Георгий Пушнин - Заговор «Королей»
Чернявский посоветовал Мудрогору спуститься в расположенный под дачей специальный бункер — укрепленное экранированное сооружение, полностью защищенное от нежелательных информационных вмешательств. Здесь, с применением высоких технологий, был оборудован пункт виртуального общения с клонами, маленький шедевр специалистов Чернявского. Мало кто знал, что Чернявский помимо выполнения функций советника Мудрогора курировал в корпорации все лаборатории перспективных технологических разработок и соответствующие производства. Когда-то его небольшая, но успешная фирма по производству и продажам шпионской техники влилась в корпорацию «Каскад». Прошло немного времени, и Илья стал ближайшим советником Мудрогора.
Мудрогор спустился в бункер, где уже светились экраны. Одно за другим возникали лица «королей» — несколько ракурсов на каждую персону.
Мудрогор знал, что его тоже изучают, и, скорее всего, недоброжелательно. Он кивнул Столбову — тот лучезарно и фальшиво улыбнулся в ответ. Глава американской авиакосмической корпорации, практиковавший принцип изучения языка основных конкурентов, сказал невпопад пару фраз по-русски (о подмосковных вечерах и водке-селедке), также сияя и расточая во все стороны белозубые оскалы. «Оживились, гады, повылезали из нор, — скупо чертыхнулся Муд-рогор. — Кровососы».
Через несколько часов изнурительных дебатов все было кончено. В ответ на консолидированную атаку на Президента ССР с Запада «Каскад» уступал свои позиции на рынке вооружений Южной Америки. Нет, о капитуляции речи не было, договорились всего лишь о приостановке переговорного процесса, мораторий на экспансию «Каскада» (читай — России) в регионе. Пришлось согласиться и на рассмотрение возможности совместного развития проекта «Кориолан» (Мудрогор скрипнул зубами и решил пока сыграть в заинтересованность). От «Энергоресурсов» втупую попросили уступить часть акций после успешного исхода выборов (механизм сделки решено было обговорить дополнительно), на что Столбов подозрительно легко согласился. Он также брал на себя все расходы по компенсации приостановки развертывания «Каскада» в Южной Америке. Американцы настаивали на обсуждении частных моментов грядущей операции. Так всплыло имя Петра Пушкина — ключевой фигуры на нынешнем этапе переговоров в Эль-Таре. Все так же широко улыбаясь, американцы потребовали устранения этой незначительной преграды. Ведь уговорить или подкупить его было нереально. Или потребовало бы слишком много времени, а именно время было теперь в дефиците. Убирать своего советника — пусть не самого близкого — Мудрогор откровенно не хотел. Ему вообще не нравилась идея устранять по пути к реализации «проекта» нормальных русских людей. Просто отозвать Петра — тоже невозможно: Президент ССР потребует объяснений и в конечном счете быстро восстановит статус кво Пушкина. «Не понимаю, почему мы сосредоточиваемся на каком-то Пушкине, — раздраженно сказал Мудрогор, — если у собрания совсем другая цель — Президент». Все согласились.
После совещания «королей» Столбов вызвал к себе начальника службы безопасности.
— Пушкин. Он памятник себе воздвиг нерукотворный… струится кровь с кольчуги медной, на шлеме вьется борода, — блеснул эрудицией Столбов. — Делайте что хотите, но этот друг тунгусов заставляет нас вздыхать и думать про себя…
Начальник службы безопасности едва заметно кивнул и тихо вышел из кабинета.
«Пушкин», — говорили в это же время на другом краю Земли. «Я в который раз слышу фамилию какого-то клерка, — раздраженно выговаривал один из собеседников. — Надо устранить все поводы к ее упоминанию в этом кабинете. Я больше не хочу слышать фамилию „Пушкин“».
— Илья, — Мудрогор обратился к Чернявскому, и тот заметил, что голос шефа стал тяжелым и глухим, — во время совещания почему-то несколько раз вспомнили Петра Пушкина. Америкашки во все лезут. Так вот: Пушкин мне симпатичен. Он честный профессионал. Не его вина, что он оказался не в том месте и не в то время. Он, кажется, твой давний знакомый? Займись проблемой сам, исходя из давних дружеских связей.
— Постараюсь, — ответил Илья. И Мудрогор с удивлением уловил в темных глазах своего советника весёлый огонёк.
