Максим Хорсун - Избранник Газового космоса
– Какой из тебя воин, – презрительно бросил Самех, осаживая своего пятнистого, как леопард, скакуна. – Я всегда говорил, что из портовых шакахов хороших солдат не сделаешь…
Я не отозвался. Некогда, да и бессмысленно перечить начальству. На правом запястье Самеха красовалась татуировка в виде скрещенных молний; я видел такие у солдат-кшатров в порту – вояка бывший, значит. Судя по манерам – и впрямь офицер, салар по-здешнему. Салар, который укуривается на привалах гашишем…. Ну-ну…
Костяная булава, которой заканчивался «стальной» хвост, просвистела у моего носа. Я качнулся назад, полоснул акинаком. Брызнула кровь – темная, горячая, как кипяток.
М-да, холоднокровными здешних драконов не назовешь…
Ящер зашипел, развернулся, взбив тучу песка. Клыки-кинжалы воссияли надо мною, глаза запылали рубинами, но тут же помутнели и погасли, и голова дракона покатилась в пыль. Алак – безгубый варвар-наемник – весело сверкнул подпиленными зубами и промчался мимо, роняя драконью кровь с клинка.
Я повертел головой: с кем бы еще сцепиться? Но схватка для ящеров уже была проиграна. Двое толстыми шлангами валялись на песке. Оставшиеся в живых пока огрызались. Они то сворачивались колесом и пытались вырваться из кольца стражников, то вяло кидались в драку. Стражники не выпускали их, но и бой не принимали. Они развлекались, тыча в обессилевших драконов пиками.
Мальчишка – прислужник караван-баши – привел моего бактра. Я нехотя взгромоздился в седло.
Стражники продолжали развлекаться. Груженые бактры столпились под барханом. Погонщики воспользовались незапланированной остановкой, чтобы вычесать песок и блох из жесткой шерсти своих подопечных, проверить подковы и поклажу. Салар Самех и караван-баши Урзуф въехали на гребень бархана осмотреться.
Ночи на Целлионе светлы. И нынешняя не была исключением. Газовая среда равномерно фосфоресцировала, у горизонта то и дело полыхали зарницы. Два больших, тусклых, как нечищеные лезвия, полумесяца всходили на востоке. На западе выглядывал подсвеченный грозами краешек Вишала.
Черт знает, что за ночь…
Самех и Урзуф сорвались с барханного гребня, выкрикивая команды каждый своим людям. Надо думать, путь впереди свободен: ни песчаных драконов, ни шакахов, ни варваров. Есть надежда, что до следующей дневки не придется больше драться.
И на том – слава Глазу.
Я занял свое место в строю, справа от каравана. Покосился, проезжая мимо, на останки ящеров. И то ли почудилось мне в неверном свечении ночного неба, то ли в самом деле горло одного из драконов охватывал металлический обруч. Ошейник? Ожерелье? В этом странном мире и минуты не прожить, не столкнувшись с загадкой. Спросить у кого? Но салар Самех не терпел разговорчиков в строю. Не из самодурства. В пустыне надо больше слушать, чем говорить. Может быть, тогда услышишь, как подкрадывается смерть.
Караван втянулся в ложбину между барханами. Я, как и положено стражнику, старательно вертел головой, но ничего, кроме песка, собранного ветром в волнообразные складки, не замечал. Удивительно, как караван-баши умудряется ориентироваться в этом песчаном океане. Ведь по ночам здесь даже звезд не бывает. А других ориентиров в пустыне нет. И тем не менее Урзуф – жилистый, чернобородый, пропеченный Глазом – уверенно вел караван, словно подчиняясь некоему внутреннему голосу. А может, так оно и было, кто его разберет.
К негромким звукам, сопровождающим караван, – бряцанию сбруи, мягкому топоту копыт, посвистыванию ветра, – уже давно примешивался отдаленный механический стрекот. Беспокойства он ни у кого не вызывал, до тех пор, пока не стал громче и прерывистей. Салар обернулся, зыркнул на меня начальственным глазом и молча показал на вершину ближайшего бархана.
Достопочтенный Самех дал мне шанс загладить вину, отправил на разведку…
Я кивнул и пришпорил бактра. Склон бархана оказался крутоват, и нам с бактром понадобилось время, чтобы оказаться на его вершине. Отсюда стало видно, что ночь близится к концу. Небо на востоке утратило туманную голубизну и налилось белым пламенем. От барханов ползли длинные тени. И от гребня к гребню, почти цепляясь за них колесами шасси, неуклюже перепархивал биплан.
