Владислав Выставной - Месть пожирает звезды
– Доброе утро, уважаемые граждане и гости Тринадцатого Промышленного Района! Вас приветствует временная военная администрация Второго Промышленного Сектора. В данный момент на территории ваших жилых и рабочих, зон, мест отдыха, в лечебных, и образовательных учреждениях, местах общественного пользования….
– Уммб! – произнесло небо, и с лиловых небес, тяжелой тушей, ослепляя бледным огнем посадочных прожекторов, принялся валиться на грешную землю неуклюжий десантный бот, похожий на пневматическую мухобойку – из тех, коими пользуются жители богатых городов, и которые сроду не видали здесь, в Иерихоне.
– …происходит высадка ограниченного контингента Инспекции труда и социальной занятости. Она прибыла к вам с целью оказания помощи в вашей бескомпромиссной борьбе за светлое и ясное завтра… уже сегодня!
Агнесса, изменившись в лице, смотрела, как бот зависает и, кренясь над причалом, выдвигает из-под брюха покрытые маскировочным рисунком конструкции – и тут же, на множестве тонких тросов, вниз начинают скользить фигуры – черные, массивные и бесформенные. Они мягко приземлялись на бетон и тут же отпрыгивали в стороны, освобождая место все новым и новым. Вот они заполнили пристань, и, словно насекомые, полезли во все ближайшие щели…
Некоторые из них под бойкие вопли громкоговорителя поспешили к Агнессе и мальчику.
– Не вставать, не двигаться! – рыкнула ближайшая фигура, сверкнув окулярами штурмовой маски и поднимая чудовищное многоствольное оружие, – Произнести имена и места постоянного пребывания в этом городе!
Лицо Агнессы на миг окаменело. Она вглядывалась в красные окуляры этой страшной, словно из глубины давно забытых ночных кошмаров, морды. Наконец, она справилась с собой, и жесткие черты смягчились, уступая место обыкновенному женскому испугу:
– Агнесса Рондезе, девица, сирота… – спотыкаясь на каждом слове робко произнесла она, – Улица Фулмарк, сорок…
– Ребенок? – прохрипела маска, булькая противохимическими клапанами.
– Трико, десяти лет от роду, там же…Не пугайте его.
Две фигуры, сопя из под тяжеленных намордников, и пуская блики красными линзами, потоптались на месте. Почему-то здесь, на этом солнечном, лазурном и ласковом берегу, в полной боевой амуниции, под прикрытием радаров и скорострельных пушек бота они не чувствовали себя в безопасности.
– Посмотри, – произнесла одна из фигур, тыча черным гофрированным пальцем в сторону ребенка, – Что у него там? Дай! Пусть даст мне то, чем он играет…
Мальчик, сгреб в ладони груду цилиндров и поднял к намордникам. В его глазах не было страха. Только интерес и легкая насмешка.
Солдат аккуратно взял один из предметов. Продемонстрировал товарищу.
– Это гильза от крупнокалиберного пулемета, – заявил он, – Где он ее взял? У вас есть оружие?
– Он еще любит играть вон на том танке, – показала Агнесса на застывший недалеко от построек танк, со свернутой башней и погрязшими в пыли гусеницами. – А еще – прыгать в воду со ствола вот этой самоходки. Здесь много такого хлама. Неужто вы, наконец, привезли ему другие игрушки?
Солдаты проигнорировали ироническую речь Агнессы. Они вслушивались в невнятные переговоры, звуки которых доносились из-под черных намордников.
– Ладно, – сказал один из солдат, – Оставайтесь здесь и не двигайтесь, пока вас не пропустят…
2Солнце по-прежнему светило, раздавая нежное тепло всем без разбору: и жирным чайкам, что носились над акваторией старой гавани, и замершим на песке пресмыкающимся тварям, и солдатам, что, несмотря на прекрасную погоду, оставались в своих душных масках со зловещими красными окулярами.
Инспекция труда и социальной занятости не спеша, прижимаясь к стенам, шла вдоль улицы, стволы оружия в крепких руках, казалось, двигались сами, словно принюхивались к каждой подворотне и двери.
Над пустынным городом продолжала катиться маршевая музыка и слова, исполненные сдержанного торжества и назидательности.
– …оставайтесь в своих домах и на местах работы, не создавайте излишних трудностей своим непониманием целей работы Инспекции и общественно-опасным поведением. Вы будете извещены о том, где и когда вам необходимо будет собраться для соответствующей регистрации…
Все двери и окна и без того уже были плотно закрыты, по улице пыльным ветром гоняло кучи какого-то мусора, обрывки бумаги, старых газет…
Один из солдат, с желтыми ефрейторскими вставками на плечах, пробурчал в переговорное устройство:
– Ага, попрятались!
