Александр Мазин - Утро Судного Дня
Упрятав поглубже собственные чувства и желания, я полностью сосредоточился на деле.
Итак, что у меня есть в информационной базе?
Маленький африканский «Эдем», в котором я оказался. Безгрешные обитатели этого «рая», свято почитающие заповедь «не убий». Как там выразился Шадаква: здесь, на берегах Реки, люди не убивают людей. Но подобная формулировка подразумевает наличие мест, где живут по другим законам. Границей «Эдема» и тех, не столь благополучных, территорий служит Лес Красных Деревьев. О нем известно, что там проживает «Ужас». Возможно, под «Ужасом» подразумеваются родичи «трехглазого пессимиста». Или еще какое-нибудь сверхъестественное диво. Носителем более точной информации, надо полагать, является Шадаква. Он же — «Пришедший Издалека», «Хранитель…» и наверняка еще пара-тройка сакральных имен, о которых мне не известно. Мудрый Шадаква, совмещающий в одном лице должности врачевателя, руководителя, наставника, экстрасенса, заклинателя духов, верховного судьи и «истины в последней инстанции» для всех аборигенов.
Если мне удастся разгадать, кто он такой, этот «жрец невидимых богов», я сразу поднимусь на следующий уровень понимания ситуации.
Но что-то мне подсказывает, что этот орешек окажется крепче моих зубов, потому что я даже приблизительно не могу представить задачи и цели Шадаквы, а он с легкостью считывает мои побуждения и мотивации. Следовательно, он может мною манипулировать, а я им — нет. И возможно, я — всего лишь марионетка в его руках.
В таком случае — могу ли я верить его словам?
Разумеется, нет.
Только — фактам.
А факты таковы, что та же смерть Ва-Багана могла быть запросто срежиссирована Шадаквой.
Да, дедушка выразил по поводу его гибели подобающую скорбь. Но вместе с тем отметил, что Ва-Баган — в некотором роде паршивая овца в его праведном стаде. Так почему бы не избавиться от этой «овцы», а возможно, и волка в овечьей шкуре — с помощью приблудившейся к отаре овчарки?
Итак, проанализируем конкретные действия Шадаквы.
Действие первое: Шадаква предупредил Ва-Багана, что меня трогать нельзя.
Допустим, Шадаква сделал это, чтобы избежать открытого конфликта гостя и Ва-Багана. Допустим. Не будь этого предупреждения, Ва-Баган наверняка попробовал бы проверить меня «на вшивость»…
И, скорее всего, получил бы качественную взбучку.
Но убивать его я не стал бы. Не тот случай.
То есть, пресекая прямой конфликт, Шадаква лишил нас с вабу возможности определить, кто круче, с помощью «честной» драки.
Действие второе: Шадаква предлагает крутому вабу «убедить» Дашу в том, что он — более подходящая кандидатура в «бойфренды», чем я. Ва-Баган уверен в собственной силе убеждения, но он — не слепой. И не мог не заметить, что девушка симпатизирует мне. Следовательно, ее следует избавить от «дурного влияния» чужака. А поскольку отогнать от нее меня — нельзя, простой как грабли вабу решает украсть «предмет спора». И из «честного соперника» становится «подлым врагом». Теперь судьба «волка» предрешена. Ва-Баган мог бы стать убийцей, но я-то уже им был. Убивать врагов для боевого офицера — дело не то чтобы обыденное, но привычное. Как только Ва-Баган из соперника превратился во врага, его участь была предрешена. В подобных ситуациях я либо не дрался вообще, либо дрался всерьез. То есть моей целью была уже не победа, а уничтожение противника. Так меня учили. А учили меня хорошо. Поэтому, даже и не подвернись мне копье с неснятым наконечником, я все равно убил бы Ва-Багана.
Создал ли Шадаква такую ситуацию сознательно? Очень может быть. Если этот мудрый дедушка запросто «читает» чужака, то в душе и мозгах «своего» Ва-Багана Пришедший Издалека должен чувствовать себя как дома.
Итак, Обвинению все ясно.
А Защите?
Что если Шадаква просто ошибся? Недооценил мои силовые возможности? Или переоценил облагораживающее влияние «Эдема»? Или уповал на какие-то местные традиции, о которых я понятия не имею. Может, у них обычай такой — похищать невесту. Вроде как на русских свадьбах. А теперь представим ситуацию, когда жених — не русский, а, скажем, дикий черкес лермонтовских времен, для которого похищение невесты — не игра, а реальный киднеппинг. Простой горский парень, увидев, что нехорошие дядьки уволакивают его суженую, не раздумывая начнет бить на поражение. То-то будет сюрприз, когда вместо выплаты «выкупа» жених перестреляет похитителей.
