Никита Аверин - Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник)
Девочка не хотела в погреб, ей приснился страшный сон – кругом стрельба, а любимый пес воет в вольере.
Закрывая глаза, она видела бесконечные тряпичные лоскуты на натянутой в спортзале огромной сетке и слышала далекие выстрелы, похожие на удары в гигантский гонг.
Убили знакомого. А потом еще одного. И еще. По телевизору орали оголтело, обвиняя врагов.
Городок, к несчастью, был близко от Киева, и, когда упали первые бомбы, оказалось, что нет спасения – ни убежищ, ни подземелий, ни лекарства от ставшего ядовитым воздуха. Девочка обнимала тяжело дышащего пса и ждала спасения. Она понимала, что больна, и слышала, как рыдает мама, и падал крупными хлопьями не снег – сыпался и сыпался на умирающий город с умирающими детьми радиоактивный пепел…
Бандеролька проснулась с сильно бьющимся сердцем, в холодном поту. Она не видела Катастрофу и ни разу не участвовала в массовых военных действиях – до нападения врагов на Цитадель. Но казалось, что новая глобальная напасть бродит рядом, тянет костлявые руки, скалит зубы: «Не должно, не должно быть живых, вы все умрете, умрете скоро».
«Я должна это остановить, – подумала Бандеролька. Бункеры Возрождения нужны не для спасения листонош, жителей Острога, не для спасения знаний. Они нужны для того, чтобы прекратить войну, чтобы люди снова стали людьми, и чтобы дети никогда больше не умирали, и чтобы не приходилось им плести маскировочные сетки…»
* * *Внутренности вездехода казались комфортабельными только на первый, и то, не пристальный, взгляд. Но уже после первых нескольких часов поездки Бандеролька поняла, что не все так просто и не все так хорошо.
До Киева было почти пятьсот километров дороги, и не самой хорошей, а проще говоря – направления… Вездеход на ровной поверхности мужественно разгонялся до пятидесяти, обещая всего десять часов тряски, но уже в получасе езды от Харькова скорость снизилась, и дальше агрегат полз, мучительно и одышливо ворча.
В салоне стало жарко, воздушные фильтры, может, и обеспечивали экипаж кислородом, но функцию кондиционеров не выполняли. Лязг, рокот, тряска такая, что лежать на топчанах было невозможно, духота, да еще монотонный писк счетчика Гейгера, свидетельствующий о том, что выходить наружу опасно.
Листоноши, скорее всего, на фон и внимания не обратили бы, но открывать люк – значило подвергнуть опасности группу Верховцева. Бандеролька тряслась в кресле, лязгала зубами и слушала, как переругиваются водитель и штурман:
– Влад! Заснул?! Куда, едреный крот, ехать?
– Прямо ехай. Раз молчу – не сворачивай.
– А я, дырявый лапоть в рот, думаешь, вижу, куда еду?!
Кайсанбек Аланович с трудом сохранял обычную невозмутимость, Верховцев пытался дремать, но вздрагивал на каждой кочке, Марика делала вид, что углубилась в старую бумажную книгу, а Игорь – что размышляет. Бандерольке было одновременно скучно и страшно – то ли клаустрофобия разыгралась, то ли просто железная бочка на гусеницах действовала на нервы. Наконец, она не выдержала:
– Телеграф! И сколько нам так… ехать?
– Сутки, а может, и больше. Петрушка его знает, как дальше дорога. То яма, то канава, то лужа, то куча.
Затрясло особенно сильно.
– А тут лес повалило, – прокомментировал Влад и выругался. – Смените меня! Третий раз уже окуляром в морду получаю!
– А ты правь ровнее! Штурман-юрман!
– Прекратите, жалкие вы, ничтожные пустомели! – слабым голосом отозвался Кайсанбек Аланович. – И без вас тошно. Давайте я вам что-нибудь хоть про Киев расскажу, не знаете же ни черта.
– Знаем, – сквозь зубы буркнул Телеграф, – столица бывшая. Большой город. Вкусные конфеты, много каштанов.
– А что такое «каштаны»? – поинтересовалась Бандеролька.
– Эх, молодежь! – усмехнулся водитель в порядком отросшие усы. – Трава такая древовидная, навроде конопли.
Бандеролька крепко задумалась.
