"Фантастика 2025-122". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна
К вечеру дождь перестал, но небо не очистилось. Они развели костёр побольше, развесили, как смогли, отсыревшие куртки и одеяла. Сидели на сёдлах, чтоб не на мокром, и пили горячий обжигающий кофе. Не для вкуса, а греясь. Андрей был хмур и неразговорчив, и Эркин начал первым.
– Не психуй, не из-за чего.
– Ты что? – вскинул на него глаза Андрей. – Ты что, и вправду, простил им? Это ж… не по-людски…
– Ты ж мне сам рассказал, как собаками тебя травили. Это по-людски?
– И это не по-людски!
– А что, – Эркин говорил спокойно с привычной горечью, – что с нами по-людски делали? А что о спальниках такую вонь пустили, помнишь, говорили… Что я и сейчас, как подумаю, что Клеймёный о спальничестве моём проболтается где, то так бы и придушил на месте. А он что, виноват в чём? На освобождении спальников хозяйских насмерть замордовали. За что? Я-то на скотной отсиделся. Заперся. А как полезли, про быка сказал, сразу отвалили. У тебя вон тело в рубцах, а мне душу… покорёжили. И кабы мне одному. Что, злоба такая у них на меня была? Нет. Я ведь обычный раб. А рабу и судьба рабская. От питомника до Оврага…
– Овраг и нас ждал, только пылью лагерной назывался. Ну, трупы сожгут, а пепел там, сажа, он пылью на плац оседал. – Андрей сплюнул окурок в костёр. – Всем конец один. Я вот… выскочил. Живу. А такие были… Я про Старика рассказывал тебе?
– Который тебя перед пулей скинул? Только это и сказал.
– Нет, этот уже потом был. Под конец. Я и плотничать у него учился. И проводку он знал.
– Что? Что знал?
– Ну, как электропроводку делать. Он мастер был. А я у него в подручных ходил. Я и ящик себе потом как у него делал. И с инструментом он меня учил. Что первое, что надо, это инструмент по руке делать. Вот, – Андрей вытащил из-за голенища нож и, держа за лезвие, протянул Эркину. – Видишь? Рукоятку я сам делал. По своей руке. А сам-то нож армейский… взял у одного. Попробуй.
Эркин взял нож, зажал в кулаке.
– Хорошо.
– Хорошо, да не так. Обзаведёшься настоящим, я тебе по руке подгоню, поймёшь тогда, – Андрей забрал нож, сунул в сапог. – Ну, что умею я, это от Старика. А тот, другой… Его тоже Стариком звали. От него всё, что знаю. Ну, меня и другие учили. А этот… – Андрей восхищённо покрутил головой.
– Пол?
– А как же. Кримы другому учили. Там своя наука. Без неё тоже не выживешь. Если б не тот Старик, может, я бы и прибился к кримам, а так… с полами остался. Потом присы пошли. Они нашу сторону держали. И малолеток, кто попадал, мы уже от кримов вместе отбивали. Охрана под конец в лагерь мало совалась, в бараки вообще боялись… – Андрей усмехнулся. – Бараки хлипкие. Балка сорвётся там, ещё что.
Они дружно захохотали в два голоса.
– К вам и в камеру, ну, в распределителе, надзиратели только по двое, и с оружием, я помню, – отсмеялся Эркин.
– А как же! Говорят, один как-то зашёл.
– Ну и как?
– Упал, сознание потерял, – смеялся Андрей. – Долго ли умеючи. А там всё. Кранты. Но… это рассказывали. Сам я такого не видел.
– Ты много по распределителям мотался?
– Да как сказать, – пожал плечами Андрей, – путается всё. Да и все они одинаковы. А ты?
– Пока в Паласе был, часто. А как в имение попал, всё. Пять лет на одном месте.
– Хорошо?
– А фиг его знает. И так хреново, и этак дерьмово.
– Вот и выбирай, – засмеялся Андрей.
– Рабу выбор не положен, – хмыкнул Эркин.
– Слушай, а чего вам положено? Об чём речь не зайдёт, ты одно: не положено.
– Что положено? – Эркин как-то удивлённо посмотрел на него. – Волю хозяйскую исполнять. На хозяина работать.
– И всё?
– А на всё остальное воля хозяйская, – Эркин встал, пощупал куртки. – Вроде подсохли. Накинешь?
– Обойдусь. Одеяла перевесь поближе.
– Загорятся. Жратву когда привезут?
– Завтра. А что?
– Мяса не осталось. И жир кончился.
– Это я кашу перемаслил, – покаялся Андрей.
