Евгений Щепетнов - Колян. Дилогия (СИ)
Время тянулось медленно. Виктор стоял, оперевшись спиной на стену ямы в полутрансе, держа в вытянутой, расслабленной руке заряженный арбалет, ноги его упирались в противоположный край неглубокой ямы. Наконец вверху зашумели, что‑то загыргыкали на неизвестном языке — видимо, по–чеченски, затем в палатку заглянули двое охранников, осмотрели помещение, вышли. Виктор напрягся и замер. Послышались шаги человека. В тишине звякнула пряжка ремня. Виктор присел на корточки, чуть не касаясь задом испражнений (тут уже было не до нежностей), посмотрел вертикально вверх, направив туда арбалет. Над дыркой мельтешился зад курбаши, тот явно целился усесться на стульчак. Виктор изобразил шипящий звук, курбаши изменил траекторию приземления зада и испуганно заглянул в дырку стульчака.
На секунду в дырке мелькнули чёрные глаза на заросшем бородой безусом лице. Диверсанту хватило этого времени за глаза — арбалетный болт сорвался с загудевшего тетивой оружия и пробил череп курбаши через глаз, застряв в затылочной части черепной коробки. Враг не успел крикнуть, чтобы подать сигнал, и лишь ткнулся лицом в дырку стульчака, нависнув над ямой и капая на Виктора кровью из раны. Струйка чёрной крови залила одежду, кровь капала на шевелящийся ковёр насекомых.
Ещё не прошли последние судороги по телу убитого, как Виктор начал в срочном порядке эвакуироваться из вонючей ямы. Он попытался поднять настил, но курбаши был довольно тяжёлым и его попытки не увенчались успехом. Виктор запаниковал — ему не хотелось подыхать в яме с дерьмом. Он с невероятным усилием в отчаянии приподнял настил и скользнул наверх, раздирая одежду щепками и торчащими в них гвоздями.
За стенами палатки пока было тихо. Он облегчённо вздохнул, ужом прополз под палаткой и выбрался на плац, освещаемый не только кострами, но и встающим утренним солнцем. Через секунду он наткнулся на наряд охранников, изумлённо взирающих на странную бесформенную фигуру, залитую кровью и воняющую, как три сортира. Эта двухсекундная задержка спасла Виктора — он пружиной взметнулся с земли к стоящим столбами часовым, выхватил из рукавов два острых, как бритва, ножа — они ждали своего времени в пристёгнутых к предплечьям ножнах, и вот один из часовых уже прижимал обе руки к шее, из которой струилась тёмная кровь, а в глазнице второго торчал нож. Виктор выдернул нож и спринтерским рывком бросился к изгороди. Счёт шёл уже на доли секунды.
Он сходу рыбкой перелетел плетень под гортанные крики и выстрелы сзади — видимо, его заметила личная охрана курбаши. Больно ударился о землю, так, что из груди выкинуло весь воздух и сознание замутилось. Не позволяя себе расслабиться, он после падения перекатился вправо. Тотчас же в то место, где он упал, ударило несколько автоматных очередей. Скрываясь за буграми и деревьями он быстро пополз в глубину леса, где можно будет подняться и бежать. Через несколько десятков метров он понял, что поднять голову невозможно — сзади вёлся плотный огонь из автоматического оружия. Крики преследующих были всё ближе. В душе Виктора защемило — неужто всё?!
Он залёг за большим бревном, приготовил пистолет и гранаты — уж если подыхать, так нескольких духов с собой хоть унести. Всё равно живым им даваться нельзя — он видел, что духи делают с пленными. Лучше смерть. Виктор дёрнул чеку гранаты, подождал, удерживая скобу, потом, дождавшись приближения карательного отряда, по широкой дуге кинул в их направлении смертоносный плод. Эфка разбрасывает осколки на 200 метров — некстати вспомнилось ему, и он вжался в землю за бревном.
