Алексей Гравицкий - Путь домой
Прошло еще с четверть часа. Где-то рядом зарядила угукать сова. Сильнее подул промозглый ветер. Яны не было.
Еще немного, и мы тут околеем.
Я был настолько озадачен ожиданием Яны, что подошедшего сзади Толяна не услышал. А когда за спиной щелкнуло, и мне предложили «поднять жопу и положить грабли на затылок» было уже поздно.
Теперь Толян стоял в паре шагов от меня, целил мне между глаз из ТОЗика и ждал ответа на вопрос о моих планах.
— С чего ты взял, что я решил сбежать? — Я постарался сделать предельно наивную рожу.
Толян разулыбался в ответ.
— В самом деле, с чего? С чего это ты на ночь глядя за территорией шкеришься по кустам вместе со своим педиком.
— Chạn hlng thāng,[14] — не раздумывая, сообщила Звезда.
— Ты мне не трынди, гомосятина. Я знаю, что ты по-русски прекрасно жаришь.
— Где здесь туалет? — мягко промяукала Звезда.
— Для вас — везде. — Толян повел стволом ТОЗа, но сдержанно, без особой широты. И зрачок дула мгновенно вернулся обратно, продолжая высверливать дырку у меня между глаз.
— Ты ружье-то опусти, — недовольно пробурчал я.
Толян улыбнулся шире.
— С чего бы?
— С того бы. Не собирались мы убегать. Просто надо было уединиться.
— Зачем?
— Затем, — рассердился я. — Зачем двое половозрелых людей в кустах уединяются?
Толян посмотрел недоверчиво. Неверие на его физиономии медленно сменилось злорадством.
— То есть, ты хочешь сказать, что вы с ним все-таки…
Я опустил глаза, поправил:
— С ней.
Только бы Звезда сообразила подыграть.
Толян перевел взгляд с меня на трансвестита, обратно. ТОЗ в его руках все так же смотрел мне в центр лба. Толян колебался. Ему хотелось поверить в мою голубую сущность и отомстить, оправдаться, сделав посмешище из меня. Но он сомневался.
— Ну-ка, давай, — решился наконец он и мотнул стволом ружья.
— Чего давать? — не понял я.
— Как чего, снимай штаны и делайте то, для чего сюда приперлись. А я посмотрю.
— Я в стеснении, — покачала головой Звезда.
— А я на взводе, — перестал улыбаться Толян. — Значит так, бакланы, варианта у вас два: или вы сейчас доказываете мне, что это не отмазка, или я считаю, что поймал вас при попытке к бегству. И отвожу к Фаре. А Фара с беглецами не церемонится.
Я подался вперед. Палец Толяна мгновенно побелел на спусковой скобе.
— И не рыпаться. А то стреляю.
— Фарафонов тебе не простит, — сказал я сердито, расстегивая ремень на джинсах.
— Мне простит, — ухмыльнулся Толян, глядя на мое обнаженное естество. — А ты выходит правда голубь, Серега. Охренеть. А так и не скажешь.
Я никогда не был «голубем» и даже не имел таких фантазий. Перспектива стать геем меня ничуть не радовала. Но вариантов было немного. Или сдохнуть, или…
Толян раздухарился и от души развлекался, предвкушая зрелище. Хренов извращенец. Неужели ему на самом деле интересно на это посмотреть?
От позора меня спас немец. Вольфганг Штаммбергер в сопровождении Яны явился как раз вовремя. Градус накала страстей в чертовых кустах настолько зашкалил, что появления вечного немца никто не заметил, как до того мы со Звездой проворонили появление Толяна.
— О, майн гот! — воскликнул старик-ученый, вышедший прямиком на мою голую задницу.
Толян отвлекся на голос, кинул взгляд мне за плечо. Этого хватило. Решение возникло само собой. Путаясь в приспущенных штанах, я поднырнул под ружье, схватился за ствол и рванул в сторону, выламывая Толяну палец.
Тот успел нажать на спуск. Грохнул выстрел. Картечь ушла в ночное небо.
Толян выматерился. Я снова рванул ствол на себя, на этот раз выдрав ружье из рук противника, и тут же резко двинул обратно, впечатывая прикладом Толяну в рожу.
Удар получился знатным. Несчастного Толика отбросил назад. Он не удержался на ногах и повалился на спину. Скрючился на земле, зажимая разбитый нос и матерясь, на чем свет стоит.
Придерживая под мышкой трофейный ТОЗ, я поспешно натянул штаны.
Старый немец таращился на меня, совершенно ошарашенный. Звезда глядела, не скрывая восхищения. Не успевшая толком испугаться Яна теперь задорно улыбалась.
— Весело у вас тут.
— Вы очень вовремя.
Я застегнул ширинку и отвесил под дых, пытающемуся подняться Толяну.
