Григорий Рожков - Американец
Вся спасательная партия с танкистами прямо-таки влетела в казарму. С треском и матом, подобно знаменитому электрику, что не был птицей, но все же совершил свой исторический нецензурный полет.
— Вы в порядке, сэр?
Лежа лицом в пыли, сложно рассуждать о порядке.
— Вроде цел… — Встав на карачки, отползаю под окно. В голове и на языке одно: — Помогите танкистам.
— Уже, сэр.
— Что уже?
— Помогаем. У всех контузии, у двоих пулевые ранения.
Пулевые ранения? В танке? Хотя стоп, у поляков противотанковые ружья были. Неужели они смогли пробить броню советского танка? А фиг его знает.
— У поляков в тылу что-то происходит! Они все прут сюда! ВСЕ! — Противным голосом заорал Джи, выскочив из штабной комнаты. — Они сошли с ума!
— Отставить панику! Занять позиции! Приготовиться к отражению атаки! — Попытки сохранить в голосе строгость таяли к концу моих команд, скатываясь на банальный визг. А ведь я всегда гордился своим мощным басом. — Артур, перезаряди оружие! Быстрее! — Пустой диск из автомата убираем в подсумок, полный — в приемник, затвор на себя. Готово.
По зданию ударил снаряд, с потолка посыпалась штукатурка. Это что еще за напасть?! Сколько можно?! Я устал уже.
— German tanks![13] — Все бросились врассыпную по комнатам и утащили за собой танкистов. Не знаю, правильно ли это, но пусть будет так.
Из-за дома бахнул уцелевший советский танк — значит, не все потеряно.
— Второй взвод, налево, к столовой! Аверьянов, за мной!
Опа! Подмога! По площадке перед нашей казармой быстро продвигались навстречу немецкой лавине советские пограничники и красноармейцы. К нашей казарме направлялся живой и невредимый Леха со своими погранцами. И с ними двое очень уж серьезных мужиков с очень серьезными галунами на рукавах. Старлей быстро раздал команды своим подчиненным и вместе с серьезной парочкой заскочил в окна казармы. От количества шпал в петлицах командиров меня бросило в дрожь. У одного было две шпалы, у второго три — майор и подполковник. Ой, неспроста они сюда лично примчались. Где это видано, чтобы старший комсостав лично в бой шел?
— Первый лейтенант Майкл Пауэлл? — присел возле меня подполковник.
— Да, сэр! — Мотнув головой, поправляюсь: — Да, товарищ подполковник.
Сердце сжалось: я видел, как майор потянул из кобуры пистолет, его взгляд бегал туда-сюда. Тот, что присел рядом со мной, оскалился в жутчайшей улыбке, так что мне захотелось заплакать и сознаться во всех грехах.
Я попал! Повоевал — и хватит…
На улице в ту секунду вспыхнула рукопашная схватка, и поляки вместе с откуда-то всплывшими немцами, подстрекаемые неведомой силой, прорвались прямо к нашей казарме. Даже пограничники Аверьянова не смогли их остановить.
Увидел и осознал я это за жалкую долю секунды между попыткой найти выход из сложившейся ситуации с командирами и желанием направить на них ствол автомата.
— Берегись! — Леха успел предупредить всех об опасности.
В окно влетела длинная немецкая граната. Вновь разум помутился, и тело подчинилось порыву. Опять затмение, что же это?
— ГРАНАТА! — завопил я и подхватил с пола штильхендгранату. Рывок к окну, навстречу атакующему врагу.
Бросок!
Медленно, очень медленно, Артур. Опоздал ты, она сейчас взорвется.
Хотелось упасть, мгновенно рухнуть на пол, спастись хоть как-то, но сделать этого я уже не успевал. Почему не успевал? Скажете, у немецкой «колотушки» запал секунд десять горит? Верно, но я ОЩУТИЛ, что взорвется эта дрянь раньше. Меня хватило на то, чтобы продолжить движение левой рукой, метнувшей гранату, и прикрыть лицо.
Удар, волна жара и боль, подобной которой не приходилось испытывать никогда, обрушились на меня. По лицу словно наждачной бумагой прошлись, но даже вскрикнуть не удалось. Удар спиной о стену на миг лишил меня сознания, но при этом странным образом очистил разум от боли. Когда я вновь увидел мир, он потерял краски, яркость и звучание. Ничего не осталось, кроме одной картинки: оконный проем в серой стене и серое небо. Левая рука не шевелится, правая в полном порядке. Пальцами касаюсь правой стороны лица. Кровь. Все же досталось и лицу. Нужно добраться до пистолета, он очень мне нужен. Вальтер с кобурой за спину съехал, а кольт под рукой. Легко поддался клапан кожаной кобуры, сшитой на заказ в моем будущем. Холодная, словно лед, рукоятка кольта легла в ладонь.
Я понял. Я все понял. Это не сон разума, это правда…
Я сейчас умру.
