Алексей Евтушенко - Под колесами – звезды
Удар. Скрежет. Мат Володьки сзади, короткий стон Короля, и вот они уже на выезде из рощи и летят по грунтовке к шоссе.
– Ну, ты, блин, Талалихин, – сказал Володька. – В БСМП давай, через Военвед, понял?
– Да понял я! Как там Король?
– Дышит пока. Но у него две пули в животе, и две в груди. Если, конечно, сердце и печень не задеты, то шанс есть. Маленький, правда…
Однако до больницы скорой медицинской помощи им доехать не удалось, – оглушительно треснуло под днищем, небо и земля мгновенно поменялись местами, Егора швырнуло на рулевую колонку, потом отбросило назад и вправо, он крепко приложился обо что-то очень твёрдое головой и потерял сознание.
Глава десятая.
Егор Хорунжий очнулся от капель холодной воды, которые с иезуитской настойчивостью падали ему на лицо.
Кажется дождь, подумал он. Ничего не понимаю. Откуда дождь? Или это не дождь… Тогда что?
Открывать глаза нужно было в любом случае, чего делать не хотелось. Хотелось, наоборот, спать. Но как можно спать, когда на лицо падает дождь? То есть, при большом желании можно, конечно, чем– нибудь укрыться и продолжать спать, пока это самое «что-нибудь» не промокнет, однако…
Егор сделал над собой усилие и открыл глаза.
Так. Всё ясно. Он в своей машине, которая, судя по его, Егора, крайне неудобному положению (прижав колени к груди, он лежал на внутренней стороне правой дверцы), а также огонькам на панели управления, пребывает в перевёрнутом состоянии на правом боку. Снаружи темно, из чего можно сделать вывод, что там ночь. Ночь и дождь, который проникает внутрь машины через открытое окно левой передней дверцы. Ну, уже легче, кое в чём разобрались.
– Вот б…дь, – сказал кто-то сбоку сдавленным голосом. – Где я?
– Где, где… – передразнил Егор. – В Караганде!
– Егор, блин с горохом! Это ты?
– Вовка?
– Вовка – морковка… Что-то я ни хрена не пойму. Во-первых на мне кто-то лежит. Тяжёлый, блин. А во-вторых…
И тут Егор все вспомнил.
– Слушай… – сказал он неуверенно, – по-моему в нас из чего-то попали.
– Не из «чего-то», – наставительно откликнулся Володька, – а из гранатомёта. Нам ли бриллиантов не знать… Десантный РПГ-16, он же «Удар», судя по мощности взрыва и последующим ощущениям. И где только они его раскопали… Штука довольно редкая, не то что обычный РПГ-7. В меня, видишь ли, один раз уже из такого попадали. За перевалом Саланг, зимой восемьдесят шестого. Вместо «жигулей» тогда, правда, был УАЗ – 469-й, но… ты не мог бы мне помочь снять с меня Короля? Он хоть и живой, но страшно тяжёлый.
– Полутяж, – машинально откликнулся Егор и замер. – Как – живой?!
– Живой, живой… Я слышу, как у него бьётся сердце. И вообще он тёплый. Ты можешь выбраться из машины?
– Сейчас попробую…
Егор попробовал, но это оказалось не так просто, как думалось, – мешала дверца, которая под собственной тяжестью всё время норовила закрыться, да ещё при этом что-нибудь Егору больно прищемить. Но всё-таки он справился, а потом совместными усилиями им с Володькой удалось вытащить под ночной дождь неподвижного и действительно очень тяжёлого Короля.
– Как он до сих пор жив, не понимаю, – покачал головой Четвертаков, когда они по возможности аккуратно положили бывшего боксёра на мокрую траву, чуть в сторонке от перевёрнутой машины. – Четыре дырки в мужике, и все серьёзные. Я ведь его и перевязать-то не успел. Только бинт из аптечки достал, как в нас попали. Хотя, конечно, всякое бывает. Помнится однажды на подходе к долине Пандшер…
– Погоди, Володь, – остановил разохотившегося на рассказ друга Егор. – Ты мне лучше другое объясни: почему ночь?
– Ты ещё спроси, почему дождь, – пробормотал Володька. – Ночь, потому что день кончился. Так, знаешь ли, всегда бывает. Сначала день, потом ночь, потом опять…
– Нет, погоди. Ведь было же утро! Это что, получается, что мы потеряли сознание после взрыва и целый день без этого самого сознания провалялись? Ты вообще терял когда-нибудь сознание?
– Неоднократно.
– Ну и как потом себя чувствовал?
