Андрей Круз - На пороге Тьмы
– Общага мужская? – полюбопытствовал я.
– Ага, мужская, женская в соседнем корпусе. Но тут запретов нет, разве что Нурик, комендант, от такой распущенности душевно страдает. Он у нас другого воспитания. Все в инстанции пишет, чтобы, значит, проход девкам запретить. Даже сам пытался, но по репе схлопотал от населения – задний ход дал.
– А зачем ему?
– Завидно, наверное, – пожал Паша плечами и добавил: – Или просто пускать за деньги хочет. Он у нас такой, сообразительный.
Машина вновь тронулась с места, подсадив попутно двоих молодых парней.
– Кстати, мне бы бритву еще купить надо и там щетку зубную…– вдруг вспомнил я.
– Это без проблем, прямо в буфете торгуют, – сказал Паша, после чего добавил: – Ну вот, три минуты – и мы на месте.
Так и оказалось. Ровно через три минуты машина въехала в открытые ворота, ведущие в типичный школьный двор, сейчас довольно ярко освещенный до самого крыльца с балюстрадой. Три этажа, примитивные барельефы со всякой музыкальной символикой, надпись под крышей, заметная даже сейчас: «1-я городская музыкальная школа имени Второго Коминтерна». Я попытался вспомнить, когда был Коминтерн первый, и не вспомнил.
– Все, выходим, – поднялся Паша, подталкивая меня к выходу.
На улице было по-прежнему холодно, промозгло, поэтому все сразу резко почесали к дверям, втягивая голову в плечи, хотя в салоне «пепелаца» жарко тоже не было, отапливать его никто не планировал.
Я взбежал по выщербленным ступенькам, толкнулся в стальную тяжелую дверь, пытавшуюся вернуться на свое место на пружине, и словно в своей школе оказался, в которой учился до десятого класса. Вестибюль, колонны, за ними коридор, правда отделенный серьезной решеткой от вестибюля. По бокам у нас раздевалки были, а здесь такая только с одной стороны. С другой – привычная уже клетка-дежурка, рядом с ней дверь с табличкой: «Комендант комплекса Оразбердыев Нурберды Овесдурдыевич».
– О как, – только и сказал я, восхищенный, прочитав табличку.
Слышавший звук дежурный, сидящий над кроссвордом, негромко хмыкнул.
– На месте комендант? – спросил я его.
– Ага, пока на месте. Заходи.
Постучавшись, ждать ответа не стал, а толкнул дверь, попутно вытаскивая из кармана предписание на заселение.
– Товарищ Оразбердыев?
Среднего роста, коротконогий, сухощавый мужик с длинным смуглым лицом и черными короткими волосами обернулся ко мне от шкафа, в котором что-то искал, и спросил:
– Чего хотель?
– Пожить типа, – доложил я, протягивая бумагу.
Тот кивнул, взял ее, прищурившись, поднес к свету. Я попутно разглядел его повнимательней. На ногах сапоги хромовые, с глажеными голенищами, синие комсоставовские бриджи, дорогая и наглаженная до хруста коверкотовая гимнастерка без погон. Подворотничок на фоне темной шеи пугает белизной. Есть подозрение, что большую часть своего времени комендант уходу за собой посвящает. И форму любит – генералом себя в ней чувствует. И одеколоном от него немилосердно.
– Ага, фонарщик, – удовлетворенно заключил он, складывая бумагу. – Оружие получил?
– Нет пока.
– Как дадут, сразу дневальным заступишь, – объявил он мне радостно.
– Чего это?
– Дневальный все ходят – положено, – объяснил он. – Только без оружия такой дневальный как овца – кушай его кто хочет.
– Понял, Нурберды Овец…
Тут я растерялся и почувствовал желание повторно взглянуть на табличку. У меня уже и фамилия коменданта из головы успела выветриться, не то что невыразимое отчество.
– Э, Нуриком зови, не старый, да, – сказал он, небрежно, но вполне величественно махнув рукой. – Овец не зови, баран не зови. Ты какого года?
– Шестьдесят пятого.
– Вот, ровесники. Я шестьдесят восьмого даже, но тут уже три года, – блеснул он знаниями математики. – Сам откуда?
– Москва.
– Я из Ашхабад. В Москву командировка приехал, бритоголовые погнались. Я от них в темный подъезд спрятался, они за мной. Там дверь в подвал. Спрятался там, а потом прямо сюда вышел. Теперь комендант, – погордился он напоследок.
– Повезло, – позавидовал я.
– Что – повезло? Везет баран, когда не его на шашлык пускают, а другого. А меня за заслуги назначили, сам глава администрация приказал.
– Ух ты…– только и сказал я, тщательно изображая зависть.
– Ладно, третий этаж тебя заселю, вторая комната, второй пенал.
– Чего – второй?
– Комната.
– А после комнаты?
– Пенал, – пояснил комендант Нурик с интонацией, с какой с детьми говорят. – Ты что думал, тут гостиница такой? Горничный-морничный завтрак носит? Школа был, классы большие, их поделили. По три живут, но вас пока два будет, один сосед твой погиб недавно. Тоже фонарщик был. Ключи держи, пошли в каптерка, я тебе белье дам. На неделя, аккуратно надо, понял? Тут как армия.
Как в армии и было. И одеяло шерстяное с тремя полосами, и плоская подушка, и два вафельных полотенца, и даже тапочки «ни шагу назад» с номером на них, нанесенным по трафарету. Со всем этим барахлом поднялся по лестнице, прислушиваясь к звукам и запахам вечернего общежития: откуда-то явно тянуло жареным мясом, вызвав очередной приступ слюноотделения. Ладно, если буфет открыт, то недолго терпеть осталось, аванс мне выдали…
В коридоре третьего этажа столкнулся с каким-то голым по пояс парнем, на бегу вытиравшим мокрые волосы и поздоровавшимся со мной, хоть и не были знакомы, затем нашел нужную комнату. Быстро нашел, потому что она от лестницы как раз второй по счету и была. Обратил внимание на женский смех из-за следующей двери, вошел внутрь.
Сразу вспомнился старый фильм «12 стульев», еще с актерами Филипповым и Гомиашвили. Там тоже была такая вот квартира, где большой-большой зал был поделен на деревянные клетушки. Здесь, правда, перегородки были до самого потолка, и даже оштукатуренными, но все же ассоциации вызвали.
Достал из кармана ключ, но, услышав за дверью возню, просто повернул ручку. Вошел и сразу же поздоровался с Федором, сидящим с книгой на кровати.
– О! Вова! – обрадовался он мне. – Сюда подселили?
– Вроде того, – подтвердил я, вываливая на пустую металлическую кровать свои вещи.
Выбрал из двух пустых ту, что стояла ближе к окну. Койки были разделены ширмами вроде медицинских, для вящей приватности, но если кто храпит, то всем хана – звуку они не препятствуют. Окно, возле которого стояла койка, кстати, было заметно меньше того, которое в свое время украшало фасад музыкальной школы имени Второго Коминтерна. Его тщательно заложили кирпичом эдак на три четверти, оставив вместо былого огромного вполне скромное, да еще и с решеткой по типу тюремной.
– Федь, буфет открыт, не в курсе? – сразу перешел я к главному.