На подоконник ловким прыжком заскочила высокая фигура немецкого унтер-офицера. Пистолет беззвучно толкнулся отдачей в руку, и фашист, потеряв половину черепной коробки, столбом рухнул мне в ноги. Первый патрон.
Через соседнее окно прямо на поднимающегося Аверьянова собрался наброситься поляк. Толчок — второй патрон, еще толчок — третий. Двух пуль ляху для смерти хватит.
Еще двое подбежали к окну напротив и вскинули оружие. Четыре, пять — один упал прямо на подоконник. Шесть, семь… Все, это был последний патрон, и я промахнулся. Немец не промахнется, он выжил. И он ответит.
Но все равно — я победил!
— Я… победил.
На миг мир стал прежним, насыщенным, вновь загрохотал бой, краски вернулись. И даже черная фигура врага, дарующего мне смерть, не затмила небесной синевы чистого неба. Первый и последний бой… Вот оно как…
Глава 4
Второй шанс
Кто-то бубнит. Раздражающе так бубнит, назойливо. Словно комар, посередь ночи желающий вцепиться тебе в ухо. И бубнят на английском… Попросить их помолчать? В больнице ведь… Стоп, Артур. Почему больница? Что заставляет тебя так думать? Классические больничные запахи. Это ответ. Тогда вопрос номер два. Почему соседи говорят на английском? Неужели… Я живой и все еще в этом мире!
Открываю глаза и вижу свет из большого окна. Попытка сесть на кровати ударила по левой стороне тела и голове волной боли. В глазах помутилось, все расплылось, а звуки окружающего мира стали приносить боль.
— У-у-у-ух… — Откинулся на подушку с желанием унять боль. Меня просто выкручивало. Господи, как больно! — О-о-о-ох…
— Hey! Nurse![14] — закричал кто-то совсем рядом. — Сэстра! Доктор, сюда! На помощь! Help!
В голове просто бомба взорвалась от его крика. Больно мне, тише… Вслух повторить все это не получилось — голова не выдержала напряжения и выключила сознание.
Сколько прошло времени, не знаю, но очнулся я вновь, когда было светло. Может, прошли сутки или больше, а может, всего пара часов, мне это неведомо.
— Очнулись, товарищ Пауэлл? Ох и напугали вы нас! — Попытку сесть пресекают еще в зародыше. — Нет! Вы еще очень слабы, не напрягайтесь.
Рядом с моей постелью сидит бородатый старичок в очках. Классика жанра, блин. Даже не смешно видеть такой стереотипный образ доктора-академика вживую.
— Расскажите, что со мной? — это был первый вопрос, который я задал доктору.
Бородач ничего скрывать не стал — все же он считал, что перед ним военный человек, способный выдержать удар, если таковой случится…
Взрывом гранаты мне нашпиговало осколками почти всю левую сторону тела, ударом о стену сломало три ребра, и в нагрузку ко всему этому из груди извлекли две пули. Из левой руки и живота вырезали около тридцати маленьких осколков. Правая сторона лица, которую я не смог прикрыть рукой, иссечена осколками, левое бедро тоже, но это уже мелочи, главное — жив. А с момента ранения прошло уже полторы недели.
На дворе 3 июля! Это ужасно! Все ужасно! Совершенно не хотелось оказаться увечным и в самом начале войны выпасть из обоймы. Долго лечиться тоже не есть хорошо — решат еще, что меня, увечного, надо комиссовать. Меня сильно волновал вопрос будущей дееспособности — насколько сильно повлияют ранения на мое личное будущее.
— Молодой человек! Ваш случай просто уникален! — всплеснул руками доктор, после того как я озвучил волнующий меня вопрос. — У вас огромное количество ранений по всему телу. Но при этом ни одного по-настоящему критического повреждения! Не задет ни один жизненно важный орган, ни одна артерия, ни один крупный нервный узел. — Это сильно обнадеживает. — Все заживет, я уверяю, голубчик! Вы даже сможете вернуться в строй, если пожелаете. И раз спросили меня об этом, то явно желаете! — Слава тебе, Господи! Я был верующим человеком до попадания, но здесь моя вера укрепляется с каждой минутой. Есть на свете Господь! — Думаю, с вас на сегодня хватит. Вы, товарищ Пауэлл, когда три дня тому назад очнулись, весь госпиталь на уши поставили, а уж когда вновь потеряли сознание, то и в Москве доктора заволновались… Я даже скажу вам по секрету, что не только доктора интересовались вашим состоянием… — Три дня я провалялся с момента прихода в сознание? Нехило! И кстати… О моей шкурке волнуются на высоком уровне? Неужели знают, что я — попаданец? Да ну… Так быстро спалиться просто нереально. А вдруг я бредил? Мама родная… В бреду мог проболтать столько всего!.. — Так что отдыхайте, сейчас укольчик сделают — и поспите, вам надо восстанавливаться.
