След Анубиса (СИ) - Сарафанов Валентин

— Он идет за мной, — произнёс Вовка. — Он запутался в осколках пространства. Но он идет. Он настроен на меня. Я его чувствую, а он чувствует меня. Рано или поздно он найдет меня. Для него не существует преград. Зачем же я ему нужен?

В голосе сына не было страха. Только интерес неподдельный.

— И ещё я чувствую, — продолжил Вовка. — Раньше он хотел меня живым взять. А теперь я ему и мертвый сгожусь. Он убить меня не прочь.

Василий смотрел на сына, а тот спокойно произносил эти слова, без тени страха.

— Надо к берегу приставать, — сплюнув в воду, предложил Степан. — Мы тут как на блюдечке с голубой каемочкой. А в лесу этот гад нас с того края реки не достанет. Среди деревьев укроемся и пешком доберемся куда надо. Тише едешь — дальше будешь.

— Пожалуй, что так и сделаем, — согласился Василий и начал загребать влево. В тот же миг вдоль реки рванул холодный порыв ветра, поднимая на воде крутую пенную волну, а на уши вновь навалилась давящая тяжесть.

— Что-то, похоже, опять неладно, — заметил, насторожившись, Степан и быстрее заработал веслом, а Василий, предчувствуя недоброе, посмотрел в сторону правого берега и увидел там вместо скалистых крутояров клубящуюся черноту. Облака над ней медленно пульсировали и расползались по небу в стороны как отражения на поверхности гигантского мыльного пузыря.

— Он идет к нам! — пронзительно крикнул Вовка. — Он идет сюда!

Чернота, начала бесшумно разрываться багровыми сполохами и медленно надвигаться на плот.

— Быстрее! — завопил Степан, лихорадочно работая веслом.

«Не успеем», — мелькнула невеселая мысль в голове Василия.

Накрыв половину русла реки, темень неожиданно остановилась, будто натолкнувшись на невидимую преграду, и напряженно забурлила, вытягивая перед собой черные протуберанцы, похожие на щупальца гигантского осьминога. Во всем этом ужасающем глаз действии кипел яростный внутренний порыв, пытающийся преодолеть некую противоборствующую силу. Багровые сполохи во тьме участились, послышался отдаленный гул, схожий со звуком камнепада, и Василий отметил с неприятным для себя чувством, что вопреки его и Степана усилиям, плот не двигается более к берегу. Наоборот он начал медленное движение обратно, будто притягиваемый этой жуткой теменью.

Дохнуло ледяным холодом. По черноте прошла судорожная волна, затем еще одна и она медленно подалась назад, затем остановилась и вновь продвинулась вперед на расстояние каких-то полусотни метров от плота. Багровые сполохи внутри неё закружились, слились в один красный огонь, приобретая постепенно размытые формы гигантской головы хищного зверя. Его морда, оскалив дымящуюся сизым маревом пасть, медленно продвинулась вперед за пределы черноты и нависла над плотом. Зрачки ее холодных глаз светились яркой зеленью.

— Дьявол! — истошно завопил Степан. — Чур меня!

Василий отпустил весло и в отчаянном порыве вскинул автомат, нажав на курок. Осечка. Передернул затвор и снова нажал на курок. И снова осечка!

Морда заворочалась, будто стараясь освободиться от невидимого ошейника, попыталась пастью достать плот и взорвалась яркой багровой вспышкой. На плот накатилась волна, вздыбила его, едва не опрокинув вместе с путешественниками. Чернота, медленно клубясь, начала отступать и таять. Сквозь нее проступили очертания правого берега, затем весь окружающий пейзаж содрогнулся, как при землетрясении и на уши навалилась тишина, разбавляемая мирным плеском речной волны о бревна плота.

Василий, не веря, что смертельная опасность миновала, озирался по сторонам, сжимая руками автомат. Степан, потеряв дар речи и выпучив остекленевшие глаза, осенял себя крестным знамением. Вовка сидел неподвижно, вцепившись побелевшими пальцами в бревна. Плот медленно несло течением. В тишине прошла минута, другая, затем путники одновременно переглянулись.

— Что это было? — хрипло спросил Степан. — Что за жуткая харя?

— Спроси, что попроще, — ответил Василий.

— Это усиленный энергетическим полем отпечаток его материальной оболочки на пространственной границе между осколками пространств, — уверенно пояснил Вовка.

