Леонид Сидоров - Северный страж
— И всё же, сколь удивительно поменялся русский язык, — усмехнулась Гертруда. — Я едва понимаю вас, словно каким-то наитием… Нет, не вернутся. Вся шайка нурманов погрузилась на корабль и уже далеко отошла, а насильник блуждает по лесу. И смею уверить, будет блуждать ещё долго, — загадочно усмехнулась. — Так что вы решили? Идёмте?
— Ну раз так, идёмте, — Алексей легко поднялся и галантно предложил руку. — Прошу.
— Благодарю, — церемонно приняла помощь старушка. — Что ж, идёмте. Идём и ты, дух неведомый, — глянула куда-то вбок. — Наверно, вам с Карлушей тоже будет много о чём поговорить, — ласково почесала воздух над левым плечом. — Правда, Карлуша?
Непринуждённо закинув ружьё, Алексей украдкой покосился на спутницу.
Карлуша? Дух неведомый? Вот те раз. А с виду вроде вполне нормальная. Хотя кто этих фрейлин знает. Может, действительно пока торопиться не надо? В конце-то концов, и здесь неплохо поговорить можно. Сено, тепло, отличный круговой обзор. А местные как-нибудь потерпят ещё немного… А, да ладно, чего бояться-то, в самом деле. Пусть бабулька немного не в себе. Немудрено, кстати, по жизни такой. Зато, по крайней мере, хоть по-русски говорит. Жутко архаично, правда, и даже как-то чрезмерно артистично. В случае чего, вернуться назад всегда можно, а так, глядишь, и в самом деле, может, что прояснится…
Миновав плетень, старушка повернулась и заговорщицки приложила палец к губам.
— Тсс! Алексей, будьте добры, теперь ступайте как можно тише. И когда войдём в лес, постарайтесь не разговаривать даже шёпотом.
— А что такое? — всполошился Алексей.
— Лесной хозяин. Вы человек здесь новый, так что всякое может, быть. Лучше не тревожить его попусту.
— А-а-а, — Алексей изо всех сил постарался сдержать улыбку. — Конечно-конечно. Понимаю…
— А часом, нет ли у вас с собой чего-нибудь съестного?
— Э-э-э, да. Консервы и картошка.
— Боже мой! — Гертруда восторженно всплеснула руками. — Картошка? Чудесно! А консервы это что?
— Консервы?
Алексей остановился и скинул рюкзак. Выудив банку, подбросил в руке.
— Вот.
— Неужто это съедобно? — подозрительно осведомилась Гертруда. — Простите за сравнение, но выглядит словно оловянная бочка.
— Это чтобы лучше хранилось, — поспешно пояснил Алексей. — Еда внутри. Всё очень просто, открываешь и ешь. На самом деле там мясо. Даже говядина, судя по этикетке.
Конечно, сейчас не стоит вдаваться в лишние подробности, что это может быть, даже и не совсем мясо. Скорее, нечто идентично натуральному со вкусом мяса. Но с голодухи очень даже ничего. Серёга вон даже высочайше одобрил. Эх, Серёга, Серёга, и где же вы все теперь… Михалыч, наверно, в полном шоке. Пацан пропал, ружьё тоже. Такие разборки теперь там начались. А уж что дома творится…
— Хмм. Мясо? Пожалуй, такое чудо лучше не стоит. Это его лишь только разозлит. Вот что, Алексей. Вижу, наша беседа кажется вам немного странной, но прошу вас, сделайте, как я скажу. Когда в лесу подам вам особый знак, скажем, кивну, будьте любезны, положите картофелину на пенёк, хорошо?
— Хорошо, — заинтригованно кивнул Алексей, — чего ж не положить. Положу…
Бабулька становится всё чудней и чудней.
— Что ж, тогда идёмте, — Гертруда повернулась и бойко захромала по тропинке, опираясь на клюку.
На всякий случай сняв ружьё с предохранителя, Алексей накинул капюшон и зашагал следом.
Неизвестно на чём основана столь искренняя уверенность бабульки, что все головорезы уже спешно разъехались по домам, но лишняя предосторожность точно не помешает. Да и тот сексуально озабоченный, по её словам, тоже где-то по лесу бродит. Кто его знает, что он может, выкинуть при случайной встрече. Радостных объятий уж точно не дождёшься, особенно после такого неслабого ударчика прикладом по роже.
Минут через десять старушка решительно свернула в густой ельник. Выйдя на небольшую полянку, остановилась и выразительно покосилась на огромный замшелый пенёк.
Алексей потянулся в карман, нащупал картофелину и положил по центру пня, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. Как говорится, люди всегда с ума сходят по-разному, но итог у всех один.
Впрочем, если судить по засаленности древесины, место добровольного пожертвования пользуется у местных просто бешеным успехом. В корнях проглядывали расплывшиеся заплесневелые крошки хлеба, обгрызенные рыбьи хребты и чешуя. Вот всяким мышкам и птичкам раздолье. Практически готовый шведский стол. Может, даже и кабанчики заглядывают на огонёк.
