Олег Верещагин - Там, где мы служили
Смешно это не было. Джек покачал головой, посмотрел на кулаки швейцарца.
— Вы… ты… ты боксом не занимался?
— Немного, — кивнул швейцарец. — Меня отец драться учил. Он у меня офицер Айсонской школы.[48] И драться страшно не любит.
— Почему? — удивился Густав.
Швейцарец улыбнулся:
— Да потому что ему нельзя. Ну… как медведю драться с безоружным человеком нельзя. Я по сравнению с ним сопля, в маму, а вот близняшки наши младшие, похоже, в папу будут…
— Послушайте, как тихо, — вдруг сказала Елена.
Все прислушались. В самом деле — вокруг царила полная, гнетущая тишина. И правда, как перед грозой.
— Они здесь, — еле слышно произнес Иоганн. — Сидеть всем. Не рыпаться. Мы все равно уже на прицеле.
И честное слово, Джек ощутил пристальные взгляды из темноты. Они буравили сидящих у костра.
И это были не людские взгляды, когда на тебя смотрят, как на врага. И не звериные, когда на тебя смотрят, как на добычу. Это было нечто ужасное и противоестественное — взгляды чудовищ из ночного кошмара, для которых ты не просто враг и не просто добыча…
Враг был уверен, что поймал белых пришельцев в ловушку.
Ошибался ли невидимый враг? Или… ошибались лейтенант Фишер и Иоганн?
С шипением взмыла в низкое клубящееся небо и, свистя, распалась в небе на три огня белая ракета.
— В стороны! — резко выкрикнул Иоганн, откатываясь в темноту.
Теперь Джек понял, почему было выбрано такое место ночлега на плоской вершине холма, окруженной естественной стеной из каменных выходов. Он сообразил это, когда, стукнувшись шлемом в камень, перебросил под руку автомат. Как и все дети своего времени, англичанин неплохо видел и в сумерках, и даже в темноте. А кроме того, он еще и слышал — слышал внизу, у подножия холма, крики, тут и там беспорядочно сверкали огненные строчки трасс, уходя в темноту. Подальше в нескольких местах хлопали 82-миллиметровые минометы.
Ловушка захлопнулась.
Джек видел врагов как ясные, хотя и слегка размытые силуэты. Пришедшие на помощь отделению штурмовики-конфедераты не показывались в рост, чтобы не попасть под свой же огонь. Спутать что-то можно было не опасаться. Целей было много, и эти обилие и мельтешение выводили из равновесия. Джек задергал стволом — бестолково, не стреляя.
Жик! Жик! Жик! Что-то с трещащим, коротким шипением врезалось в землю справа от Джека. Трассы казались нестерпимо раскаленными. Стреляют? Убить хотят? Кого? Глупость какая — конечно, убить и, конечно, его, чего они еще могут хотеть…
Слева выхлестнул язык пламени из «двушки». Следом послышался крик Елены:
— Достал, Дик! Молодчина!
Мечущихся пятен становилось все меньше, они оказывались на земле и сливались с нею в неподвижности. Джек наконец-то очнулся. Прицелившись как следует, даже с излишней тщательностью, юноша дал короткую очередь и с удивлением понял, что… попал.
— Попал?! — крикнул Ласло, лежавший с другой стороны валуна.
— К-к-кажется… — неуверенно ответил Джек.
Ласло сверкнул улыбкой и приложился к своему пулемету.
— Не стреляйте! Не стреляйте! — из темноты отчаянно кричали на лингва-франка. — Мы сдаемся! Сдаемся! Сда…
Огонь не прекращался — крик из прошлого никого из белых не интересовал. Они истребляли врагов абсолютно хладнокровно и методично. Джек стрелял еще трижды, два раза попал. Его не покидало недоумение. Бой? Вот это? Он все еще высматривал новую цель, когда Иоганн резко свистнул и крикнул:
— Трищ лнант!
— Херст, сержант! — ответили из темноты.
— Все?
— Похоже… Санацию!
— Всем пиай! — крикнул Иоганн. — По два выстрела «лягушками»,[49] сектор тридцать перед собой, огонь по готовности!
Джек не сразу сообразил, что эта команда относится и к нему — несколько секунд смотрел на свой подствольник, хотя первые «лягушки» уже с короткими хлопками разрывались над землей среди тел бандитов. Появился дурацкий страх — по выпуклой маркировке найдя в боковой кассете «лягушку», Джек подумал, заряжая подствольник, что сейчас неправильно возьмет расстояние и граната бахнет среди своих…
Бам! Рывком затвора выбросив гильзу, Джек перезарядил М203, выстрелил второй раз. Выяснилось — последним.
— Все? — уточнил Иоганн. Поднялся, вынимая из ножен тесак. — Проверить, вперед! — и легкой, волчьей побежкой пошел вперед. Остальные поднимались следом…
Вытаскивая свой тесак, Джек вспомнил слова Дика о том, что тесаком придется и драться.
