Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 2
— Наверное, ты не очень нужен Вильштоку, раз он отправил тебя под пули. Благодари бога, что я привык в точности выполнять порученное мне дело. Иначе бы ты уже валялся с проломленным черепом, — кричал Захарию Лучо, между делом вынося дверь в какой–то дом.
Оказавшись внутри, он тут же бросился осматривать комнаты. В одной из них, забившись в угол, сидели две женщины и дряхлый старик. Перепуганные насмерть женщины завыли от страха, и солдату стоило немалых усилий заставить их умолкнуть. Добившись тишины, он отправил напарника в подвал, а сам стал профессионально обыскивать помещение. Когда Захарий вернулся, то по довольному виду Лучо догадался, что все самое ценное в этом доме уже переместилось в его карманы. Заглянув в принесенный мешок с продуктами, солдат выбросил из него все, кроме копченого окорока.
— Бери только мясо. Овощи никуда не денутся, — наставлял он напарника, выглядывая в окно. — Здесь, похоже, уже все кончено. Пошли, а то нам достанутся только объедки.
Город оказался небольшим и небогатым. Солдатам Вильштока хватило нескольких часов, чтобы в этом убедиться, а опытному в таких делах Лучо — и того меньше. Он изо всех сил пытался избегать встречи со своими соратниками, стараясь двигаться в сторону, противоположную той, откуда доносились звуки уличных боев. Несколько раз ему пришлось вступать в схватку с одинокими защитниками города, случайно оказавшимися на его пути. Но как только в одном из домов он наткнулся на своих, то тут же прекратил охоту за трофеями.
— Все, что успели, то успели. Теперь можно пройтись и по огородах. Без зелени мне пища в глотку не лезет. К этому меня еще покойный отец пристрастил, — подвел итоги Лучо, отдыхая после тяжелой работы.
Захарий молча сидел рядом с ним на забитом доверху мешке и медленно приходил в себя после всего пережитого за этот ужасный день. Новый знакомый, правда, посчитал, что для полноты ощущений новобранцу кое–чего не хватает и отправил его еще и хоронить погибших. Солдаты Вильштока тем временем группами покидали город и под присмотром своих командиров выстраивались в колонну. Как только общая могила была засыпана, войско отправилось в обратный путь. Настроение солдат, не смотря на довольно внушительные для столь никчемного городка потери, было приподнятым. Шутки и бравурные песни не стихали до самого лагеря, где их с завистью встречали те, кому выпало оставаться на месте. За богатым ужином у костров веселье было продолжено. Кое–кто умудрился даже втихаря побаловаться хмельными напитками, но в меру, так, чтобы не обратить на себя внимания офицеров.
В одной из таких компаний, скромно устроившись в сторонке, провел вечер и Захарий. Наблюдая за разглагольствовавшим Лучо, он все время переживал, как бы тот не начал высмеивать перед своими сослуживцами сегодняшнее поведение подопечного. Но вместо этого солдат присел рядом с ним и неслышно для остальных поинтересовался.
— Ну что, уже пришел в себя?
Захарий в ответ только утвердительно кивнул головой. Лучо по–дружески похлопал его по плечу и уверенно заявил.
— Со временем освоишься. И не такие хлюпики матерели. Если, конечно, оставались живы.
Молодой человек продолжал молчать, в душе противясь предсказаниям собеседника. А вот от подарка старого солдата не отказался.
— Возьми, — сказал ему Лучо, протягивая красивый кинжал, украшенный обвивающей рукоятку серебряной змеей. — На память о боевом крещении.
Захарий искренне поблагодарил солдата за подарок и отдельно за все, что он сегодня для него сделал. Тот принял благодарность как нечто само собой разумеющееся и вернулся в компанию, тут же позабыв о разговоре. Самого Захария в этот вечер ожидала еще одна беседа, куда важнее предыдущей.
Генрих успел обсудить все важные вопросы со своими офицерами и перешел к трапезе. В застольной беседе он и вспомнил о вчерашнем странном посетителе и рассказал о нем своим собеседникам. Тут же возникла идея проверить, остался ли чужеземец жив после сегодняшнего боя. За ним был послан адъютант, который вскоре и вернулся вместе с уставшим Захарием. Офицеры долго и критически разглядывали невзрачного молодого человека с горящими оттопыренными ушами и убогим арсеналом за поясом. Его простая домотканая одежда, которую никак нельзя было назвать походной, подчеркивала и без того абсурдный образ горе–вояки.
— Ну, как сегодня повоевал? — обратился к нему Генрих, когда его друзья начали обсуждать увиденное.
