Эдвин Табб - Майенн
— Да, кажется вполне, — как и офицер, Майенн испытала сильное потрясение, испуг и шок. Она приготовилась к самому худшему и, с трудом поверив в спасение, несмело улыбнулась Дюмаресту; потом ее взгляд скользнул дальше, за его спину, глаза расширились, и она, страшно побледнев, закричала:
— Капитан!
Селим был мертв. Его тело откинулось в кресле, кровь выступила на губах, лицо искажено предсмертным страданием. Шок и удар были слишком сильны для него; остатки сил и жизнь покинули измученное тело.
Карн осторожно прикрыл глаза капитана, и тихо произнес:
— Он был хорошим человеком. И прекрасным капитаном. Мне слишком хорошо известно, что он чувствовал в последние дни и часы своей жизни. Мертвый корабль и неизбежный крах. Все, чему он отдавал свои силы, разум, посвятил жизнь — все приближалось к последней грани, а он был не в силах это изменить. Слишком тяжелый конец его трудной жизни.
Дюмарест молчал, задумавшись, потом, словно очнувшись, посмотрел Карну в глаза:
— Теперь ты — командир, капитан.
— Капитан чего? Беззащитного, лишенного возможности двигаться корабля? На незнакомой планете? Ведь я абсолютно точно знаю, что при наших возможностях генератор нам не отремонтировать, не запустить!
— И тем не менее, вы — командир. На вас лежит ответственность за пассажиров, вы обязаны принимать решения и думать о будущем; искать выход и верить в него.
— Я понимаю это. Но что я скажу им всем? Несколько минут назад мы находились в космосе, и вдруг… Эрл, что произошло? Где мы находимся?
— Давайте посмотрим и подумаем. Вы наверняка сможете все объяснить.
— Внешняя силовая трансмиссия. Я читал о ней, но до сих пор не сталкивался. Действующая вопреки всем известным физическим законам. Но затраты энергии на то, чтобы переместить наш корабль подобным образом, должны были быть колоссальными! Просто фантастическими! — Карн взглянул на гористый ландшафт снаружи; со всех сторон высились скалы, горы. Планета казалась заброшенной и мертвой.
— Что-то притянуло нас сюда, — проговорил он заинтересованно, — какая-то сила; она нашла нас в космосе, услышав, и сильнейшим полем доставила сюда. Но где это? И где мы находимся? По-моему, это неизведанный и далекий уголок Галактики. И зачем?
Майенн сказала не очень уверенно:
— Я пела, прося о помощи. Кто-то выполнил нашу просьбу.
— И вы называете это помощью? Корабль — неподвижен, капитан мертв?
— Это несчастный случай: он был тяжело болен, умирал, перегрузки и шок только ускорили его смерть, — проговорил тихо Эрл.
— Значит, они не могли помочь нам иначе, но зачем было вообще тащить нас неведомо куда?
Карн повернулся к передатчику, подправил настройку и произнес:
— С вами говорит капитан только что приземлившегося корабля. У нас тяжелые повреждения, мы нуждаемся в немедленной помощи. Ответьте, если вы слышите меня.
Карн напрягся, не слыша ответа, и повторил попытку:
— Слушайте! — он говорил громко, нервно и твердо, — вы притащили нас сюда, убив при этом человека! Так говорите же, черт возьми! Говорите!
Послышался странный шуршащий звук, словно поток помех, потом они все явственно услышали одно единственное слово в ответ:
— Ждите!
Майенн сжала руку Эрла: — Эрл! Они ответили! Они поняли нас!
— Тогда почему они не говорят так долго? — Карн напряженно крутил ручки настройки, — и чего мы должны ждать?
— Ждите! — снова повторил неведомый голос. Молчание. И поток обрывков фраз и слов из эфира, — требуется уточнение данных… контакт… восполнение нехватки энергии… непонятная форма контактов… микроволны каждого индивидуума отличаются… время… не содержит… связь.
— Бред сумасшедшего. — Карн был раздражен. — Что случилось с оператором? Он несет чепуху!
— И его голос такой неживой, холодный, — прошептала Майенн, словно боясь быть услышанной кем-то, — как у Горлика иногда. Бесцветный, монотонный, как у кибера.
Радио пискнуло несколько раз, последовала серия свистящих, хрипящих звуков… и снова все смолкло.
— Черт возьми, — выругался Карн, — это ожидание действует мне на нервы. — Он неуверенно посмотрел на Майенн. — Может, надо спеть снова?
— Надо использовать пленку с записью, — сказал Эрл, — ведь мы записывали ее последние песни.
