Николай Гуданец - Опасный груз
— Зовите меня Ул.
— Преклони колено, Ул, и повторяй за мной, — приказал глава ватаги. — Клянусь ненавидеть Башню. Клянусь выручать своих. Клянусь повиноваться вожаку. Клянусь чтить милостивого дьявола.
Не без труда припав на здоровое колено, разведчик послушно повторил.
— Отныне ты посвящен в Подземные Братья, — произнес Атаман, дотрагиваясь двумя пальцами д плеча коленопреклоненного неофита. — Так называется наша ватага. Отныне и до смерти твоя жизнь вручена нам, а наша — тебе. Встань, брат Ул.
Посвященный в урки повиновался, но едва он перенес тяжесть тела на левую ногу, в глазах помутилось от боли и земля ушла куда-то косо вбок.
Очнувшись от короткого обморока, он увидел, что Рябой бережно поддерживает его голову, а Атаман разглядывает укушенное колено.
— Что, желтая пиявка? — спросил тот.
— Она самая, — подтвердил Улье.
— Жаль, — Атаман слегка нахмурился. — Ну да ничего. Может, и выживешь. Рябой!
— Слушаю, Атаман.
— Раздобудь-ка ему баху. Желательно почище. Думаю, он вправе рассчитывать на твою любезность.
— Ага. Я мигом! — И силач со всех ног понесся где беззаботно плескались лохи.
— Лежи тут, отдыхай, — и Атаман удалился.
Пытаясь отвлечься от жгучей боли в ноге, Улье размышлял о том, сколь неисповедимы пути человечеcкой речи. Блатные жаргоны изобретались для того, чтобы можно было выделиться из общей массы, безошибочно узнавать своих. А в колонии, где все говорят на жаргоне, блатной феней нередко становится литературный язык… Поистине забавно.
Вернулся Рябой с выстиранным на скорую руку одеянием.
— Сейчас просохнет, и можешь надевать, — заговорил он, расстилая ткань на горячем песке. — Там земляные кусаки были, но я вытряс всех до единой. Так что надевай смело. Как нога — очень болит?
— Очень.
— Ничего, брат. Не горюй. Я своими глазами видел одного, который выжил, — утешил его Рябой. — А ты парень крепкий. Слушай, кто тебя научил так драться?
— Никто, — Улье безучастно смотрел в небо. — Само получается.
— Ишьты!.. — восхитился детина. — Хорошо, что ты к нам попал. Наша ватага — не чета прочим. Вот пойдем обедать — сам увидишь. Тебе такие чудеса и не снились. Дойдешь? Тут недалеко.
— Дойду.
— Не дойдешь — так дотащу. Ей же, дьявол, ты настоящий урка. Хочешь — пожмем руку на брата?
— А как это?
— Верно, где тебе знать. Это делается так, — Рябой охватил пятерней ладонь разведчика и сплел свой и его большие пальцы. — Теперь надо сказать: «Рябой мне брат».
— Рябой мне брат.
— Ул мне брат, — и силач в восторге стиснул руку названого брата, да так, что тот едва удержал вскрик.
— Тебе лежать удобно? — спросил Рябой участливо.
— Спасибо, вполне.
— Я пойду окунусь, ладно?
— Конечно, иди.
Улье остался в одиночестве.
Со стороны могло показаться, что он безмятежно греется на солнцепеке, но на самом деле он чутко следил за тем, что делается вокруг. Техникой чтения по губам разведчик владел в совершенстве, и ему не составило ни малейшего труда разобрать, о чем беседуют в тени куста Атаман и чернобородый человек с культей, уединившиеся на расстояние не меньше пятидесяти локтей от Ульса.
— Поговорим о новичке? — склонившись над пле чом Атамана и пристально глядя в сторону Ульса спросил чернобородый.
— Охотно, — не оборачиваясь, ответил тот.
— Неужели ты действительно принял его в ватагу! Неужто мы допустим его в убежище?
— Разумеется. Я сказал при всех, что отныне этс человек — наш. Разве ты глухой, Культяпа?
— И он узнает все наши тайны и планы?
— Иначе и быть не может. К чему эти лишние вопросы?
— К тому, Атаман, что непохож он на лоха. Голову готов прозакладывать, что он не лох. У него на руках ни пятнышка. Волосы целые. Зубы ровные. Надо бь еще посмотреть, есть ли зарубка на ухе…
— Это ничего не значит. Ты же видел, он увертлив как земляная кусака.
— Ну, как знаешь. Ты Атаман, не я. Но предупреждаю: берегись его. Он не тот, за кого себя выдает. Нyтром чую.
Атаман усмехнулся:
— А он вовсе не говорил ведь, что он лох. Простo сказал, что желает быть с нами.
— Тогда он штемп! Понимаешь? Подосланный штемп!
— И не штемп он вовсе, — ровным голосом возразил Атаман. — У него слишком умные глаза.
— Так ты думаешь, он из самой Башни? Сбежал, скучившись по зеленке да Черной Смерти?