Правда, в данном случае «женихом» был Ва-Баган. А я — кандидатом в «бойфренды», не одобренным «родителем невесты» и нарушившим основное табу племени — «не убий». То есть преступником.
Однако меня не осудили. И Шадаква, знавший об истинных мотивах моих действий, скрыл их от своих соплеменников. Почему?
Любой суд в такой ситуации не станет выносить вердикт, а отправит дело на доследование.
А что делать мне?
Выжидать или действовать?
В моей ситуации это даже не дилемма. Я — человек действия и прекрасно это знаю. Тем более что и «мишень» определена. Лес Красных Деревьев. Моя цель — родичи «пессимиста». Если есть вероятность того, что они обитают в этом самом лесу, значит, я должен проникнуть на эту территорию.
Просто — как рыжиком закусить.
Но я не просто боевик, я — разведчик. Даже в каменном веке я должен допускать возможность Большой Игры. И прежде чем брать то, что лежит на поверхности, я должен как следует оглядеться по сторонам и убедиться, что в соседних кустах не сидит хитрован с удочкой, ожидая, пока простодушный Артём Грива слопает приманку. Впрочем, моя задача существенно облегчается тем, что на роль удильщика годился только один персонаж — Шадаква.
Так я полагал тогда. Совершенно выпустив из виду то, что игровое пространство не ограничивается территорией здешнего «Эдема» и его окрестностей. И что игра идет не только в настоящем времени, но и в будущем. И — ради этого будущего. То есть о последнем я, конечно, знал. Но был уверен, что сама Игра затеяна «умниками» «Аладдина», которые и определяют ее правила и цели.
Я ошибался в своих рассуждениях. Хотя мог бы… Нет, не мог. Я был толковым аналитиком, но не гением. Впрочем, красный маркер моей Судьбы уже прочертил зигзаг поперек моей «линии жизни». Мне, выражаясь высоким штилем, были явлены знаки грядущего, и Трубный Глас поразил не только мое сознание, но и каждую косточку моего тренированного организма.
Увы, я об этом не знал. Потому что зеркал в этом мире не было. И следовательно, у меня не было возможности поглядеть на свою физиономию и увидеть изменения, которые очень трудно заметить, глядя на свое отражение в реке.
Глава двенадцатая
Лес Красных Деревьев
Примерное расположение Леса Красных Деревьев Грива выяснил у Маваса. Простодушный Мавас принял за чистую монету слова о том, что Грива опасается случайно зайти на запретную территорию, и охотно разъяснил, каких мест надо избегать.
Но тут возникла неожиданная сложность. Заключалась она в том, что Грива был взят под ненавязчивый, но неусыпный контроль. Его одиночным прогулкам пришел конец. Теперь кто-нибудь из аборигенов непременно навязывался Артёму в компанию. Мягкие протесты Гривы отметались. Грива подозревал, что охотники получили указание Шадаквы: приглядывать за гостем. Единственный плюс: помимо спутников-мужчин, к сопровождающим Гриву охотникам частенько присоединялась Даша. В том случае, если мать не подыскивала ей какое-нибудь неотложное дело. Правда, приняв решение о приоритете долга над чувствами, Грива теперь вел себя с девушкой достаточно прохладно. Даша воспринимала подобное «охлаждение» спокойно. Возможно, именно такого поведения требовали местные традиции ухаживания. А может, она на эмпатическом уровне уловила, что равнодушие Артёма — показное.
Так или иначе, но Даша вряд ли могла оказаться серьезной помехой намерениям Гривы. Другое дело — охотники. Идти на открытый конфликт Артёму не хотелось. Хватит с него и одного убитого.
Поступил Грива просто: дождался, когда Архо с остальными соберутся в очередную охотничью экспедицию, сказался больным и остался в стойбище.
А когда окончательно рассвело, позавтракал и двинулся в свой собственный вояж. Правда, ему пришлось взять с собой Дашу. Но — ничего страшного. Грива был уверен, что остановить его она не сможет. А если девушка не захочет нарушать табу, то вполне может остаться вне пределов запретной территории. Так даже и лучше. Не хватало еще, чтобы девочка тронулась умом после контакта с местным «трехглазым пессимистом».
Так далеко на юго-восток от лагеря Грива еще не уходил. Здесь прилегающая к саванне лесостепь сменилась настоящим лесом. Сплошной слой листвы высоко над головами не пропускал ни одного солнечного лучика. Колонны исполинских — в два-три обхвата — стволов уходили ввысь. Толстые лианы петлями карабкались по ним вверх и свешивались вниз природными «тарзанками». Среди лиан и прочей вьющейся растительности чистейшими красками вспыхивали изумительные цветы.