Навстречу шла более густая цепь солдат. Джек увидел: один из них нагнулся, резко взмахнул рукой…
Вскоре начали попадаться первые убитые. Сейчас это не были пятна — Джек ощущал густой темный запах крови, отчетливо видел в беспорядке, поодиночке и кучами валяющиеся на земле вперемешку с оружием и этой самой землей тела… Их было много. Очень много! Ноги Джека иногда погружались во что-то чавкающее, вроде неглубоких грязевых луж, — юноша старался не думать, что это такое.
Он впервые видел результаты боя. Настоящего боя… Шедший слева Дик нагнулся и резким ударом раскроил череп приподнявшемуся на локте махди — до подбородка. Джек поспешно отвернулся, моля судьбу об одном: чтобы никто не попался… живой.
— Хорошо сработали. — Лейтенант Фишер, приблизившись к Иоганну, ответил на «честь» и положил стволом на плечо свою монстроубойную «сайгу». В другой руке у него был клинок, но не стандартный «бобр», а длинный дирк.[50] — Больше сотни успокоили. Да в Файране вы разом полсотни… Как твои новенькие?
— Да как обычно… Тут вот что… — Иоганн посмотрел по сторонам, словно опасаясь, что их подслушают. Солдаты бродили среди убитых, перекликались, посмеивались. — Ала Шамзи. В Файране уже храм соорудили. Мы нашли голову Радко.
Фишер шипяще выругался.
— Откуда берется только эта дрянь?! Я доложу капитану, а он дальше…
— Да чего это даст? Сожжем, а они опять… Наступать надо — наступать и чистить…
— Все сержанты — стратеги, — уже сердито сказал Фишер, — каждый рядовой — герцог Мальборо, каждый капрал — Веллингтон. Одно непонятно: какого дьявола войне конца не видно?!
— Ну… — Иоганн всем видом своим показал, что тут он бессилен.
Подошел командир третьего отделения, рыжий ирландец О'Салливан, веселый и смелый парень, на год младше Иоганна, уроженец того, что осталось от США. Небрежно положил швейцарцу на плечо руку в брассарде и перчатке:
— Молодчага! Лихо прищучил этих махди, они и пукнуть не успели! У самого-то штаны сухие?
— Не тебе сушить, если что, — без особой приязни ответил Иоганн. О'Салливан заржал, рубанул воздух рукой в салюте и отошел, посмеиваясь, к своим, встретившим сержанта таким же хохотом. — Лейтенант, — вдруг сказал Иоганн, — может, снимешь его? Подумай.
— За глаза говоришь?
— Я и в глаза скажу.
— А кого я поставлю? Поляка твоего? Или Джека?
— Поставь Лорбу.
Фишер отмахнулся.
— Станешь лоун стар — ставь кого хочешь, кем хочешь… А пока пип[51] не заработал, делай-ка свое дело.
— Так я делаю. И вроде неплохо.
— Да, да… Завтра утром выдвинемся на предельный рубеж. Порознь. Направление у тебя на карте помечено. В течение суток будем вести разведку позиций бандосов. Ясно?
— Ясно, товарищ лейтенант.
— Ну и хорошо… О'Салливан! Мальвони!
— Разрешите идти? — отсалютовал Иоганн.
Фишер кивнул. Швейцарец ударил рука об руку с подошедшим Мальвони — высоким, очень флегматичным, совершенно не по-итальянски, темноволосым калабрийцем — и пошел к своим.
Второе отделение сидело и стояло вокруг Густава. Поляка трясло мелкой дрожью, губы прыгали. На лице Джека были написаны сочувствие и ужас. Остальные стояли хмурые, тоже сочувствовали, помалкивали. Анна качала головой. Елена, стоя рядом с Густавом, опершись на колено, что-то ему говорила, кое-как подбирая польские слова.
— Так, — сказал Иоганн. — Капрал Мастерс?
— Товарищ сержант… — Дик отвел взгляд. Помолчал.
— Я не понял, товарищ капрал! — Иоганн почувствовал, как и от разговора с лейтенантом, и от этой бестолковщины внутри у него закипает необычайная злость. И хочется ударить.
— Скапази,[52] товарищ сержант, — не глядя в глаза, ответил Дик.
— Точнее, товарищ капрал, — мысленно Иоганн представил свою злость в виде мутных волн, плещущихся в мозгу. Он приказал этим волнам сжаться, скрутиться в крошечный плотный шарик и вытолкнул из мозга.
— Рядовому Д… Дем-бов-ском-му попался раненный осколками махди. Рядовой ударил его тесаком после приказа ланс-капрала Зильбера. Неудачно — в грудину, тесак завяз, махди начал биться, рядовой — дергать тесак… Вот, собственно, и все, товарищ сержант.