— Ну нет. Я не столь наивен. Тебе мешает подозритeльность, Культяпа. А все очень просто. Он не урка, не лох, не штемп и не Хранитель. И не оронг, естест-нно.
— Так тогда кто же он?!
— Не шуми, Культяпа. Поразмысли. Вспомни Святое Предание.
— Атаман, ты сошел с ума. Все наши предания — бабьи бредни и болтовня от первого до последнего слова.
— Ты забываешься, Культяпа.
— Прости, Атаман. Я не хотел тебя задеть. Вгорячах вырвалось.
— То-то. Этот человек пришел не из Башни. Он вынырнул из реки. А ведь сказано было, что Посланец придет нагим и чистым, как младенец. Дозорные хорошо смотрели по сторонам. Ни справа, ни слева, ни сзади он не мог появиться. В воде плескались три и еще три человека из ватаги. Потом вынырнул еще один — этот.
— Я верю тебе, Атаман. Ты мудр, ты владеешь счетом. Но я не верю ни в Посланца, ни тем более в то, что этот человек — Посланец.
— Зря. Он уже явил чудо нечеловеческой ловкости. Предание гласит, что Посланец с виду неказист, но на дeле он сильнее самого сильного. Он взял баху самого могучего урки во всей ватаге. Ибо его руку направляет домысел милостивого дьявола. Горе тем, кто отринет Посланца, Культяпа! Горе! Ибо таких постигнет та же Участь, которую милостивый дьявол уготовил Башне. 324
— Неужто ты впрямь во все это веришь, Атаман?
— Да. Башня падет на наших глазах. И совершит это человек, которого я сегодня рукоположил в урки. Сбываются древние пророчества.
— Допустим. Но когда падет Башня, кто защитит нас всех от оронгов? Тоже он?
— Кому под силу одолеть Башню, тот превозможет все. Истинно говорю тебе, Культяпа, час искупления грядет.
— Для начала пусть этот человек превозможет желтую пиявку, — злорадно сказал увечный.
— Эх, невера. Не трудно ли тебе ни во что верить, Культяпа? Зачем и жить, если не верить? Хлeбать зеленку да бегать от штемпов? Послушай. Разве сказано, что Посланец неуязвим? Он такой же человек из мяса, костей и страха, как любой другой. Пиявка — глупая тварь, где уж ей распознать Посланца. Но он выживет, ибо милостивый дьявол его спасет.
— А если не выживет?
— Увидим.
— Ладно, Атаман, будь по-твоему. Пока он беспомощен, пускай живет у нас в убежище: Но если впрямь свершится чудо и он не умрет — смотри в оба.
— Я не так прост. Придет время, и я спрошу начистоту, кто направил его сюда — милостивый дьявол или Хранители.
— Ясное дело, он попробует прикинуться Посланцем. Жить всем охота.
— Но тогда пускай он явит нам чудо. Чтобы мы доподлинно уверовали. А если он не сможет явить могущество Посланца, значит, он штемп. И тогда мы убьем его. Разговор окончен, Культяпа.
— Разговор окончен, Атаман. Ты воистину велик и мудр.
Чернобородый встал и пошел купаться.
Глава 4
Cолнце поднималось все выше. Ватага нежилась на горячем песке.
Вдруг раздался многоголосый крик дозорных:
— Штемпы!
За кустами грозно поблескивали лопаты из нержавеющего сплава. Стража в черных балахонах окружала пляж.
Паника вспыхнула, как сухая трава. Сорвавшись с мест, перепуганные урки метались из стороны в сторону.
— Ватага, за мной! — раздался клич Атамана. Он понесся вдоль берега в сторону сельвы, и полуголая орда в развевающихся бахах с воплями устремилась следом.
Улье насилу поднялся с песка. При попытке ступить на укушенную ногу он едва не упал и замычал от боли.
— Садись на закорки! — велел подскочивший Рябой, ухватив с песка обе бахи, свою и Ульса.
Силач нагнулся, разведчик вцепился в его плечи и прижался к могучей спине. Придерживая нареченного брата за правое колено, Рябой побежал по рыхлому песку.
Как ни силен был недавний противник Ульса, но со своей ношей он безнадежно отставал от быстроногой ватаги. Впрочем, раскормленные стражники с лопатами наперевес бегали еще хуже.
Вскоре Атаман с ватагой далеко оторвались от преcледователей в черных балахонах и свернули в поросшие кустарником дюны.
Задыхаясь, Рябой наддал ходу.
Улье обернулся и увидел, что стража, преследовавшая их с чисто служебной неторопливостью, не только отстала, но и повернула назад, прельстившись более легкой добычей — лохами.
Рябой свернул на тропинку, зажатую меж крутых дюнных откосов, остановился и перевел дух.
— Уф! Кажись, обошлось, — проговорил он пыхтя. И тут с дюны скатился, взрывая песчаные вихри стражник в черном балахоне. Он преградил дорогу и наставив свое оружие в грудь Рябого, рявкнул:
