Дмитрий Ермаков - Слепцы
Ну да, сначала едва не разорвали на куски, а потом заперли в темницу. Еще и в голове моей покопались. Не очень вежливо так встречать гостей. Но я их понимаю. Как бы я сам повел себя на их месте?
История о миротворцах, судя по всему, чистая правда. За исключением одной детали: не каннибалов убивали эти ребята. Они уничтожали братьев и сестер, друзей и товарищей этих людей. Едва заподозрив, что ублюдки возвращаются, я бы принял все мыслимые меры предосторожности. Что они и сделали. Молодцы!
Читать чужие мысли, конечно, нехорошо. Но если бы девушка-медиум не умела читать мысли, плачевна была бы моя участь. Ведь ее слова – единственное доказательство того, что я не миротворец. Съесть – не съели бы, но убили бы точно. На всякий случай.
Итак, я жив. К тому же жизнь моя вне опасности. Уже это одно – повод для радости. Кроме того, я наелся и выспался. Пенять на судьбу глупо.
Есть ли какие-то варианты того, кто я такой? Есть.
Пещерные считают меня космонавтом. Или водолазом. Или спасателем. Но первый вариант – вероятнее.
Космонавт.
Кос. Мо. Навт.
Когда это слово прозвучало из уст вождя в первый раз, у меня не возникло никаких ассоциаций. Потом на периферии сознания начали мелькать нестройные, обрывочные образы. Что-то связанное с полетами. Полетами куда-то очень высоко и очень далеко. Я видел золотистые искорки на иссиня-черном фоне. Видел огненные струи, их извергало странное сооружение в форме конуса. Что-то похожее нарисовано на моей одежде.
Мой костюм – главное доказательство того, что их догадка верна. Там есть загадочная надпись: «Проект “Пеликан”». Смысл этих слов не ясен ни мне, ни местным жителям. А вот буквы «Р.К.А» с нашивки вождь расшифровал. По его мнению, это значит: «Российское космическое агентство». Правда, его супруга, женщина удивительной красоты и, судя по всему, неглупая, заметила на это:
– Перевод может быть и другой. Например… Ну, не знаю… «Региональная кавказская армия».
Остальные члены племени покосились с подозрением. Многие все еще подозревают, что я отношусь к тем самым миротворцам.
– Какая, на фиг, региональная армия?! Не говори ерунды, – осадил Афанасий жену. – А как же эмблема с ракетой? И трубки подачи кислорода? И приборы? Он – космонавт! – решительно поставил вождь точку в споре. – Вопрос лишь, как он сюда попал. И зачем.
С этими словами он повернулся в мою сторону. Племя последовало его примеру. Все взгляды сосредоточились на мне.
Неприятный был момент.
Меня несколько раз спрашивали, чем кончилась война. Спрашивали, глядя в глаза, не скрывая волнения, с надеждой: «Ну как война-то? Кончилась? Кто победил? Кто проиграл?»
Спрашивали, как там, снаружи; что изменилось на земле за последние годы.
Много было вопросов.
Что я мог сказать в ответ? Ничего.
Я ничего и не сказал. Решил, что лучше помалкивать. И они оставили меня в покое. Разошлись, тяжко вздыхая. Кто-то даже украдкой вытирал слезы. Разочарование – очень неприятная вещь.
Я же понял главное: эти люди полностью изолированы от внешнего мира. Заперты в этих пещерах, как в огромной темнице.
Как, почему?
На эти вопросы должна ответить девушка, которую приставил ко мне вождь. Вон она, сидит рядом. Тоже проснулась уже и ждет, когда я вылезу из спальной ямки. Как, он сказал, ее зовут? Маша, кажется.
Полежу еще пару минут, соберусь с силами… И начнем. Вопросов накопилось слишком много. Их столько, что мой мозг, чувствую, скоро взорвется. Пора найти ответы хотя бы на некоторые.
* * *– Так вы не едите людей? Вообще не едите? – в который раз спрашиваю я Марию.
– Нет-нет, – отвечает она устало, – вообще не едим. Ни по праздникам, ни по выходным.
А в глазах девушки читаю: «Еще раз спросишь про это – точно съем!»
Да, я веду себя глупо. Но никакого другого способа выяснить, в чем они лгут, а в чем нет, просто не пришло в голову. Поэтому я снова и снова задаю одни и те же вопросы разным людям, стараясь подловить их на мелких ошибках.
Пока безрезультатно.
Эта скромная, молчаливая девушка, не красавица, но и не сказать, чтоб дурнушка, обладает ангельским терпением. Она каждый раз отвечает вежливо, спокойно, хотя уже без прежнего энтузиазма. Видно, что Марии этот допрос с пристрастием ужасно надоел. Но у меня в голове до сих пор не укладывается, как могут люди нормально существовать в таких адских условиях.