Грохнул взрыв. Над головой с визгом пронеслись осколки гранаты, отрикошетив от замшелых булыжников. Голоса гортанно закричали, кто‑то застонал и что‑то быстро заговорил визгливым стонущим голосом. Виктор взял вторую гранату и опять метнул в том же направлении. Грохнул еще один взрыв. Гранат больше не было. Казак достал Стечкина и поставил его на стрельбу очередями. Виктор любил этот пистолет, мощный, очень удобный для ближнего боя. Конечно, было и оружие скорострельнее и современнее, но у всех есть свои тараканы в голове, так и он считал Стечкина одним из лучших пистолетов и управлялся с ним виртуозно. Благо, что Стечкиных и патронов к ним в Арсенале было очень много — видимо, после того, как пистолет сняли с производства в 1958 году, большая часть уже сделанных пистолетов отправилась на стратегические склады. Там они и дождались своего часа, лежа сотнями тысяч в промасленной бумаге. Вода Потопа не смогла их испортить — оружие упаковывали на века.
Впереди мелькнула тёмная фигура преследующего. АПС выпустил очередь из двух патронов, тяжело толкнув Виктора в руки. Он стрелял, стоя на коленях за деревом, держа тяжёлый двадцатизарядный пистолет двумя руками. Ещё очередь… ещё… ещё… ещё… Пули хлестнули в дерево, за которым он укрывался. Виктор упал на землю и откатился в сторону за другое дерево, судорожно дыша и наблюдая, как пули взрывают чащу там, где он укрывался до того. Тёмные фигуры с гортанными криками наступали, паля впереди себя так, что Виктор не мог поднять головы, и только отстреливался в направлении наступающих, чтобы хоть как‑то их придержать.
«Осталась одна обойма, — отстранённо подумал он. — Кранты, похоже… Чего наши‑то молчат?!» И тут, словно в ответ на его вопрос, впереди, откуда шли враги, прорвался ад. Поднявшихся на ноги врагов, бежавших к нему, как будто снесло ураганом. Осколки гранат, тяжёлые пулемётные пули косили лес. Летели щепки, падал, как подсечённый гигантским серпом кустарник. Виктор, вжимаясь в землю, быстро пополз вглубь леса — преследователем было уже не до него — начался основной этап операции. Через несколько десятков метров он уже смог встать на ноги и быстро побежал, огибая по дуге лагерь, уходя из‑под огня своих.
Когда рядом перестали свистеть пули, Виктор вышел к ручейку, текущему в небольшом овражке. Он тяжело опустился на берег возле тихо журчащей, прозрачной струйки, обрамлённой пышными оранжевыми цветами, откинул с плеч маскхалат и упал навзничь, прижимаясь щекой к сочной траве. Через час он очнулся от дрёмы, до конца стащил с себя вонючий, залитый кровью и измазанный дерьмом костюм, и кинул его в ручей — пусть отмокает. Стянул сапоги, вымазанные по колено в содержимом выгребной ямы, и его опять чуть не вырвало. Он подполз к ручью и, борясь с приступами рвоты, стал отмывать обувь — ходить‑то надо в чём‑то, а теперь не то время, чтобы разбрасываться обувью и одеждой. Не пойдёшь же в гипермаркет покупать новые кроссовки.
Через полчаса сапоги кое‑как были отмыты, а вот маскхалат так и вонял, как куча говна, сколько бы Виктор не полоскал его в ручье. Он отчаялся отмыть одежду, плюнул, повесил маскхалат на ветку дерева (Атаман простит), оставшись в обычных, пропотевших насквозь, мокрых полотняных широких штанах и рубахе армейского болотного цвета. Подумал, разделся догола и тоже выполоскал их, зайдя выше того места, где стирал маскхалат и мыл сапоги, решив — всё равно мокрый, так лучше не от пота, а от воды. Тем более, что замёрзнуть было невозможно — скорее вспотеешь. Тропики есть тропики…
