Сергей Шкенёв - Красный властелин
Ну что тут непонятного? Выходишь на цель, дёргаешь за маленький красный рычаг, разворачиваешься, дёргаешь за большой красный рычаг. А потом ждёшь, когда тебя сожгут патрульные драконы. Проще простого! Да и пусть сожгут. Что теперь, из-за такой малости не лететь?
Вот только бы поскорее закончились занятия в помещении. Надоело! В воздухе, когда не будет стоящего над душой сотника, вот тогда Михась себя покажет! Обещают дня через четыре… долго. А шесть планеров уже привезли! Ну что стоит командованию начать полёты прямо сейчас? Нет, чем выше звание, тем меньше в человеке человечности остаётся, однозначно.
Удивительно, но четыре дня промчались быстро. Обычно ждёшь-ждёшь чего-то, а оно всё никак не приходит, а тут… Утром подскочил по требовательному зову горна, после пробежки с трудом проснулся, посидел над раскрытой тетрадью, и вот уже обед, злонамеренно совмещённый с завтраком. А потом опять учёба, и до ужина рукой подать. После него ещё порция знаний, а там и долгожданный отбой. И ночных тревог совсем не стало. Это что, жизнь начала налаживаться?
В знаменательный день подъём протрубили намного позднее обычного, и слегка ошалевших от невиданной щедрости добровольцев строем повели в столовую. Жрать с утра? Немыслимое по нынешним временам, но очень приятное дело.
Едва расселись за столы, как всё тот же до тошноты надоевший сотник вышел в центр просторной залы и толкнул речь. Да, начальству без речей никуда…
– Товарищи курсанты! Да, не удивляйтесь, в приказе Владыки о переводе всех участников бомбардировки на вновь утверждённые нормы довольствия лётного состава вы названы именно так. Я не знаю, что это слово обозначает, но если хоть одна сволочь посмеет опозорить высокое звание… Да, высокое, товарищи! – тут преподаватель резко подобрел и добавил мягко и почти ласково: – Сегодня первые полёты. Не подведите, сынки…
Завтрак прошёл в сосредоточенном молчании. Говорить не хотелось, а вечный аппетит куда-то пропал. Когда просыпались, он был, причём зверский, но сейчас сбежал. Это аппетит боится первого подъёма в небо? Точно он, больше некому! Сидит где-то глубоко-глубоко, носа не показывает и дрожит так, что отдаётся в руках и коленях. Вот мерзавец!
Михась вяло ковырял ложкой в тарелке, куда подобревшие кашевары навалили целую гору безумно дразняще пахнущего мясного рагу, но через силу заставлял себя сначала жевать, а потом проглатывать. Еда – это сила, а сил сегодня потребуется много. Гораздо больше, чем на круги по периметру лагеря. Кстати, вчера их было уже четыре.
На лётном поле курсантов ждали. Их ждали хмурые механики у катапульт, шестёрка блестящих от падающей с небес воды планеров и потерявший случайную ласковость сотник.
– Пришли, орёлики? Всё, хватит ползать, настала пора отращивать крылья! – он окинул строй добровольцев многообещающим взглядом. – Рядовой Кочик!
– Я, товарищ сотник!
– К машине.
Глава 6
Чуть подрагивала в темноте стрелка, указывающая направление, и давно стих свист срывающегося с кончиков крыльев воздуха. Планер встал на курс, и можно чуточку расслабиться, совсем немного, а то заснёшь в звенящей тишине полёта и упустишь из виду парящий на расстоянии локтя от лица артефакт. Тогда всё… Он как-то завязан, нет, не завязан… настроен на состояние управляющего аппаратом лётчика и при потере сознания самоуничтожается. Глупый камень может и на сон отреагировать – глупый же, ему-то что.
О подобной возможности предупреждал преподаватель в последний день обучения. Голос сотника сразу стал каким-то виноватым, и не верить ему не было никаких оснований. Указатель обязательно самоуничтожится, причём, со всей вероятностью, прихватит с собой лётчика. Оно и к лучшему – пусть так, чем попасть живым в руки пиктийцев.
И всё равно сейчас легче, чем первые четыре часа полёта. Прекратилась жуткая болтанка над горным хребтом, с севера именуемым Пиктийским (имперцы от скромности никогда не страдали), а с южной, с роденийской стороны – Калейским, по имени древнего народа, жившего здесь когда-то. Вот в болтанке пришлось туго – рука сама собой тянулась к рычагу включения алхимических ускорителей, и большого труда стоило её удержать. Да, готов погибнуть, для того и вызвался добровольцем, но если есть шанс вернуться и продолжить бить врага… Ускорители тот шанс давали.