Я смотрел на приближающийся летательный аппарат, не зная, как правильно поступить. Поднять тревогу? Или просто спуститься с бархана и доложить начальнику? Биплан между тем увеличивался в размерах. Движок его тарахтел все сильнее, время от времени захлебываясь. В рассветных лучах был хорошо различим густеющий дымный хвост, что тянулся за крылатой машиной. Я прикинул расстояние – биплан примерно в полумиле минует гребень бархана, на котором торчу я. Вряд ли пилот меня заметит…
Не нужно было долго думать, чтобы понять – аппарат на последнем издыхании. И пилот пытается выжать из чадящей тарахтелки все, что возможно. Дотянуть до ближайшего оазиса, где есть родники и тень под кронами пальм. Посадить машину и покопаться в движке – вдруг удастся починить? Но, опять же, мне, как человеку с техническим образованием, было ясно, что шансов у коллеги-летуна почти нет. Собственно, у него только один шанс выжить – я!
Решение созрело. Я вздернул бактра на дыбы, заорал благим матом, выхватил пистолет и принялся палить в воздух. Злостно нарушил закон пустыни. От Самеха влетит. Морду бить не рискнет, а вот штраф, считай, обеспечен. И пошел он, наркоман! Тут свой брат-летчик погибает, выручать надо!
Биплан качнул тускло блеснувшими плоскостями и начал круто забирать вправо.
Заметил, душа из него вон! Заметил, браток!
– Песий сын! Вонючий шаках! – прорычал салар Самех, влетая на гребень.
Он собирался еще что-то добавить, но в это мгновение над нашими головами пронесся аппарат. И сразу же пошел на снижение, метя в ложбину между барханами, которую караван только что миновал.
– За ним! – приказал быстро сообразивший, что к чему, начальник стражи.
Я подчинился с радостью. Нет, что ни говорите, а моя стихия – техника! Не эти средневековые путешествия верхом на горбатых жирафах. Не драки на мечах. Не местная трихомудия с тюрбанами, браминами и кастами, а отлаженные механизмы, точно пригнанные детали, простота и ясность машинной жизни. Пришпоривая своего горбатого скакуна, я предвкушал, как сниму кожух с забарахлившего мотора, погружу пальцы в его горячие маслянистые внутренности…
Биплан завершил полет, уткнувшись носом в песок, нелепо задрав к накаляющемуся небу этажерчатый хвост. Дым рассеялся, огонь погас. Малорослый, худой, как ребенок, пилот яростно пинал ни в чем не повинное колесо. Я осадил бактра, спрыгнул с седла.
– Что случилось, достопочтенный?
Пилот обернулся ко мне, слепо глядя очками-консервами.
– Проклятие! – выкрикнул он тоненьким голосом.
Я позволил себе сыронизировать:
– Чье-то проклятие помешало тебе лететь дальше, достопочтенный?
Пилот аж задохнулся от ярости.
– Да как ты смеешь, шаках!
– Прости, достопочтенный асур, – смиренно проговорил я. – Могу ли я тебе помочь? Поверь, я кое-что смыслю в этих машинах.
Пилот воздел очки на лоб. Глаза у него оказались пронзительно-голубого цвета, особенно по контрасту с лицом, покрытым толстым слоем сажи и пыли.
– Ты, стражник, разбираешься в огненных сосудах виманы? – недоверчиво переспросил он. – Если ты служка из мастерских, зачем тогда здесь?
Огненные сосуды виманы? Ну и терминология! Под стать этому бредовому миру…
– Меня зовут Лазар, – сказал я. – И я не служка из мастерских…
Договорить я не успел. Подъехал Самех. Спешиться он не соизволил.
– Ты вестник? – без обиняков спросил он у пилота.
– Да, салар, – буркнул асур. – Везу распоряжения Большого Дивана коменданту Пещерного Острова, достопочтенному Мизраху.
– Полагаю, наш караван-баши, – перебил его Самех, – будет счастлив доставить тебя и твои послания, вестник. Все дороги на Целлионе ведут к Пещерному Острову.
– Благодарю, салар! – отозвался пилот. – В одном фарсахе отсюда я видела птиценогих.
Видела! А где были мои глаза?
Маленькая фигурка в кожаных штанах и запыленной белой рубахе с просторными рукавами. Красивые глаза. Детский голос… Женщина-пилот! А я думал, что в здешнем кастовом обществе такое немыслимо.
Салар Самех, впрочем, нисколько не удивился. Он только спросил:
– Много, достопочтенная?
– Клювов триста, не меньше.
– Глаз зрит, надо убираться, – резюмировал начальник стражи. – Прости, достопочтенная, но виману придется бросить.
– Понимаю, салар, – откликнулась летчица.
– Лазар, – обратился Самех ко мне. – Поручаю тебе заботу о вестнике Большого Дивана. Отвечаешь головой!
Я только молча поклонился, не зная, радоваться или огорчаться такому поручению. Самех невзлюбил меня с самого начала – это ясно. Посему легко выполнимого задания от него не жди. Да и не надо большого ума, чтобы догадаться, в чем подвох: единственная женщина на полсотни мужиков, которые постятся с тех пор, как покинули Джавдат.