* * *До записи очередного шоу оставались считанные минуты, а режиссеру все меньше нравилось состояние ведущей. Она давно уже была не в себе, но в последние дни явно приближалась к истерике. Пока над ней работал визажист, Алиса сидела в каком-то ступоре, безвольно уронив руки на колени. На вопросы отвечала невпопад. Режиссер — ласковый пузан, имеющий привычку разговаривать с участниками записи, как с больными детьми, тщетно пытался привлечь к себе ее внимание. До этого он созерцал, как на Алису натягивают белую кожаную юбку с четырьмя рискованным разрезами и красный жакет в обтяжку, укладывают в элегантные волны ее непослушные волосы, сажают на смуглые запястья браслеты со стразами. Режиссёр всегда был уверен, что вместо ток-шоу можно сорок минут демонстрировать в эфире Алису — аудитория не уменьшится.
Сейчас, глядя на Алису, режиссер смутно предчувствовал грядущую катастрофу. Конечно, это всего лишь запись. Но в случае провала сегодняшнего шоу пойди собери всех участников вновь — сроки! сроки! Алисе под лацкан жакета уже лепили булавочный микрофон. Звезда не подавала признаков жизни.
— Алиса! — взмолился режиссёр. — Проснись. Сегодня в студии полные уроды и уродки. Депутаты и их жены. Тема — интимная жизнь политиков, как они устраиваются с этим делом в условиях дефицита времени и под грузом государственной ответственности. Пришел Кирьянов. Его жена — Леопольд Мусеев, певец. Признайся, ты прочла то, что я тебе давал?
Алиса неопределенно дернула головой. Режиссер поднял глаза к потолку и немного помолился.
— Алиса, — продолжал он, просительно сложив руки на груди, — ты должна с ними хотя бы познакомиться и поговорить. Это записано в технологии производства шоу.
Алиса что-то прошептала. Режиссер цыкнул на ассистентку, отогнал ее, встал на колени и подполз к Алисе поближе.
— Урод, — сказала Алиса чуть слышно.
— Алисочка, кто урод?
— Мусеев — урод и гомик. Опять паноптикум собрали.
— А я что говорю? Только на записи ты с ними поаккуратней. Главная мысль — политики разные нужны, политики — что уж там — всякие важны. Кирьянов пятьдесят тысяч долларов внес на создание позитивного имиджа секс-меньшинств. И ещё обещает, если ему понравится. А не понравится — развоняется. Я его хорошо знаю. Гадина Мусеев только что приехал и сразу начал к нашему оператору клеиться. Пришлось припугнуть, что Кирьянову стукну. Алиса, я сейчас умру, если ты не поднимешься.
Алиса сфокусировала на режиссере свои миндалевидные глаза, сводящие с ума не одну сотню фанатов.
— Где Мусеев? — спросила она с такой грудной угрозой, что режиссер внутренне окоченел.
Профессия есть профессия. Алиса собралась и первые полчаса записи вела себя пристойно: задавала плановые вопросы, шутила вовремя и с нужной долей фривольности, к месту демонстрировала оператору ноги через разрез в юбке.
Катастрофа наступила, когда она перешла к опросу Мусеева. Тот жеманно устроился на стеклянном высоком стуле и стрелял туда-сюда подведенными глазами. Диалог свернул на опасную тему восприятия его наклонностей окружающими.
— И что вы чувствуете, сидя здесь, перед большим количеством зрителей, которые, возможно, не собираются благосклонно отнестись к вашему образу жизни?
— Отторжение — это так возбуждает, — кокетливо проворковал Мусеев и многозначительно поджал накрашенные губы.
— Возбуждает тебя? — неожиданно спросила Алиса нехорошим голосом. Мусеев капризно дернул бровями. С другого стула удивленно подался вперед Кирьянов: он не любил, когда грубые люди забижают его «жену».
— Сидишь тут, пидор крашеный, — Алиса отчеливо произносила каждое слово, — а в Москве люди бесследно исчезают. Талантливые, чистые люди. Не чета тебе. Собой рискуют, возможно, за родину жизнь отдают. А тебя, значит, возбуждает?
— Что вы себе позволяете? — возмущенно начал Кирьянов.
— Что ты себе позволяешь, извращенец белодомовский? — переключилась на Кирьянова Алиса. — Морду нажрал и думаешь, можно в телевизоре все что угодно за бабки показывать? А где ты, дядя, эти пятьдесят тысяч взял? Из жалованья откладывал? Не добрались ещё до тебя…
Камеры продолжали работать. Публика в студии обменивалась восторженными возгласами. Кирьянов сжимал кулаки и хватал ртом воздух.
— Да я вас… да вы тут… да я как вас…
Вдруг он схватил Алису за руку, жакет сильно съехал, оголилось роскошное плечо. Публика восхищенно ахнула. Где-то щелкнула вспышка.
— Стоп! — заорал режиссер, вскинув обе руки. Но было поздно. Кто-то крикнул: «Проституцию в Конституцию!»