— Драпаем. Резче. Ты вперед, — приказал я Яне и добавил для немца: — Надо поторопиться, Вольфганг. Иначе нам капут.
Слава богу, среди моих компаньонов любителей задавать лишние вопросы не нашлось, и тратить время на объяснения не понадобилось. С другой стороны, Звезде и Штаммбергеру в силу языкового барьера объяснять пришлось бы очень долго, и оба это понимали. А Яна…
А Яна — просто умница.
Шли быстро настолько, насколько мог идти старик. Яна двигалась первой, уверенно раздвигала ветви, держала направление. Следом ковылял ученый, за ним семенила Звездочка. Я замыкал процессию.
Ветер, кажется, поутих. Сова давно заткнулась. Но ломко трещали кусты. И подвывал где-то далеко побитый Толян.
Вскоре его голос затих в отдалении, а следом прилетели сердитые многоголосые крики. Ну, вот и все. Если до этого момента время шло на минуты, то теперь оно пошло на секунды.
— Яна, быстрее, — подгонял я. — Вольфганг.
— Их бин торопится, — тяжело дыша, просипел старик.
Ученому на глазах становилось хуже, и я молился только о том, чтобы хреновского немца не прихватил очередной приступ.
Заросли кончились: хвала всем богам, что Фара не успел вырубить лес по всему периметру. Перед нами была улица. Правее — мост.
Стена света, резала его по всей длине и захватывала вместе с ним кусок улицы. В темноте червоточины смотрелись особенно эффектно и завораживающе, но сейчас было не до красот. Сзади слышались звуки погони.
— Вперед, — просипел старик. Дыхание его сбилось, слова вырывались с сиплым клекотом. — Schneller.[15]
Посмотрите на этого фраера, он меня еще и поторапливает, старый пердун! Если б не он, мы бы уже были в червоточине. Внутри бушевали злость, страх и адреналин. Искали выхода, но находили его пока только в мыслях и проецировались явно не на того. В самом деле, при чем здесь старик?
Мы перемахнули улицу. Стена света полыхала теперь нестерпимо ярко. Немец посмотрел на меня, я кивнул на сверкающую стену. Старик покорно шагнул вперед и исчез в свете. Следом в золотистое сияние ушла Звездочка. В ней я тоже не сомневался. Мы с ней не один десяток стен прошли.
Яна колебалась. Я взял девушку за руку, отбросил в сторону бесполезный в отсутствие патронов ТОЗ и решительно пошел вперед.
Эх, надо было патрончиками у Толяна разжиться, наверняка ведь были… Но время играло против нас.
Холодная ладошка девушки намокла, пальцы судорожно подрагивали, сжимая мою руку.
— Закрой глаза.
Яна повиновалась. Но каждый шаг давался ей с трудом. Девушка боялась, ей приходилось себя перебарывать.
Свет сделался нестерпимым. Я смежил веки, вошел в золотистое сияние и буквально втащил за собой Яну.
Вовремя.
Где-то сзади затрещали кусты, послышались крики, но все это было уже неважно.
Хлопнуло по ушам, как тогда, в Прибалтике. И наступила тишина. Свечение сбавило силу, отступило.
Я открыл глаза.
Яна вцепилась мне в руку, словно моя конечность была последней соломинкой для утопающего. Она настороженно зыркала по сторонам. Звезда с Штаммбергером ждали нас тут же. Они продвинулись всего на несколько шагов вперед.
Немцу было совсем паршиво. Его трясло, дышал он тяжело, с такими хрипами и бульканьем, будто у него в легких случилось наводнение. Звездочка растерянно косилась на Вольфганга, явно не зная, что делать.
Только б его не скрючило. Если придется тащить старика на себе, далеко мы не уйдем.
— Чего встали? Держи их! Там они, суки! — рявкнуло над ухом.
Я вздрогнул и резко обернулся. Никого. Преследователи, даже если и вышли на улицу, явно не торопились лезть в червоточину. Оно и понятно. Первый раз оно всегда страшно. И не только первый.
— Тс-с-с, — прохрипел голос Вольфганга.
Я посмотрел на немца. Тот стоял все такой же скрючившийся и явно не склонный к разговорам.
— Замереть. Не двигайтса, — отчетливым шепотом продолжал голос немца, хотя Штаммбергер даже не думал открывать рот.
Тихо ахнула Яна.
Что за ерунда? Чревовещание? Или червоточина морочит голову?
Точно, Толян говорил, что здесь все то же самое, только голоса шепчут. Но кто бы мог подумать, что шептать станут знакомые голоса!
— За мной. Вперед. Пять шагофф вперед и стоять. Не двигайтса. Так они нас не уффидят, — продолжал наставлять голос старика.
Я снова, на всякий случай, посмотрел на немца. Губы ученого были сжаты настолько плотно, что никакое чревовещание было невозможно.
