Влад Вегашин - Иной Путь
Очнувшись и немного придя в себя, Стас с трудом удержал себя от мысли тут же взять вторую дозу. Слишком страшно было после идиллической картины "шашлыков" возвращаться в реальность, где он уже никогда не услышит пошлых анекдотов Тайгера и басовитого хохота Сивого, где Гранд уже не сыграет на гитаре – пусть неумело, зато с душой, и не слышно поутру тихого сопения свернувшейся рядом в клубочек спящей Ниндзи…
Закусив губу, юноша заставил себя встать и заняться делом. Заветный мешочек с пятью дозами он спрятал в небольшой потайной кармашек с внутренней стороны джинсов – при поверхностном обыске не найдут, а при доскональном никакая конспирация не спасет. Выкурив сигарету, Стек начал методично осматривать тайники.
Плазмер полицейские нашли – широкая щель в стене, скрытая одеялами, пустовала. А вот пистолет лежал на месте, как и небольшая сумма денег. Сунув тощую пачку мелких купюр в задний карман, юноша огляделся в поисках Ниндзиной книги.
Потрепанный том в синей обложке нашелся под отопительной пластиной, куда Стас его и засунул. Видимо, не заметили, или не придали значения – книга не была спрятана или чем-то прикрыта, и при желании ее легко было найти.
– Говоришь, эта книга меняет мир? – прошептал он и раскрыл фолиант где-то ближе к началу.
"Осталось сделать последнее – выплеснуть на бумагу музыку, не дававшую ему жить в последнее время. Да, эта музыка никому не нужна, да, эти листки, скорее всего, пойдут кому-то на растопку. Композитор прекрасно понимал это, но не мог не записать рвущееся из души. Это было что-то большее, чем он сам. Снова потерев руки в попытке согреть, он достал из-под стола найденную на свалке стопку рекламных листовок и принялся тщательно линовать их чистую сторону под ноты. А затем написал первый символ, и мир исчез для него, вокруг загрохотали галактики, заплакал ветер, стремясь к чему-то невероятному, к чему-то чистому и огромному. К чему-то доброму. Музыкант больше ни на что не обращал внимания, под его рукой рождались и гибли миры, сейчас он был счастлив".
Да, это не было похоже на штампованную фантастику, так популярную сейчас. Это было что-то большее, чем красивые и красочные описания космических боев, и дешевый "патриотизм" землян. Закрыв книгу, Стас сунул ее в рюкзак и покинул бывший дом. Теперь нужно было искать новое убежище. Соваться в подвалы и на чердаки Питера он пока что не рискнул – благо, знал, где можно переждать некоторое время в трущобах.
Переступив невидимую границу между Вторым городом и городом Свободным, юноша на миг остановился. Оглянулся, прощаясь с относительно спокойной жизнью – и пошел вперед, больше не глядя за спину. Впереди был новый виток его непростой жизни, и одному Богу было известно, что его ожидает.
Стемнело. Спать Стеку не хотелось, а операторы "Overtown" сдержали свое обещание – температура воздуха поднялась до минус трех, и потому он искал место, где можно будет спокойно сесть, укрывшись от посторонних взглядов и легкого, но холодного ветерка, и попробовать все же почитать Ниндзину книгу. Особо привередничать Стас не стал – нашел какую-то заброшенную стройку, каких в трущобах было полно, и удобно устроился на третьем этаже, возле провала окна, за которым горел каким-то чудом уцелевший фонарь. Закурив, он раскрыл потрепанный том, и погрузился в чтение…
Яркие, многомерные, фантастические образы захватили сознание. Ниндзя была права: стиль, сюжет, проработанность текста – все это не имело никакого значения, все это блекло и меркло перед насыщенной, искренней, живой идеей книги. Доброе общество разумных, не желающих прежде всего материальных благ, всеобщая любовь и стремление помочь другим в беде, полное отсутствие зависти – наоборот, эти странные аарн были бесконечно рады счастью друг друга…
Утопия. Невозможная, недостижимая, нелогичная. Несуществующая и не способная существовать – нет людей, которые так любили бы друг друга и так стремились бы к созиданию, к постижению, к свету… Нет таких. Всех уничтожили уже давным-давно, сломали и растоптали, принесли в жертву золотому тельцу, продали и предали. Нет таких и быть не может. Мечты и грезы, надежды, любовь, дружба – все это ничего не стоит, потому что за это никто не платит. Это не нужно никому.
Стас не замечал, что по его лицу медленно текут слезы. Он плакал, неслышно, горько и незаметно для себя. Слишком прекрасен был тот мир и слишком недостижим…
"Впереди были дорога и буря, и ветер в лицо, но главное – впереди ждала надежда".