– Хреново, как же ещё.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Володька, кончай строить из себя тупого! – разозлился Егор, – Ты сам сказал, что в нас попали из гранатомёта. Это что, по-твоему, хлопушка новогодняя? Сам же только что свой перевал Саланг вспоминал! И как после всего этого мы должны себя ощущать, а? Да ещё если весь день провалялись в отключке и, к тому же, в крайне неудобных позах! А?! У меня, например, даже голова не болит. Пр-рекрасно, блин, себя чувствую! Полон сил и здоровья! Только вот жрать хочется…
– Да прав ты, прав, не ори… спокойно, дружище, – отечески похлопал Егора по плечу Владимир. – Я уже обо всём этом думал. А также, заметь, о том, почему, если в нас попали из РПГ-16, заряженного осколочной гранатой – а в нас таки из него попали, можешь не сомневаться! – твоя машина при этом выглядит целее прежнего, хоть и лежит на боку? Я, конечно, понимаю, что это самовосстанавливающийся механизм и даже начинаю к этому привыкать. Я также готов допустить, что это ещё и лечащий механизм и даже в это верю, потому что слишком хорошо знаю свой гастрит, который у меня, как я тебе уже докладывал, совсем прошёл. Но… Одно дело «поцеловать» чужой «мерс». И совсем другое, когда у тебя под днищем реактивная граната разрывается, для которой твоя жестянка всё равно, что бумажная. Э, да что там говорить! Я уже этими загадками, знаешь ли, сыт по горло! Не могу объяснить, хоть режь. А когда я чего-то не могу объяснить, то бросаю на хер все бесплодные попытки и начинаю заниматься каким-нибудь абсолютно конкретным и желательно простым делом. Например, выбираться из очередной задницы, в которую попал. Вот поэтому я и предлагаю: давай отсюда выбираться. Короля всё рано в больницу доставить надо, да и нам… Не ночевать же под этим дождём в чистом поле!
– Да, – почесал в затылке Егор, – Об Анюте я как-то не подумал. Действительно ведь цела.
– О ком, о ком ты не подумал?
– Об Анюте. Это я так решил свою машину назвать после всего, что с ней, а заодно и со мной, то есть, с нами произошло. – По-моему, она вполне заслужила себе имя.
– Ну-ну… Что ж, Анюта, значит, Анюта. Хорошее имя.
– Главное, редкое, – добавил Егор, и они с каким-то непонятным облегчением рассмеялись.
– Так, – сказал Володька, ещё продолжая улыбаться, – надо бы нам поставить твою Анюту на колёса, раз уж она такая стойкая. Ежели как следует толкнуть… Мужики мы с тобой не самые слабые. А как поставим, так и поедем.
– Думаешь, получится? – Егор с сомнением покосился в сторону лежащего на боку автомобиля.
– Раньше получалось – заверил его Володька. – И не такое на колёса ставили. А также на гусеницы. Помню однажды…
– На перевале Саланг? – поинтересовался Егор.
– Именно на нём. Но ты прав – пошли.
И у них действительно всё получилось.
Через пять минут Анюта благополучно встала, а точнее, упала на колёса, а ещё через пять они уже катили по размокшей грунтовке к таганрогскому шоссе.
– Я вот ещё чего не могу понять, – сказал Егор, когда они проехали пост ГАИ. – Куда делись все эти братки Короля и Богатяновского? Допустим, Борины бойцы перестреляли Колиных, во что я, кстати, не верю. Но – допустим. Почему они тогда нас не добили?
– Посчитали убитыми, – предположил Володька. – Или решили, что не стоит брать ещё грех на душу. Хотя это вряд ли. А может…, – он хмыкнул, – может, и некому было добивать.
– Чёрт! – Егор сбросил газ. – Мы ведь даже не посмотрели! Точно, они же могли просто поубивать друг друга!
– Некогда нам смотреть. Нам Короля бы довезти…
– Куда это вы собрались меня везти? – раздался глуховатый голос с заднего сиденья.
– Твою мать! – сказал Володька, а Егор молча затормозил, остановился у обочины и обернулся.
Николай Тищенко по кличке Король уже не лежал, а сидел, ощупывая собственную грудь.
– Вот б…дь. – удивлённо пробормотал он, – меня что, ранило?
– Ещё как, – подтвердил Егор, – Коля, ты… это… ты хорошо себя чувствуешь?
– Да вроде ничего, – помолчав, ответил Тищенко. – Только вот грудь немного побаливает. И живот.
– А ну-ка, Егор, зажги свет, – попросил Володька.
Егор машинально щёлкнул выключателем и только после того, как неярким, но ровным светом под потолком загорелся плафон, он вспомнил, что лампочка перегорела ещё года полтора назад. Несколько раз хотел заменить, да всё как-то руки не доходили…
– Что это вы на меня уставились? – подозрительно осведомился Король.
– Рубашку сними, – тихо попросил Четвертаков.
– Чего?
– Сними рубашку, пожалуйста.
Король пожал крепкими плечами и стал расстёгивать пуговицы.
– Да она же вся в крови! – наконец заметил он.
– Вот именно, – серьёзно кивнул Володька.
– Ёлки, – сказал Король. – А это ещё что за хрень?
Он запустил правую руку за пазуху, пошарил там, вытащил… на широкой ладони рядком лежали четыре аккуратные пистолетные пули.