— Ни хрена не понял, — возмутился Степан.

— Для непонятливых поясняю. Этот монстр пытался границу между нами нахрапом взять. Не вышло. Обломился. Хотя, надо признать — сильная тварь.

— Хочешь сказать — напролом лез?

— Именно так. Мало того, его сила против него же и обернулась. На границах пространств так шутить нельзя. Отбросила она его, и, похоже, далеко. Я не чувствую его поблизости.

— Так ему и надо, — промолвил Степан и вдруг, что есть мочи, выбрасывая нервное напряжение, заголосил песню:

На границе тучи ходят хмуро,

Край суровый тишиной объят.

У высоких берегов Амура

Часовые Родины стоят.

— Тише ты! — зашипел на него Василий и встряхнул за плечо.

— А что тише? Кого боятся? Его же нет рядом. Вовка сказал!

— Все равно. Мало ли. Зачем орать?

— Я не ору. Я пою. Меня в Стрелке на праздники в клуб петь приглашали.

— Вот когда вернешься в Стрелку, там и споешь. А тут тебе не клуб.

— Здесь открытая летняя эстрада, — ухмыльнулся Вовка. — Далеко по воде слыхать.

— Слушай, Вован, а ты откуда про энергетические поля и эти осколки пространств знаешь. Сам придумал, или кто подсказал? — спросил Василий, нарочито усмехнувшись, но вместе с тем внутренне сознавая, что пояснения сына не лишены смысла.

— А ты, батя, не подсмеивайся, — нахмурился Вовка. — Смеется тот, кто смеется последним.

— А последним смеётся тот, кто первым выстрелил, — заржал Степан безудержно.

— Я кое что знаю и может быть побольше тебя, — продолжил Вовка, не обращая внимания на Степана. — Знаю и все тут, хоть и в институтах не учился, как ты и всяких там диссертаций не писал. Эти знания внутри меня сидят. И если тебе все сразу рассказать, то у тебя волосы во всех местах дыбом встанут. Меньше знаешь, как говориться, лучше спишь.

Василий не нашелся, что ответить на нагловатые слова сына и, молча, ухватился за весло.

— А где золото?! — раздался истошный вопль Степана. — Ё-моё! Золота нету! Утопили золото! Вот тварь! Из-за твари утопили! Ну, погоди у меня! Дождёшься! Убьююю! Столько золота пропало! Это же, надо же?! Столько бутылок водки на дно пошло! Свооолочь!!!

Степан выл по звериному, грозя кулаком дальнему берегу реки. А плот меж тем приближался к следующему повороту русла. Василий глянул на карту. Выходить на берег, чтобы спрятаться в лесу уже не имело смысла. Это был последний поворот перед Гиблым местом.

* * *

Серый, ладно скроенный костюм. Галстук в тон костюму холодно-неопределенного цвета. Скорее тёмно-синий с серебристым отливом, нежели фиолетовый на фоне серой рубашки. А может и фиолетовый. В сумраке не разобрать. Он всегда носит нейтральные цвета этот «Серый». Так Каменецкий называл своего непосредственного босса, того, кто давал ему указания, единственного, чьи приказы он должен был исполнять беспрекословно. Он сидит неподвижно в кресле напротив Каменецкого. Их разделяет низкий стеклянный журнальный столик. На столе стакан с минеральной водой. На этот раз один стакан. В дурном расположении духа сегодня Серый. Только для него стакан. Молчит. Взгляд его сверлит Каменецкого. Но тот тоже держит взгляд. Сидит в кресле напротив и ждёт.

— Докладывай, — без эмоций в голосе произнёс Серый.

— Поиски пока не дали результатов. Мы послали туда ещё два вертолета, — начал, было бодро, Каменецкий.

— Знаю, — прервал его Серый. — Что на острове? Нашли что-нибудь?

— Нет, — мотнул головой Каменецкий. — На острове пусто. Никаких следов. Последний раз пилот докладывал при подлёте к острову. Сообщил, что идет на посадку. Видит лодку у берега. А потом связь прервалась. Возле пристани в Широком Логу обнаружен автомобиль агента. Кроме того, исчез некто Степан Ознобищев — сторож пристани. Исчез вместе с лодкой. Скоре всего это он отвёз агента на остров.