– Значит, завтра что? – засмеялся Эркин, садясь к костру. – Баланда завтра. Вода с крупой и крупа с водой.
Андрей преувеличенно тоскливо вздохнул и засмеялся.
– Перебьёмся.
– Переколотимся, – в тон ему ответил Эркин и засмеялся.
– Ты чего? – удивлённо спросил Андрей.
– А вспомнил. Я, когда в резервацию ездил, ну, на разговор уже, меня Клеймёный подколоть решил. Дескать, до свободы ты с бычками, и после то же самое… Так попробовал бы он тогда пискнуть чего-то насчёт жратвы. Чего навалят тебе в миску, то и лопай. И спасибо скажи, что ложку свою разрешили иметь.
– Ну, это и у нас так, – Андрей взял кофейник, покачал, прислушиваясь. – По полкружки осталось.
– Наливай. Кофе ещё есть.
– Гадость всё-таки, – Андрей сделал большой глоток и сплюнул.
– То-то ты его глушишь так, – засмеялся Эркин.
– Так больше ж нету ничего. А вот это, настоящее, что Фредди привозил, понравилось тебе?
Эркин пожал плечами, подумал и убеждённо сказал.
– Чай лучше.
– Мне тоже, – кивнул Андрей. – А как дом вспомню…
– Слушай, – Эркин нерешительно, осторожно спросил: – Может, ты мне о доме расскажешь? Нет, – заторопился он, – я не спрашиваю ничего, ты сам реши. Ну… ну, как это, в семье жить? Вот говорим мы про лагерь, питомник, и одно выходит. Одинаково всё. А вот про дом, про семью… этого я ничего не знаю. Ты пойми…
– Я… я понимаю, но я ж не помню ничего. Ну, сидим мы все за столом, чай пьём, говорим, – Андрей даже глаза прикрыл, чтобы увидеть, – скатерть помню… такая, не белая, с желтизной чуть, и цветы на ней… вытканы. Чашки, круглые, у меня, – он судорожно сглотнул, – у меня заяц был нарисован… у сестры… корова вроде… – и открыл глаза, замотал головой. – Нет, не могу, тает всё. Я ведь и в школу успел походить, ну, до всего… а тоже не помню. А ведь не маленький был… двенадцать, наверное. Или, нет, в двенадцать я уже в лагерь пошёл, по своей статье. Ты себя в двенадцать помнишь?
Эркин свёл на мгновение брови и кивнул.
– Помню. В питомнике был. Работал уже. При питомнике Палас был. Учебный. Надзиратели туда ходили, семьи их, ещё какие-то… Ты понимаешь, мы все свои года считали. Вот, – он протянул к Андрею правую руку запястьем вверх, – вот, буквы – это обозначение питомника, дальше цифры, за буквами год рождения, дальше… что-то тоже значит, не знаю.
Андрей расстегнул и засучил левый рукав, показал свой номер.
– А я и не знаю. Нашлёпали мне, а чего значит… просто номер.
– Слушай, – вдруг оживился Эркин. – А свести его нельзя? Ну, едким чем?
– Ого! А то не пробовали! И травили, и выскрёбывали, и резали. Проступает, стерва. Разве что руку отрубить напрочь. А куда я однорукий? Милостыню просить? Не хочу.
Эркин кивнул и допил кофе.
– Ладно. Прости, разбередил я тебя.
– Ничего, – Андрей допил и встал, собирая посуду. – Я, если вспомню ещё что, расскажу.
– Спасибо, – тихо ответил Эркин.
Фредди приехал только поздним вечером, когда они уже прикинули свои запасы и решили варить завтра лагерную баланду, где крупа по счёту не пригоршнями и не щепотью, а крупинками. Дождя нет, но солнце за весь день так и не показалось, и было по-прежнему сыро. Да и похолодало, так что пришлось накинуть куртки.
– Если завтра не привезут, что? Траву твою будем искать?! – Андрей выругался.
Эркин зачерпнул из котелка жидкого теста и вылил на сковородку.
– Не ори, – он ножом осторожно подцепил край и ловко перевернул лепёшку. – В первый раз, что ли? И в имение не сгоняешь, один стадо не удержит.
Эркин снял лепёшку и поскрёб сковородку, снимая прикипевшую крошку.
– Лепёшки тоже по счёту будем?
– А ты думал, – Эркин вылил на сковородку остатки теста. – Лопали много, вот и кончилось раньше.
– А может, привезли меньше?
– А мы хоть когда считали, сколько привезли? А таскать у нас некому. Завтра малину наберём, ещё этих, чёрных…
– Смородину?
– Ага. И заварим.
– На подножном корму значит?