Да, возможностей убить меня и пустить на жаркое у дикарей было предостаточно. Особенно когда я, избавившись от осточертевшего костюма и тщательно вымывшись, спал сном младенца. Если по-честному, то я понимаю: желай они мне зла, я бы давно отправился на тот свет.
Все это я понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Перестраховываюсь.
Пещера, в которой располагается поселение местных жителей, в первый момент показалась огромной. Не видно было ни дальнего конца, ни потолка, да и стены едва угадывались в полумраке. Лишь спустя какое-то время я понял, что дело в особенности освещения. Столбики, облепленные светлячками, освещают только небольшое пространство вокруг себя. На потолке же и на стенах светлячков нет, поэтому они и теряются во тьме. Необъятные размеры подземного зала оказались иллюзией. Но здесь и так есть, чему подивиться.
Шагая следом за Машей через пещеру, я не устаю восхищаться, встречая на каждом шагу следы многолетней кропотливой работы. Не одно поколение пещерных людей, видимо, потрудилось, чтобы сделать свою жизнь тут более-менее комфортной.
– Пещера называется зал Апсны, – рассказывает Мария. – Это единственное место, где можно жить. В пещере три озера: Голубое, Анатолия и Купель. Первые два – холодные, иногда выходят из берегов. На озеро Анатолия мы ходим рыбачить. Нашу рыбу ты уже имел возможность оценить.
Я молчу. Да, что-то я такое вкусное ел, но ничего не запомнил. Так, запихнул в рот. Еще непонятно, почему озеро названо в честь какого-то Анатолия. Надо будет уточнить.
– Третье – горячее. В центре – почти кипяток. Его здесь до Катаклизма не было, а потом вдруг взяло – и появилось. Если бы не озера, мы бы вымерли, не продержавшись и месяца.
Услышав это, я мрачнею. Озера, которые то появляются, то исчезают, не внушают доверия.
– В озере Голубое мы ловим рачков. Их там несметные полчища. Еще протеев. Ну, это такие пещерные слепые тритоны.
– Да, это многое объясняет, – кривлюсь я. Для меня что тритон, что протей – один черт.
– Скоро будем обедать – полюбуешься, – сухо отвечает она. – Вон там собираем улиток, а вот здесь растут мох и грибы.
– А одежда ваша из чего? Или из кого? – с любопытством спрашиваю я.
На Марии, как и на всех прочих пещерных обитателях, накидка, перетянутая у пояса веревкой, а также юбка ниже колен. На ногах девушки сапожки. Все из одного и того же странного материала, напоминающего шкуры животных.
– Мо-скви-чи, – отвечает Мария, вздрогнув. – Летучие мыши из зала Москва. На них мы время от времени охотимся. Опасные твари.
– Летучие мыши?! – не верю я своим ушам. Как ни странно, про летучих мышей я кое-что сумел вспомнить. Если не ошибаюсь, это маленькие существа, шкура которых уж точно не годится для пошива одежды.
– Сколько же их надо на одну такую куртку…
– О! Ты не видел наших мышек. Но я отвлеклась. Так вот, зал Апсны – единственное место, где, по не вполне понятным причинам, уровень влажности и температура позволяют жить. Все остальные пещеры непригодны для обитания.
– А много их тут, пещер?
– Известных девять.
– А неизвестных?
Маша пожимает плечами:
– Это не удалось выяснить даже исследователям, которые работали в пещерах до Катаклизма. Куда уж нам. Но вообще, – она хитро щурится, – на эту тему лучше к Алексу обратиться. Он у нас специалист по Большим Пещерам.
И хохочет во все горло. Не понял юмора. Да и не тянет меня смеяться. Ситуация выглядит абсурдной. Обитая на краю пещерного мира, в его прихожей, эти люди ничего не знают об этом месте. И не стремятся узнать.
– Там же черт-те что может скрываться, – решаю я поделиться с девушкой своим беспокойством. С опаской оглядываюсь на мрачные тени, что клубятся в дальних закоулках этого самого обжитого из залов. А ведь в соседних пещерах еще страшнее. И темнее. И холоднее. Бр-р!
– Может, – простодушно улыбается Маша.
Все с ними ясно. Они настолько смирились с опасностью, грозящей из мрака, что перестали бояться. Так сказать, перебоялись.
Я сплевываю сквозь зубы и следую за Марией дальше.
И все же должен признать: труд, вложенный племенем в каждый метр зала Апсны, внушает уважение. Вот заботливо выкопанные в глине личные спальные ямки, выложенные мхом и снабженные водоотводами. Вот выдолбленные в скале ступени, ведущие к озеру. Сильное впечатление производит огромный крест, высеченный в скале у входа в пещеру. Это говорит о том, что местные жители исповедуют христианский культ, и еще больше располагает меня к ним. А уж сколько пришлось пещерным людям промучиться, чтобы приручить светлячков, сложно даже представить.