Здорово помог сюрприз, приготовленный на месте старта – вместо запуска катапультой им предложили использовать изобретение роденийских мануфактур. Вернее, вместе с катапультами, так как надоевший в учебном лагере сотник, вдруг оказавшийся младшим воеводой с весьма многообещающим знаком ока на форменной накидке, произвёл какие-то расчёты и посоветовал изобретателям отправиться в задницу к винторогому кагулу.
Так и взлетали – сначала по старинке, потом, удачно поймав поток восходящего воздуха, долго кружили с набором высоты и лишь на подходе к горам включили так называемые двигатели. Вроде простая хреновина, формой напоминающая выросшую в человеческий рост дыню и закрепленная под брюхом планера, а как выручила! Ощущения смешные – шипит, плюётся, пердит прямо под сиденьем… Чего мудрецы туда напихали? Не иначе отожравшихся гороховых слизней, предварительно вымоченных в уксусе.
Михась улыбнулся удачной шутке и плавно сдвинул ручку управления. Хитрый механизм послушно качнул крыльями, но указатель предупреждающе засветился красным – что, мол, делаешь, придурок? Или он не ругается? А чего это у нас внизу?
А внизу всё спокойно, то есть темно, как в желудке эриванского аблизьяна. Кое-где точки огоньков, наверное пиктийские вилланы при свете факелов воруют остатки урожая с господских полей. Или просто отрабатывают барщину. Они ведь эти… как их там… в школе ещё говорили… А, вспомнил, крепостные! Рабы, короче. Питаются лебедой, крапивой, брюквой и разваренным в воде овсом. А аристократы питаются ими. Тьфу, пакость!
Кстати, если плюнуть сверху, то можно в кого-нибудь попасть? Нет, не долетит… Значит, и не нужно, лучше песню спеть, тем более один, и отсутствие голоса со слухом не вызовет негодование неблагодарных слушателей.
Звёзды падали нам под ноги,
Мы ходили по ним босиком.
Звёздами выстланные дороги
Нас уведут далеко-далеко[1].
Артефакт способностей Кочика тоже не оценил и запульсировал ярко-алым. Михась спохватился – к Эрлиху песни, у драконов слух такой, что степные ушаны обзавидуются. Эти твари способны отличить писк мыши в норке от свиста суслика за восемь вёрст, а он орёт на всё небо в полной тишине. Ну не дурак ли? Пиктийские патрули наверняка в воздухе, и ночь для них не такая уж большая помеха. Пары-тройки звеньев хватит, чтобы от роденийского отряда оставить рожки да ножки. И это в лучшем случае, в худшем же вообще ничего не оставят – сядут и с аппетитом сожрут упавших. Нет, нам такие песни не нужны!
А внизу опять темно. Специально выбирали день, вернее ночь, когда не восходят обе луны. Такое бывает примерно раз в три месяца, и вот подгадали… Астрономия есть точная наука, как говорил оказавшийся младшим воеводой сотник.
Летящих где-то неподалёку товарищей тоже не видно и не слышно, хотя устройство дальней связи настроено на приём на общей волне, а кристалл повышенной ёмкости гарантирует бесперебойную работу в течение трёх недель. Командиры чудят… о каких неделях может идти речь? Наверное, по-другому не получилось – в Родении всё принято делать с запасом прочности. Даже если вот на этот планер посмотреть… С виду – плод свального греха воздушного змея со сковородкой и этажеркой, но пропитанная лаком ткань не боится огня, а тонкие планки силового набора изготовили из авивского дерева, по лёгкости спорящего с утренним туманом. И оно тоже не горит. Хорошее утешение! Как раз для запекаемого в глине гуся – не потеряешь ни одной капли питательного и полезного жира.
– Отставить смех, рядовой Кочик! – Михась одёрнул себя голосом преподавателя, которому за время обучения научился подражать, по мнению товарищей по несчастью, почти в совершенстве. – Молчать, я спрашиваю! Миллион нарядов вне очереди!
Удивительно, но самовнушение помогло и даже немного успокоило. За шуткой всегда можно спрятать страх. Спрятать и сделать вид, что его и не было никогда. Руки подрагивают? Не городите ерунды, это от напряжения. Сердце громко колотится? И опять вы неправы – на высоте просто трудно дышать, вот оно и торопится гонять кровь. И про бледность не надо, договорились?
Огромный город, вытянувшийся по обеим сторонам широкой реки, просыпался. До рассвета ещё далеко, если можно назвать рассветом сменяющие темноту вечные сумерки, но столица Империи потихоньку оживала. Пекари растапливали печи и осматривали замешенное с вечера тесто, чтобы утром на стол любого желающего попала тёплая булка с хрустящей корочкой, водовозы торопились заполнить бочки, чуть выше их по течению золотари сливали в Эмду содержимое своих бачков… Всё как всегда, порядок вещей установлен много веков назад, и нет смысла в его изменении. Чинно и благопристойно, как и подобает почитателям Благой Вести. Пусть тёмные бегают и суетятся, Эрлих их раздери.