Гертруда торжественно кивнула, повернулась и поманила за собой рукой. Дескать, молодец, пошли. Мавр сделал своё дело, мавр может, уходить.
Алексей молча пожал плечами. Да не жалко. Обращайтесь, всегда пожалуйста. Можно хоть всю высыпать, мышкам праздник желудка устроить. Кстати, лесной хозяин лесным хозяином, но хорошо бы у бабульки нашлось на чём тушёнку разогреть. Да и картошечки пожарить. Во рту с утра совсем ни крошки…
Отойдя метров на десять, старушка вдруг остановилась. Медленно повернулась и многозначительно кивнула назад.
Алексей заинтригованно оглянулся. Картофелина исчезла.
Что за чёрт? Растерянно повернулся к Гертруде.
— А-а-а…
Старушка улыбнулась и заговорщицки шепнула:
— Принял он дар. Значит, глянулись вы ему. Всё, идёмте спокойно…
Заметно расслабившись, старушка заковыляла по едва заметной тропке.
Ещё раз недоверчиво оглянувшись, Алексей зашагал следом.
Да уж, хороший фокус. Но это ещё ничего не значит. Копперфильд вон ещё и не такое выделывает. То статуя Свободы исчезнет, то вагон с зелёным горошком. Ведь главное, с какой стороны зрителю показать. Может, отсюда срез пенька чуть повыше, вот картошку и не видно. А может, вообще всё гораздо проще. Какой-нибудь ручной бурундук или белка. Тащит с пенька всё что ни попадя. Эх, и дурят нашего брата во все времена. Люди вообще такие доверчивые…
Тропка вывела к небольшому пригорку. У подножия красовался огромный коренастый дуб. Царящая вокруг осень едва угадывалась в густой зелёной кроне.
Задрав голову, Алексей восхищённо присвистнул.
— Вот это да! Ну ничего себе деревце! Златая цепь на дубе том…
— Что? — удивлённо повернулась Гертруда. — Какая цепь?
— Златая. Так классика же! — загорелся Алексей. — Пушкин, не помните? И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом… Пардон, — осёкся, слишком поздно сообразив, что сморозил глупость.
Как-то до сих пор даже в голову не могло прийти, что кто-то из русскоговорящих может, не знать классика русской словесности.
— Э-э-э… великий поэт. Был… Уже потом.
— Потом? — понимающе глянула Гертруда. — Ох, Алексей, признаться, просто сгораю от нетерпения услышать вашу историю, благо мы уже почти пришли, — воодушевлённо махнула рукой. — Избушка там, за пригорком. Только уж не обессудьте, придётся вам чуть подождать у порога. Вначале успокою мою подопечную. Бедняжка испугалась вас едва ли не больше самого нурмана.
— Меня? — поразился Алексей. — Здорово. С чего бы это вдруг?
— Вас-вас, — подтвердила старушка. — А причиной тому ваш странный наряд. Увидев столь ужасное косматое чудище, бедняжка приняла вас за лешего. Признаться, ваше одеяние мне и самой поначалу показалось жутковатым.
— Да уж, — улыбнулся Алексей. — Тогда понимаю. То-то она так визжала. Честно говоря, в какой-то момент я даже сам испугался.
— Ну-ну, полно, — усмехнулась Гертруда. — Не судите столь строго бедную девушку. На самом деле в вас имеется ещё одна весомая причина, но о ней мы поговорим в свой черед.
— Причина? — насторожился Алексей. — Во мне? Какая ещё причина?
— Будьте терпеливы, Алексей, — вздохнула старушка. — Понимаю ваше нетерпенье, но всему свой час. Насколько я вижу, сейчас вы к этому просто ещё не готовы. Потерпите немного…
Впереди на берегу ручья показалась небольшая покосившаяся избушка с потемневшей от времени пепельно-серой камышовой крышей. Каменные глыбы фундамента щедро устилал густой слой мха. Единственное маленькое оконце затягивала полупрозрачная плёнка с тонкой сеточкой вен. По всей видимости, то ли тонко выделанная шкурка, то ли мездра.
Старушка остановилась у кособокой двери и как-то виновато улыбнулась.
— Я вас окликну, хорошо?
— Хорошо-хорошо…
Прислонив ружьё к стене, Алексей скинул надоевший рюкзак. С наслаждением потянувшись, уселся на тёплый мох.
Положив последний стежок, Филиска придирчиво растянула ткань и сокрушённо вздохнула. Теперь шей, не шей, всё, считай, пропало платье. На людях в таком уже не покажешься, срамота. И платок пропал. Тёплый какой был. Пуховый. Вот ещё и матушка узнает, как дело было, ох уж задаст…
Снаружи послышались неясные голоса. Неужели нурманы? Сердце заколотилось так, что вот-вот станет слышно даже в лесу. Испуганно глянув на дверь, притушила лучину и спряталась за печь, прижавшись к теплому камню.
