. Хотя потом мне все равно пришлось искать хорошую «крышу», чтобы такие практические доказательства не превратились в длительный процесс.
Сидя на заднем сиденье, я время от времени бросал взгляд на левое плечо Мороза и сравнивал его телосложение с виденным мной на фотографии Алексиевского. А потом переводил глаза на плечо Гемоновича. Мне казалось (и здесь я был совершенно согласен с Д. Раконовым), что Юрка Гегемон больше подходит на роль магистра. Как с точки зрения фигуры, так и с точки зрения внутренней натуры. Однако же — татуировка! Хотя и здесь я несколько сомневался: на фотографии она была четка и очень хорошо выделялась на лоснящейся коже. А то, что я успел рассмотреть у Мороза, имело вид полустертой картинки, нарисованной шариковой ручкой.
Так и не придя к окончательному выводу, я пожал скользкую холодную ладонь Мороза (мокрица, она и есть мокрица!), бросил косой взгляд на Гемоновича и вошел в приятно-прохладный, едва затемненный вестибюль «замка». Такое название носило в самых широких кругах гременецкой общественности здание горисполкома, построенное в конце эпохи развитого социализма и вознесенное своей архитектурой над прилегающей к нему площадью. Архитектура была подчеркнуто прямоугольна и имела вкрапления узеньких окон-бойниц. Боги, в былые времена обитающие тут, явно симпатизировали средневековью.
На третьем этаже, возле кабинета пресс-центра, было шумно. Народ из самых разных средств массовой информации, расплодившихся за последнее время в Гременце в невиданных размерах, хохотал, спорил, перешептывался, делясь слухами и сплетнями. Шел нормальный, непонятный для непосвященного рабочий процесс. А я с некоторой грустью отметил, что мне незнакомы многие из этих ребят и девчонок. И это означало только одно: время, и физическое, и метафизическое, неустанно текло в своем неизменном направлении: от первой молодости к не первой свежести второй, перемещая каждого из нас в иные системы координат и опутывая плотным коконом новых — и часто совершенно ненужных! — связей.
В дальнем уголке холла, устроившись на подоконнике, Дмитрий с Лялькой рассматривали пресс-релиз, розданный присутствующим красивой и моложавой пресс-дамой горисполкома. Я внезапно представил, что рядом с ними на подоконнике сидит Беловод. И тут меня словно обухом по голове ударило. Да так, что я на минуту окаменел, нарисовав в своем воображении совершенно иную картину. Ту, на которой вчера днем, усевшись втроем, они внимательно изучают чертежи. Чертежи! Прожектора… Лазер! Вот чего хотел Вячеслав Архипович! Он хотел, чтобы Лялька передала мне документы! Но почему, почему он не сказал ей этого прямо?! Почему он так завуалировал свою просьбу, что почти невозможно было понять, о чем идет речь? Или, может, я что-то выдумываю?.. Однако новая — и огромнейшая! — волна тревоги снова нахлынула на меня.
На ходу поздоровавшись с несколькими старыми знакомыми, я ринулся сквозь жиденькую толпу к окну. В уши плеснулись две-три реплики относительно разрисованной скифской бабы. Но это были слухи. Определенного никто и ничего не знал. Таким образом, ближайший номер «Днепровского курьера» со статьей и фотографиями Алексиевского должен был вызвать настоящий фурор. А в запасе у того был еще и пулемет в погребе. Не-е-ет, свои деньги в газете Д. Раконов отрабатывал все-таки абсолютно честно…
Лялька настолько заговорилась с Дмитрием Анатольевичем, что даже вздрогнула, когда моя рука дотронулась до ее плеча.
— Привет, — небрежно бросил я, — как дела?.. Беловод не появился?
Она своими фиолетовыми глазищами, под которыми обозначились темные круги, взглянула на меня:
— Привет, Роман… Ефимович. Нет, не появился. Я минут пятнадцать назад звонила к нему. Никто не берет трубки.
— Заработался старик, — закряхтел Бабий. — Он как себе в голову что-то вобьет — колом не вышибешь.
— Ну-ну, — иронически произнес я, ощущая, что волна тревоги принимает размеры цунами. — Лариса Леонидовна, а нельзя ли связаться с заместителем Вячеслава Архиповича, у которого он что-то там считает?
Лялька молча пожала плечами:
— Можно, наверное… Но в институте работает прокуратура, и мне не дали номера его телефона. Только расспрашивали, кто я такая.
— И чего вы беспокоитесь?! — загундосил Бабий. — Появится Вячеслав Архипович еще до вечера.
— Ну-ну, — снова протянул я в нос, слегка передразнивая Дмитрия… хм… Анатольевича, и обратился к Ляльке: — Лариса Леонидовна, а где папка с документами?
Она слегка ощетинилась и произнесла одновременно с Бабием:
— А в чем дело?
— А в том, что, как мне кажется, Вячеслав Архипович вчера просил вас передать документы мне. Но сказал об этом почему-то очень законспирированно. И последнее меня сильно беспокоит.
Я почувствовал, что если бы Дмитрий Анатольевич был менее воспитан, то он просто скрутил бы мне дулю под самый нос. А так лишь покраснел и голосом обозленного семилетнего мальчишки воскликнул:
— Если бы профессор хотел этого, то он просто сказал бы нам об этом!
— А если ему кто-то мешал?
— Тогда бы он нашел свободную минутку да и позвонил позже. Или домой, где мы находились до позднего утра, или на «Рандеву», где, как известно, мы работаем.
Во время его обозленной тирады Лялька обеспокоенно смотрела на меня, а потом тихо спросила:
— Роман Ефимович, а вы абсолютно уверены в том, что Вячеслав Архипович имел в виду именно это?
— Посудите сами, Лариса Леонидовна. Я его ни о каких фотографиях не расспрашивал. Могу в этом поклясться. Более того, никаких чертежей я тоже не видел. А он сказал, цитирую по вашим словам, «передать те фотографии, на которых мы втроем рассматриваем чертежи прожекторов». То есть — вы втроем. А рассматривали вы их вчера. Прожектор — это лазер. И поскольку про чертежи прожекторов разговор у меня с Беловодом никогда не шел — да и не существует их в природе! — то я делаю вывод: он просил вас передать мне именно чертежи «змейки».