Несколько соленых капель сорвались с ресниц и расплылись каплями на ветхой бумаге.
У героя книги была надежда. А у Стаса – нет.
Внезапно пискнул мобил, оповещая о входящем звонке. Юноша в первый момент нервно дернулся от неожиданности, но тут же опомнился и вытащил плоскую коробочку из кармана.
Номер, высветившийся на экране, был ему неизвестен. Стек хотел было сбросить вызов, но повинуясь странному чувству, все же ответил:
– Да.
– Доброй ночи, – раздался из динамика голос немолодого уже мужчины.
– Эм… И вам тоже.
– Простите, если отвлекаю. Мы с вами незнакомы, да и номер ваш я, если честно, набирал наугад. Просто хотелось с кем-нибудь поговорить…
В какой-то миг Стас едва сдержался, чтобы не выругаться и не бросить трубку. Но в голосе неожиданного собеседника звучало что-то неуловимо знакомое, что-то такое, что слишком хорошо понимал он сам.
Одиночество.
– Почему бы и нет? Я – Стас.
– А меня зовут Вениамин Андреевич…
Вторая часть
II. I.
"Дай руку мне! Здесь лишних нет!"
– Что же вы, молодой человек, в холодное время года в такой легкой одежде-то ходите? – укоризненно покачал головой Вениамин Андреевич, протягивая Стасу второй плед. Юноша кое-как завернулся в него, оставив снаружи только правую руку, и снова схватил глиняную кружку с крепким, ароматным чаем.
– Не такая уж она и легкая, – фыркнул он, стараясь потише стучать зубами.
Установки климат-контроля работали обычно исправно, но в этот день Стасу то ли сильно не повезло, то ли наоборот… Пока он шел от стройки до границы Питера, пока пробирался темными проулками к улице, на которой располагалась станция метро – погода была отличная, около трех градусов ниже нуля и практически полное безветрие. Но стоило ему выйти из-под укрытия высоких зданий на широкую, открытую улицу, как начался какой-то кошмарный снегопад, буквально за минуту перешедший в мокрый снег с дождем, а затем и в натуральный ливень. Промокнув насквозь и здорово замерзнув – куртка, которую можно было выжимать, уже не спасала от холода, хотя температура воздуха и поднялась до плюс пяти градусов, он бросился было под защиту крытой станции метрополитена, но увы – ночью поезда ходили редко. Прождав на платформе двадцать минут, Стас успел тысячу раз проклясть и чертова старика, которому приспичило потрепаться среди ночи, и свою судьбу, которой было угодно распорядиться так, что Вениамин Андреевич набрал именно его номер из нескольких миллионов, и собственное безрассудство – это же надо вообще не иметь ни мозгов, ни элементарного инстинкта самосохранения, чтобы среди ночи переться вдруг через пол-Питера к незнакомому мужику преклонных лет, с которым всего только поговорили по мобилу. А когда парень вышел из метро у Ушаковского моста, он и вовсе едва подавил желание тут же сесть обратно в поезд и не вылезать из теплого вагона до тех пор, пока не вышвырнут копы – в полукилометре от набережной Невы дул пронизывающий ветер и температура воздуха была вполне соответствующей середине января – градусов эдак десять-двенадцать. Разумеется, ниже нуля.
Когда Стас выбрался с платформы – он впервые был на этой станции и не знал, где здесь можно обойти контрольные турникеты, он успел проклясть все уже разу по пятому. Когда прятался минут десять за опорной балкой от двух полицейских, которым приспичило покурить именно рядом с тем закутком, куда он зашел по нужде, когда искал нужный квартал и дом… Мокрая куртка промерзла, не успевшие высохнуть после неожиданного январского дождя волосы слиплись ледяными сосульками, а побелевшие от холода губы только с третьей попытки начали слушаться, когда он наконец оказался в тепле и пахнущем книгами уюте комнаты Вениамина Андреевича.
Увидев на пороге дрожащего от холода парня, инженер только руками всплеснул. Через несколько минут с вяло сопротивляющегося Стаса была стащена мокрая одежда, сам он растерт спиртом и завернут в теплый плед из натуральной шерсти – явно очень старый, в нынешние времена мало кто мог позволить себе такую роскошь. Вениамин Андреевич чуть ли не силком влил в него сто грамм коньяка, усадил в глубокое кресло и вручил кружку с дымящимся чаем со специями.
– Если она не такая уж и легкая, то что же вы так замерзли? – иронично усмехнулся инженер, глядя на все еще выбивающего зубами чечетку гостя.