Конечно, надежда была слишком слабой, но они должны попытаться: ведь терять уже нечего. Пока Карн готовил аппаратуру, Дюмарест вглядывался в окружающие их мертвые скалы. Ему показалось, что их цвет изменился: словно над вершинами появился нимб света. Эрл протер глаза, пытаясь отогнать мираж, но свечение не исчезало.
Карн держал руки на панели контроля:
— Все. Порядок. Может, в этот раз оно решит все-таки отправить нас в полет прямо на Селегал, где взлетное поле заждалось нас, — он вздрогнул, услышав, как радио вновь заговорило:
— …ошибка… субстанция… общение посредством колебаний мембран… нет… нет… вибрация, передаваемая газообразной субстанцией… нет… неважно… сигнал ограничен по площади распространения… корреляции электромагнитной эмиссии… разрушение… нефункциональны…
Доносившийся холодный и бесстрастный голос нес странное чувство опасности. Эрлу казалось, что они сейчас похожи на крошечное насекомое, которое огромная рука подняла с тропинки, отнесла в лабораторию и поместила в стеклянную банку: чтобы изучить, рассмотреть, а позже, возможно, уничтожить. Что же это за силы, которые наблюдают за ними? Каковы их цели, их природа? Технический монстр, наслаждающийся вседозволенностью?
— Эрл, — прошептала Майенн, — мне страшно.
Неужели ей тоже не по себе, и у нее возникли ощущения, похожие на его собственные? Прежде, чем он успел спросить ее, они услышали громкий, пронзительный звук, который доносился, казалось, со всех сторон. Звук был таким оглушающе громким, что вызывал физическую боль. Казалось, что все стены, переборки, части корабля содрогаются, вибрируют в такт работы какой-то мощнейшей машины, двигателя, который оказался вдруг кем-то включен, словно сирена… Им оставалось только ждать.
— Неподходящее стимулирование, — проговорил эфир, — приспосабливайтесь. — И снова корабль затрясся от воя.
А потом планета заговорила. Ей не требовался рот: он необходим лишь для передачи механической вибрации окружающей субстанции. Ей не требовалось и радио: она могла контролировать поток электронов, эмиссию энергий — это было ее качеством, частью ее существования. Все, что требовалось для общения с ней, — это диафрагма, способная воспринимать колебания звука. А любое человеческое ухо имеет подобную мембрану…
Для подобного могучего разума не составило никакого труда осмыслить слова и фразы, произнесенные людьми и, исходя из полученных данных, суметь ответить с помощью понятной терминологии.
Они поняли это. Цель этого разума, которая шла вразрез с их собственными планами и не совпадала с их надеждами — тоже была ясна им. Спасение и возвращение на Селегал отодвигалось на неопределенный срок. Вопрос времени.
* * *Мир, на котором они оказались, был очень старым. Когда-то, миллионы лет назад, когда разум еще только начинал свое существование, он был охвачен сомнениями, стремлением познавать, мыслить, видеть и снова мыслить и анализировать. Это не давало ему покоя и лишало стационарности. Он пришел к мысли о перемещении во имя новых впечатлений и знаний. Путешествие продолжалось долго; форма разума менялась, он жил на разных планетах в виде совершенно непохожих субстанций. Прошли тысячелетия. Разум решил начать степенный, статичный образ жизни, обдумать и осмыслить все увиденное. Он выбрал для этого довольно удаленный и обособленный уголок Вселенной. Но пока он выжидал, здесь сильно похолодало и, стремясь выжить, он вновь переместился в другой удаленный регион, где светила были жаркими, а космос насыщен необходимой для его жизни радиацией. Но скоро и эти солнца погасли, и он снова двинулся в путь…
Для него не имело значения такое понятие, как время, длительность чего-либо. Повторяющиеся яркие картины рождения, расцвета и гибели разных Галактик стали для него обычным явлением; словно страницы бесконечной книги, не имеющей конца. Рождение солнц, постепенное затухание светил… его собственное «я», существование которого он мастерски научился поддерживать…
Он превратился в субстанцию, не знающую преград, расстояний и ограничений ресурсов, необходимых для его существования. Все было обыденно и просто…
Слишком просто. И он понял, что начал скучать… Песня, услышанная им, вдруг всколыхнула в нем что-то, заставила ответить, слегка заинтересоваться. Он пытался уйти от скуки и… одиночества.
Карн вошел в салон. Все собрались здесь, словно подобная общность давала ощущение безопасности и спокойствия. Необходимости давать какие-либо объяснения у него не было: послание планеты слышали все. Карн кивнул Дюмаресту и взял чашку бульона с подноса, поднесенного Мари.