– Не мелите чепухи! – вскинулся Кайсанбек Аланович. – Не трава, а съедобный злак! Знаменитый «киевский» торт делался из муки на его основе![4] Кроме того, Бандеролька, некоторое время городом правил твой тезка, а возможно, и предок – Бандероль. Поговаривали, он был из племени хуторян. Я изучал фольклор, связанный со временами его правления, и могу сказать, что он родственен знаменитому румыну Цепеллину, ксенофобу и параноику. Взять хотя бы ванны из крови распятых младенцев! Кроме того, у каждого подданного Бандероля было по два раба, подвергавшихся жутким истязаниям. Впрочем, подобное было характерно для древних правителей. Вспомним хотя бы российского императора Стерха и сына его Медведя! В эпосе нашел отражение тот факт, что они владели искусством гипноза или же даром убеждения, и при этом вещали из сакральной башни, именуемой «Останкино», а название, несомненно, свидетельствует о том, что возведена она была на древнем кладбище, на останках героев. Во время ритуала поминок пили кисель, и речи Стерха и Медведя прозвали в народе «киселевщиной». В то же время в Америке правил великий О’Бама, по-видимому, ирландец, устраивавший ритуальные жертвоприношения.
Ошеломленный исторической справкой, экипаж попритих. Верховцев, с трудом сдерживающий смех, громко лязгал зубами и ехидно дополнил:
– Не забывайте про цветные революции! Молодежь выходила на площади и закидывала правителей цветами! Это символизировало погребение.
– Естественно, – склонил голову в учтивом поклоне Кайсанбек Аланович. – Как про это забудешь? В итоге, волна народного бунта, бессмысленного и беспощадного, вынудила правительства многих стран «закрутить гайки» и применить ядерное оружие.
– Так что же, – спросила Марика, – мы едем к этим, которые кровь каштанов пили?!
– Нет, мы едем к людям, выжившим в Киеве после Катастрофы, – поправил ее Верховцев. – Они такие же, как везде – от Крыма до Харькова. Есть подлые, есть добрые. Люди, племяшка, во все времена одинаковы. Не праведники и не грешники, просто – люди. Как везде одинаковы коты, и везде одинаковы собаки.
Бандеролька вспомнила котов-телепатов Феодосии и поежилась. Пошта тогда еле живым ушел. Но глядя на улыбающиеся лица профессора и Верховцева, она воскликнула:
– Да они над нами смеются!
Пожилые люди виновато развели руками и засмеялись уже в полный голос. Через несколько секунд хохотали уже все.
Но, продолжила размышлять Бандеролька, Верховцев был прав. Люди оставались людьми и в скальных городах Инкермана, и в убежищах Балаклавы, и в плавучем городе в севастопольской бухте. Люди жили в Евпатории, отстраивали заново Симферополь, и, конечно же, под слоем ядерной пыли в столицах государств тоже жили люди со своими стандартными горестями и радостями. Ведь боль Бандерольки от утраты любимого была той же болью, которую испытывали сейчас сотни и тысячи женщин. И тоска ее по утраченному дому была универсальной для всех, потерявших опору. И даже любовь к друзьям оставалась любовью.
* * *Кажется, Бандеролька задремала – проснулась от резкого торможения и несколько томительных секунд не могла сообразить, где находится и что происходит.
– Приехали, – пробормотал Телеграф, вернув главу клана к действительности, – Борисполь!
– В чем дело? – спросила она. – Чего стоим, кого ждем?
– Да тут, командир, такое дело: какие-то летающие твари людей жрать собрались, – отозвался Влад. – Ваши приказания?
Штурман не зря спрашивал по всей форме, пусть и прильнув к перископу: выбор был непростой. Счетчик Гейгера по-прежнему щелкал, предупреждая о повышенном фоне, а выйти – значило подвергнуть риску экипаж. В то же время листоноши не могли бросить людей в беде. Если мутанты нападают – нужно выручать.
Бандеролька задумалась всего на пару мгновений.
Из листонош в вездеходе были только они с Телеграфом. Но никто, кроме пожилого коллеги, не смог бы вести агрегат. Кайсанбек Аланович и доктор Верховцев были важны как кладезь знаний. Влад – как штурман. Марику Бандеролька просто успела полюбить и не хотела рисковать ее жизнью…
– Влад. Со мной. Выходим, отбиваемся.
– Хорошо, командир, но руковожу я.
«Шовинист гнилой!» – возмутилась про себя Бандеролька, но озвучивать не стала. Конечно же, у Влада было больше опыта и навыков.
Собирались не просто в спешке – моментально. Благо, Бандеролька при текущем фоне в защитном костюме не нуждалась – при условии, что она не слишком много времени проведет снаружи. Поэтому подхватили оружие и выползли в тамбур, столь тесный, что стоять там было невозможно. Сидеть, впрочем, тоже. Пока ждали закрытия одного люка и открытия другого, Влад успел сориентировать Бандерольку:
– Короче, там летучие кротовины, перепончатокрылые. Такие, знаешь, с лошадь. И два человека. Боеприпасов, я так понимаю, ёк, отбиваются врукопашную. Наша задача: устно проинформировать двуногих о дружественности намерений, а потом колошматить по летучим из всего, что колошматит. Осознала?