— Неважно, — честно признался Захарий, не отрывая взгляд от земли.
— Что так? Не понравилось убивать себе подобных? — сыронизировал граф.
— Не понравилось, хотя я никого и не убил, — пробурчал молодой человек.
— Ну, хоть разбогател немного? — не унимался Вильшток.
— Я не за этим сюда пришел, — довольно грубо отрезал Захарий, от возмущения забывший перед кем стоит.
Его дерзость осталась незамеченной на фоне той глупости, которую он сказал. Все сидящие за столом громко захохотали, восприняв его слова как очень смешную шутку. По мнению присутствующих, ничто иное кроме желания разбогатеть не могло привести такого доходягу в расположение армии Вильштока. Разве что он был шпионом латераников, но подобное предположение выглядело еще нелепее. Последовавшие за этим грубые насмешки офицеров окончательно вывели Захария из равновесия. Сняв с плеча свой походный мешок и подойдя к столу, он молча высыпал на него найденный с помощью Гонзы клад. Все свидетели его поступка тут же умолкли и застыли с выражением изумления на лицах. Дабы они не подумали, что россыпь золотых монет и есть его сегодняшняя добыча, Захарий поспешил с объяснениями.
— Все это было при мне, когда я вчера пришел к вам, — сказал молодой человек и, вспомнив по ходу о своем гноме, явственно представил себе, как тот сейчас где–то рядом рвет на голове курчавые волосы и извергает поток самых изысканных арлемских ругательств.
— Что же ты тогда здесь забыл? — поинтересовался один из офицеров, в то время как сам Генрих начал по–другому воспринимать сказанное вчера странным чужеземцем.
— Я многое знаю благодаря книгам, но хочу знать еще больше, — расплывчато ответил Захарий и только запутал вопрошавшего.
— И что же ты хочешь знать? — уточнил тот.
— Он хочет знать, почему в этом мире все устроено именно так, а не иначе, — ответил за Захария Генрих и добавил уже от себя. — Вряд ли он найдет ответ именно на этот вопрос, а вот в том, что иначе просто не может быть, думаю, сможет убедиться, поучаствовав в нашей кампании.
Кто–то из друзей тут же возразил Вильштоку, усомнившись в том, что чужеземец надолго задержится в этом мире. Подумав над этим замечанием, Генрих решил повысить шансы Захария.
— Будешь состоять при мне писарем, раз ты такой умный. С завтрашнего дня и приступишь к своим обязанностям. А теперь можешь идти. И забери свое золото, — здесь оно никого не интересует. И постарайся его больше никому не показывать, а то даже должность писаря тебя не спасет, — сказал ему граф и тут же нашел новую тему для разговора.
На следующий день Захарий уже в качестве личного писаря командующего впервые в жизни присутствовал на переговорах о мире. Магистрат близлежащего города, наученный горьким опытом соседей, явился к Вильштоку в полном составе и с богатыми подношениями. Вслед за этим его армия после недолгих сборов покинула лагерь и продолжила свою увеселительную прогулку по богатым землям Поморья.
ОСКОРБИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Фердинанд внимательно следил за развитием событий в Поморье. Среди обязательных утренних процедур у него появилась еще одна, — выслушивать доклад очередного шпиона, вернувшегося из охваченных войной земель. Все они повторяли одно и то же: очередной разграбленный город, беспрерывные грабежи и насилие, постоянное маневрирование. В общем, Вильшток строго придерживался избранной тактики, — как можно сильнее разорить вражеские земли и как можно дольше уклоняться от встречи с Альфредом, в то же время небольшими отрядами нанося внезапные удары по противнику. Фердинанд отчетливо представлял себе, как подобное поведение Генриха нервирует короля свевов. Столкновение двух армий было неизбежно, вот только место и время решающей битвы выбирал не Альфред, а Вильшток. И не факт, что когда они сойдутся, преимущество будет, как и прежде, на стороне свевов. Но было кое–что, вызывавшее раздражение и Фердинанда, — способ ведения войны, избранный Генрихом не оставлял никаких сомнений в том, что он всего лишь выполняет свою часть договоренностей. На все остальное, в частности и на последствия, ему было наплевать. Демонстративный отказ от общения со своим королем только подтверждал эту мысль. Со стороны такое положение дел выглядело не иначе как дерзость, но сам молодой король, помня о подоплеке происходящего и еще не до конца изжив в себе глупые принципы, старался избегать подобной оценки. Но, где–то в глубине души он уже ждал подходящего случая, чтобы рассчитаться за столь неуважительное отношение к своей персоне. И такой подходящий случай не заставил себя долго ждать.