Ветер, словно деятельный предатель, немного прибавил усердия, и оказавшаяся перед солдатами фанерная хлипкая дверь со скрипом раскрылась.
Один из бойцов заглянул в проем, включил фонарь, и поднял руку, подавая знаком всем остальным приказ остановиться.
– … если в городе есть лица, наделенные правами главы, пусть выйдут, держа в руках белые полотнища или бумагу, или, например, майку без рисунка, и пусть не спеша двигаются к центральной площади…Там их встретит представитель временной военной администрации, в должности Военного Инспектора, на его форме хорошо видны два отличительных знака желтого цвета, – вещал голос.
Солдат вгляделся в пыльную темноту подвала, и отрывисто произнес:
– Бенхо, проверь. Прикройте его…
Тихое, но триумфально шествие Инспекции труда и социальной занятости продолжалось. Через каждые десять метров солдаты прикрепляли на стены, кусками липучего вещества картонные плакатики – яркие и жизнерадостные, на которых изображен был улыбающийся человек в форме, пожимающий руки счастливой женщине. Рукопожатие происходило на фоне открытого фургона с надписью на борту «Директория – детям!».
Инспекция продолжала движение. В поступи солдат появилось больше уверенности, оружие несколько потупило свой взор. Ближе к середине цепи бойцов уверенно ступала рослая фигура, что отличалась от прочих, разве что тем, что двигалась налегке – не считая огромного автоматического пистолета, укрепленного на матово-черном бедре. К этому человеку подскочил один из солдат, коротко и неявно козырнув.
– Командор, здесь пусто, – доложил он, – Это тупик.
– Оталоре, продолжайте движение к центральной площади, – приказал тот, кого поименовали командором, – Если они не последние идиоты, там нас уже ждут.
– Надеюсь, что не самые последние…
Несокрушимую поступь Инспекции труда и социальной занятости внезапно остановило одно непредвиденное обстоятельство.
Ее путь перегородила красная ленточка, протянутая поперек дороги.
Солдаты огляделись. Остановившийся впереди сделал осторожный знак рукой, и позади него солдаты рассыпались, как фасоль по полу, преимущественно прижимаясь к шершавым стенам. Солдат тронул ленточку рукой в гофрированной перчатке.
На несколько секунд в воздухе повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь далекими вскриками чаек.
Такая пауза не могла длиться долго. Из ближайшей подворотни вдруг выскочил невообразимо одетый человек, что со ржавой трубой наперевес, издавая устрашающий крик, понесся навстречу солдатам.
Приказа открывать огонь не было, и тишину нарушал только этот дикий неровный крик.
Человек размахнулся и швырнул под ноги солдатам тяжелый округлый предмет.
Солдаты моментально, как по команде разлетелись в сторону и вжались в пыльный асфальт.
Одиноко хлопнул единственный выстрел, и человек, как подкошенный рухнул на мостовую, прервав свой жуткий крик. Так он и замер – лицом вниз, в луже разбегающейся от головы крови. Только труба еще некоторое время дребезжала по разбитому асфальту, пока ее не остановила рифленая подошва тяжелого ботинка.
Граната покрутилась мгновенье на асфальте и была ловко отфутболена в ближайшую приоткрытую дверь. Взрыва не последовало. Один из солдат решительно пошел следом и вернулся с гранатой, демонстрируя ее над головой двумя пальцами в грубых перчатках.
– Из нее даже не удосужились выдернуть чеку, – сказал солдат. – Шалопаи какие-то…
Другой солдат, не опуская оружия, подобрался к убитому.
– Что это у него было?
– Ничего, просто труба. Думаю, водопроводная…
– Ты зачем тогда стрелял?!
– А откуда я знал?…
– Да кто это вообще такой?
– А граната?…
Вдруг одна из дверей в серой стене скрипуче отворилась, и солдаты увидели старика, – клочковатая седая борода, полинялый сюртук, слезящиеся глаза. Он тяжелой походкой подошел к солдату и взял у того из рук гранату. Солдат не сопротивлялся. Старик медленно перевернул пузатую «лимонку», и из ее ржавого нутра посыпался рыжий песок…
– Руки! – завопил солдат, будто внезапно выйдя из оцепенения, и сорвал с плеча автомат.
Лязгнуло с десяток затворов. Стволы уставились в спокойное, даже какое-то умиротворенное… и все же печальное лицо старика.
Тот медленно поднял дрожащие руки и произнес:
